Посмотрев, как они расселись вокруг неё, отошёл чуть в сторону, чтобы видеть беседку и подступы к ней полностью. В руке он сжимал лёгкий меч, который обычно брал на охоту. Усевшись в тени гибискуса Харук внимательно вслушивался в звуки сада, не упуская из вида беседку. Тихий свист. Это же звук стрелы. Телохранитель вскочил на ноги, но из тени куста не вышел. Звук падающего тела. Подстрелили воина на крыше. Почему второй не подал знак?

– Быстро всем в покои! Быстро!

Поздно. С крыши как горох посыпались воины без опознавательных знаков. Сколько же их! Харук бился сразу с несколькими и видел, что два воина схватили девушку в накидке и потащили к стене. Служанки с визгом бросались врассыпную, но он видел только одну. Ту, что ему надо было спасти даже ценой своей жизни. Откинув нападавших, он подбежал к беседке и схватив за руку Анхари одетую служанкой, быстро нырнул на боковую аллею и побежал с ней к покоям. Успеть бы. Там можно через скрытый ход убежать. Кажется, успели. Погони нет. Наверное, схватив приманку, люди принца решили, что дело сделано.

Они с Анхари бежали по подземному ходу, который вёл к небольшой лачуге за пределами поместья. А там рядом можно в скалах укрыться и дождаться, пока вернётся господин. Сначала они решили, что это удобный случай, чтобы сбежать. Но потом поняли, что господин Дарриш разошлёт везде людей, разыскивая похитителей дочери, и их быстро обнаружат. Харук приподнял крышку погреба, проверяя, нет ли кого в лачуге. Всё было тихо. Беглецы выбрались и, осмотревшись, не заметили ничего подозрительного вокруг лачуги.

Однако Харук предложил подождать и не выходить сразу. Чувство тревоги всё ещё не покидало его, подсказывая, что не всё ладно. Но тут его чуткий слух уловил едва слышный шум, идущий из подземного хода. Выбора не было, и они осторожно вышли под палящее солнце. Воздух зазвенел роем стрел. Харук несколько секунд стоял, потом рухнул на землю, прошептав: «Беги». Но Анхари не побежала. Она склонилась над ним, а затем, опустившись на землю, взяла его лицо в свои руки.

Нет, нет больше её Харука. Она видела, что от скал бегут к ней воины. Но это не имело уже значения. Погладив телохранителя по щеке, она вытащила у него из-за пояса кинжал. Острый. Значит, будет легче. Воины, поняв, что она задумала, кричали, но сделать ничего не могли, слишком далеко ещё они были. Разве кинжал может причинить боль больше той, что она уже испытала когда-то, думая, что потеряла свою любовь? А эта боль – избавление. Они снова пойдут вместе уже по другой жизни. До встречи, Господин мой Риммор. До встречи. Взяв его за руку, тихо легла Анхари рядом с любимым, держась второй рукой за кинжал, как будто боялась, что кто-то успеет вынуть его до того, как замрёт её сердце. Так и застали их преследователи, мирно лежащих рядом.

Господин Дарриш потом нашёл предателя, который рассказал про тайный ход. Но дальше его казни дело не пошло. Доказательств, что это именно принц послал похитителей, не было. Слуге много заплатили, но кто это был, он не знал. Пытками добились от него, что про тайный ход он рассказал незнакомцу ещё до приезда принца. К тому же Дарриш сам был свидетелем, что принц никаких приказов не отдавал, вся его свита была при нём, и к нему не приезжали гонцы.

Года два господин горевал, а потом родня уговорила его снова жениться. Так он и сделал. И снова на девушке из Локери́. Говорят, у них родился сын, а потом второй, и они живут счастливо, но вот покои Анхари стоят с тех пор закрытыми. Господин запретил в них что-то менять.

Тиали́ пряла, сидя у окна и напевая. Когда нить не получалась ровной, она хмурилась и прерывая пение что-то бормотала, стараясь вытянуть нить. Ещё больше она сердилась, когда нить рвалась. Тогда она не скручивала кончики нитей, а делала узелки. У её ног стояла корзина с уже готовыми клубками нитей. В одних клубках нити были ровненькие, как будто их пряла опытная мастерица. А в других нитка была из сплошных узелков, будто забыла она, как веретено в руках держать.

