Зоя Лето
Отпусти меня
Вступление
Говорят, судьба – жестокая штука. Если настигнет, то от неё не спастись. Хочешь – плачь, а хочешь – злись – без толку. Несмотря на это, жизнь каждый день даёт нам шанс, стоит только руку протянуть. Только не все им пользуются.
Злой рок судьбы настиг меня, когда мне было всего шесть лет. Неизвестный жестоко убил мою мать в её день рождения. Брызги крови были по всей гостиной. Ирония судьбы, а может её злая шутка. День рождения стал днём смерти. И словно этого было мало, вдобавок ко всему у меня развилась амнезия.
Увы, но возмездия не случилось. Убийца не понёс заслуженного наказания. Так как я не помнила его и до сих пор не могу вспомнить.
Два года лечения не дали никаких результатов. Не было ясно и само появление амнезии. Никаких травм или ушибов головы, сотрясений мозга у меня обнаружено не было. Врачи решили, что амнезия была вызвана самим организмом, дабы защитить детскую неокрепшую психику от страшных воспоминаний. Кроме постоянных терапий и кучи лекарств, меня кормили ещё и надеждами, что амнезия нередко бывает спонтанной и воспоминания вскоре вернутся. Но с каждым днём надежда становилась всё призрачнее и таяла, словно снежный ком. Время шло, а я не могла вспомнить ни кусочка из своего прошлого.
После лечения меня определили в пансионат для девочек Святого Даниила, так как не кому было взять надо мной опеку. Мать была сиротой, поэтому других родственников у меня не было. Своего отца я никогда не видела. Знала лишь то, что он бросил нас ещё до моего рождения. Полиция пыталась связаться с ним, но всё было тщетно. Дом, в котором проживал отец со своей новой семьёй, был продан, и в нём уже больше года жили другие люди. Родители отца давно умерли, а с остальными родственниками он не поддерживал связь. Что касается его второй семьи, то удалось выяснить, что они погибли. Женщина с близнецами возвращались на машине домой от своих родителей в сильный ливень и, не справившись с управлением, вылетела с моста в реку. Последний раз отца видели на похоронах, а потом он как в воду канул.
Я не сильно этому расстроилась. Конечно, мне было жаль его семью, но меньше всего я хотела жить с отцом, который меня бросил. Ведь будь он с нами, мама, возможно, была бы жива.
В пансионате мне жилось очень тяжело. Преподаватели, воспитатели, монашки, даже поварихи были мной недовольны. Я отвратительно училась, плохо ела, к молитве тоже относилась несерьёзно. Всё потому, что моя голова была занята совсем другим.
Я пыталась вспомнить.
Поэтому меня частенько наказывали то работой на кухне, то лишним часом молитвы, то уборкой в библиотеке. Последнее наказание было моим любимым. Лишь в библиотеке я могла побыть в тишине, подумать о своём, почитать книги. Читать приходилось в потёмках, поэтому моё зрение заметно ухудшилось, и вскоре мне пришлось носить очки. Я была одиночкой, ни о каких подругах и речи не было. Надо мной издевались, иногда просто оскорбляли, называя чокнутой или очкастой дурой, а иногда заходили дальше, применяя физическое насилие. Нет, меня не били, а толкали, пинали, портили мои вещи, могли закрыть где-нибудь на час или два. Я никогда не жаловалась, понимая, что иначе жить здесь станет совсем невыносимо.
Годы шли, и я постепенно начинала вспоминать своё прошлое. Но память вернулась ко мне не полностью. Та злополучная ночь так и осталась громадным пробелом в моей жизни. Временами я впадала в депрессию. К шестнадцати годам она переросла в расстройство психики, которое просто выкачивало из меня все силы, энергию и способность радоваться жизни. У меня не было сил элементарно встать с постели и умыться. Тогда мне назначили психолога.
Психолог была удивительной женщиной. Каждый день на протяжении недели я рассказывала ей одно и то же. Про свою амнезию, как меня лечили, чем лечили, как мне живётся в пансионате и о том, как хочу вспомнить убийцу матери и наказать его. Она всегда внимательно меня слушала, хотя знала мой рассказ наизусть. Мы с психологом быстро нашли общий язык. Чуть позже к ней назначили ещё одну девочку по имени Лиз. Не знаю, чем она меня зацепила, но я захотела с ней подружиться. Сделать первый шаг оказалось нетрудно. Через час мы уже болтали обо всём на свете. Лиз стала моей лучшей подругой, точнее единственной.
Как-то на вечерней молитве ко мне подошла сестра Джоанна и позвала на прогулку. Всю дорогу она рассказывала мне о Боге, о том, что если я счастлива, то и Бог счастлив, а если грущу, то он грустит вместе со мной. Сестра Джоанна говорила и говорила о своём Боге, а во мне закипал гнев. Я резко остановилась.
– Сестра, вы так красиво рассказываете о Всевышнем, о том, как он любит детей своих и заботится о них, – мне пришлось говорить как можно тише, пытаясь при этом удержать злость, что рвалась наружу. Руки непроизвольно сжались в кулаки, и я почувствовала лёгкую боль от ногтей, впившихся в нежную кожу ладоней.
Сестра Джоанна остановилась и, как обычно, с лёгкой улыбкой посмотрела на меня.
– Девочка моя, тебя что-то беспокоит? Расскажи мне, – она говорила ласково, с нежностью. Стояла, как всегда, опустив руки вниз, скрепя пальцы между собой в замок.
– Сестра, – снова повторила я, заметно повысив голос. – Скажите, где был ваш Бог со своей любовью и заботой, когда убивали мою маму? – я почти кричала. Слёзы предательски текли по моим щекам, ладони уже ныли от впившихся в них ногтей.
Она подошла ко мне и взяла за руку, заставляя мой кулак раскрыться и дать свободу израненной коже ладоней.
– Солнышко, – мягко сказала сестра Джоанна. – Соня. Я могу так тебя называть?
– Конечно, можете, это же моё имя, – я глубоко вздохнула, прогоняя из горла ком, мешающий дышать и говорить.
– Соня, – она повела меня дальше, всё также держа за руку. – Бог здесь не причём. Он дал нам жизнь, а дальше мы сами вершители своих судеб. Да, иногда в нашей жизни случаются страшные вещи, которым мы не можем противостоять и не в силах что-то изменить. Нам остаётся только жить дальше. Прошлое нужно помнить, а не жить им.
– Но я же не помню, – я всхлипывала, но ещё не плакала.
Рядом с сестрой Джоанной мне стало тепло и спокойно. Как … с мамой.
– Значит, и не нужно. Живи сегодняшним днём. Оглядываясь постоянно назад, перестаёшь замечать то, что происходит у тебя буквально перед носом. Все фрагменты из своего прошлого ты можешь так и не вспомнить. Частенько воспоминания о последних событиях предшествовавших амнезии, зачастую не возвращаются никогда. Ты просто потеряешь время. Вряд ли твоя мама хотела бы для тебя такую жизнь. Подумай об этом, дорогая.
И я сдалась. У меня больше не осталось сил.
Сестра Джоанна была права во всём. Моя мать как десять лет мертва. Её убийца давно уже скрылся. Даже если мне удастся вспомнить, как он выглядел, его навряд ли смогут найти спустя такое длительное время. А между тем, я потеряю свои лучшие годы на поиски своих давно утраченных воспоминаний.
Понемногу я стала навёрстывать упущенное время. Взялась, наконец-то за учёбу, стала больше времени проводить с Лиз, участвовать в жизни пансионата. Каждый день я благодарила Бога за то, что уберёг меня той ночью, и просила, чтобы он присмотрел за мамой. Там, на небесах.
Меня хвалили, иногда даже ставили в пример. Девушки, что издевались надо мной, стали относиться ко мне лучше. Жизнь потихоньку налаживалась, до того дня…
За неделю до выпуска из пансионата, я проснулась среди ночи, вся потная и с учащённым сердцебиением. Приняв сидячую позу и обхватив руками шею, постаралась восстановить дыхание. Сердце бешено стучало в груди, во рту всё пересохло, пот со лба капал мне на грудь, а в голове звучала лишь одна фраза:
«Я вспомнила! Чёрт возьми, я вспомнила!»
***
В ту ночь я сидела на софе в гостиной и плакала. Услышав, как повернулся ключ в замке, я бросилась к двери, но на полпути остановилась. Открылась дверь и вошла мама. Она была с цветами. Розы, много роз. Мама стояла ко мне спиной и с кем-то разговаривала, смеялась. А затем следом за ней вошёл мужчина, и они поцеловались.