Нить, которую пряла Тиали в этот раз, была поначалу ровной, но потом, мастерицу как подменили, и она стала прясть, то сильно вытягивая и истончая нить, отчего та рвалась, то наоборот, делая слишком толстой. Глядя на свою работу, Тиали вздыхала, но продолжала прясть, только вместо песни раздавалось теперь тихое бормотание.

– Сколько же врагов ты нажил и скольких людей успел погубить. Ах, Владыка, боюсь, что и сотней жизней ты не расплатишься. Странные люди и даже боги порой думают, что кто-то предопределяет судьбу. Конечно, предопределяет. Только не кто-то, а вы сами. Посмотри, Владыка, я искуснейшая мастерица. Под моими пальцами рождается тончайшая и нежнейшая нить. Но что я могу сделать с нитью твоей судьбы? Она груба и некрасива. Ты сам завязываешь эти узлы. Сам. И пока ты их не развяжешь, тебе не вернуться.

В окно она увидела, как во двор вошли двое мужчин и женщина. Заметив в окне Тиали, они склонились в приветствии и, следуя пригласительному кивку хозяйки, вошли в дом.

– Что привело вас ко мне, братья, сестра? Чья судьба вас так волнует?

– Хотим знать, как прошло первое рождение Риммора.

Тиали достала из корзины два клубка. Оба были небольшие. Но один был в основном с гладкой нитью, где лишь изредка попадались узелки, а второй был весь из узелков. Она протянула клубки Таронжу.

– Смотрите.

Таронж взял их и положил на ладонь. Перед ними поплыли картины. По шумному, пёстрому рынку идёт девочка, в сопровождении отца и слуг. Вот остановилась и взглядом ищет кого-то. Встретилась глазами с худеньким парнишкой в ряду рабов. Они явно узнали друг друга, хотя никто этого и не заметил.

Вся последующая жизнь их пролетела перед богами вплоть до последнего прощания. Боги переглянулись, и Риген уважительно дотронулся до нити.

– Жемчужины памяти души. Смотри какая талантливая. Что будем делать? Они ещё не ушли в следующее рождение и сейчас пока в Лимбе. Можем забрать жемчужины.

Дэйра покачала головой.

– Мне кажется, что не надо этого делать, раз они смогли для себя создать этот шанс. Как думаешь Таронж?

– Согласен. На мой взгляд, это делает их испытание только тяжелее. Родиться рабом, зная, что ты раб от рождения, это одно. Раб не знает другой жизни. Но быть рабом, зная, что ты был богом и не иметь возможности ничего изменить – это истинное испытание. Ему предстоит теперь в каждом рождении знать, почему он проходит это, и быть просто человеком, помня, что когда-то он обладал силой, магией, властью. Однако теперь надо всё время наблюдать за ними. Подумаем, кого послать.

Боги согласно закивали.

– Значит, так и сделаем. А как дела у триумвирата? Скоро они вернутся?

– Скоро. Нити их последних жизней подходят к концу.

– Благодарим тебя Богиня Тиали.

Сад мерцал яркими огоньками, которые Лунерд зажёг везде. Накрытый стол ломился, а Рохиса продолжала хлопотать. Как только ей приходило на ум, по какому блюду дети могли ещё соскучиться, она тут же бросалась на кухню. Они уже вот-вот вернутся из дворца, а ей казалось, что они ещё не готовы. Лунерд подошёл и обнял её.

– Матушка, успокойся. Всё прекрасно и теперь они уже не уйдут. Успеешь побаловать.

Рохиса улыбнулась.

– И то, правда. Слышишь? Пришли!

Через несколько мгновений её уже обнимал Андвин, а следом Гардиса с Идаром. Среди богов не принято стыдиться слёз. Ни слёз радости, ни слёз печали. Поэтому все плакали и смеялись. Потом восхищённо охали, пробуя стряпню Рохисы, поднимали чарки с медовухой, приветствуя благополучное возвращение и обсуждая будущую свадьбу.

Вскоре поднимали чарки уже и на самой свадьбе. Удалась она на славу. Всю ночь плясали гости. Вымотали три оркестра. Фейерверки взлетали выше облаков. Красоту невесты и её наряд потом воспевали в балладах, а их полёт на драконе запомнил и стар и млад. Давно так не веселились в Эргирии. Да и повод был достойный. Тёмный Владыка ушёл в круги искуплений, а в Эргирии снова наступили мирные времена.