Монстр в руках спит, будто чувствуя, что не стоит испытывать чужое терпение. Кайрис представляет на месте него полено, и поездка становится чуть менее невыносимой. Она впервые выбирается в город, но от былого предвкушения ничего не остается. Только желание поскорее со всем покончить. Кайрис так глубоко уходит в свои мысли, что не замечает, как Давия оборачивается.

– Везешь, чтобы богиня отметила его своим крылом? – нервно улыбнувшись, спрашивает она – наверняка из вежливости. – Как его зовут?

Зовут? Кайрис морщится – она не собиралась давать монстру имя. Но теперь, когда Давия спросила, гаденькая мысль проскальзывает в голове. Почему бы и нет. Кайрис улыбается. Он будет ненавидеть свое имя.

– Его зовут Конрий, – отвечает она, с болезненным удовольствием подмечая, как вытягивается чужое лицо.

Ну конечно, она ведь только что назвала ребенка ублюдком. Но разве это не правда? Давия бледнеет и собирается что-то сказать, но муж одергивает ее, неодобрительно косясь на Кайрис, и остальную часть пути они едут молча, так и не говоря, даже когда высаживают у храма. Город запоминается Кайрис шумной крикливой толпой и нависающими над дорогой зданиями. Ее быстро начинает мутить от такого большого количества людей, еще и монстр начинает ворочаться в руках. С трудом протолкавшись через площадь, Кайрис задирает голову.

Храм огромен: он больше дома старейшины – да и больше, чем все городские дома тоже. Уходит ввысь, царапая крышей небо. Стены, выложенные разноцветными камнями, обкатанными морем, будто бы влажно блестят на солнце. У деревянных кормушек возятся голуби и воробьи: город находится слишком далеко от моря, чтобы приманить воплощения богини, как это бывает в портовых. Над входом Кайрис видит фигурку чайки, выдолбленную из белого камня. Кайрис по привычке тянет руку к деревянной птице на шее и натыкается на голую кожу. Так, значит, это был не морок? Тем лучше – учитывая, что она собирается совершить.

Поднявшись по ступеням к самой двери, Кайрис кладет шевелящийся сверток на пол и макает пальцы в черный порошок внутри деревянной чаши, стоящей на специальной подставке –перед входом в храм им мажут щеки и лоб. Но Кайрис четко и медленно выводит на нежной младенческой коже всего одно слово: Конрий. И не может сдержать злорадной улыбки. Теперь его не назовут по-другому. Не посмеют – кто же переступит через обычай? Неожиданно ей становится горько и одновременно весело. Не такой судьбы она когда-то хотела себе или своему ребенку, но боги решили за нее. Кайрис наклоняется и с отвращением целует младенца в лоб, будто заверяя только что сделанное. Изо рта вырывается белесое облачко пара.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, Кайрис встает и идет прочь, не оборачиваясь. С каждым шагом чувствует, как расслабляется туго натянутая струна в груди, будто каждая оставленная позади ступень приближает Кайрис к свободе. И вместе с этим приходит спокойствие. И все-таки, раз отречение от богини ей не приснилось, надо проверить и ту историю про Алесия. А потом уже Кайрис решит, уйти ли, тая в огромном городе, или вернуться.

695 год, Похолодник, 4

Когда, спросив у торговки шерстью, она узнает, что казнь и правда была, – почти не удивляется. Только остро колет в груди: колет и пропадает. Кайрис стоит еще несколько мгновений, не шевелясь, а когда женщина окликает ее, поворачивается и медленно идет к воротам, где ее должны будут забрать Давия со своим мужем.

В голове крутится только одна мысль: это все правда. Не бред, не морок, не безумие. Серп говорил с ней, но не ясно, почему Крия никогда не упоминала, что он колдовской. Даже во всех сказаниях и легендах о ворожеях нет ни слова о говорящем оружии. Что это: живая душа, вплавленная в металл, или человек, превращенный в оружие заклятием? Проталкиваясь сквозь толпу, Кайрис думает, как легко было бы в ней навсегда затеряться, но что-то удерживает, не давая на это решиться. Она не может уйти, не разобравшись с Улыбкой Змея. Пока не может.

Обратно едут совершенно молча: похоже, Давия только сейчас понимает, к чему была вся эта поездка, когда не видит этого ворочающегося свертка у Кайрис в руках. И стоило бы что-то чувствовать, но Кайрис одолевает полное безразличие. Только говорящий серп остается единственным, что вызывает интерес, но он больше не откликается, и с каждым разом Кайрис приходит в комнату все реже и реже, а потом и вовсе перестает. И собственная жизнь перестает ее интересовать окончательно. А потом вновь наступает весна.

696 год, Посадник, 6

У дома кузнеца мальчишки кидаются камнями в Костолома. Кричат, подначивая друг друга, и кривляются. Кайрис видит, как тяжело вздымаются бока огромного пса, когда тот прыгает, пытаясь достать обидчиков, но только клацает в воздухе зубами. Цепь натягивается до предела и дергает его обратно, прямо в пыль. Кажется, что звенья в любой момент лопнут, но пока что они держатся.

Самый крупный из мальчишек поднимает с земли камень и взвешивает на руке, а потом понимает, что Кайрис смотрит. Он останавливается, ожидая ее реакции, но Кайрис только безразлично скользит по собаке взглядом, и мальчишка успокаивается. Пихнув одного из своих подельников в бок, он замахивается и отправляет снаряд в полет. Просвистев в воздухе, камень ударяется псу прямо в лоб. Костолом рычит, обнажая зубы, поднимается на лапы, но второй мальчишка следует примеру приятеля. Пес дергается, срывается на скулеж и, прижавшись к земле, прыгает.

Его огромное черное тело мелькает перед глазами Кайрис, но та даже не моргает. Цепь звякает, и рухнувший на землю Костолом заходится хрипом. Зверь не способен понять, что металл сильнее. Мальчишки хохочут, но все равно немного отступают. Знают, что стоит подойти ближе – и собачьих зубов не избежать. В пса опять летят камни, и он начинает пятиться. Люди могут спрятаться, а ему – некуда. В темных глазах мелькает что-то почти человеческое.

Дверь отворяется, и наружу выходит недовольный кузнец. Мальчишки тут же роняют камни и кидаются врассыпную, пока вслед им летят ругательства. Когда они убегают слишком далеко, кузнец чешет затылок и оглядывается. Наткнувшись взглядом на Кайрис, он сплевывает и уходит, бормоча себе что-то под нос. Кайрис бросает на Костолома последний взгляд и продолжает свой путь.

В ней не осталось ни капли сочувствия для пса. Тем более, Кайрис и так здесь слишком задержалась, а Крия не любит ждать. По пути она чуть не врезается в Велису. Та кривит рот в улыбке и собирается что-то сказать, но Кайрис не останавливается и даже не оборачивается. Какая разница? Это все не имеет значения.

Крия оказывается на кухне – вместе с одним из деревенских мужиков, который объясняет что-то про то, что у него не кашель, а чей-то наклик. Духи, мол, злые одолевают. Крия слушает молча, не меняясь в лице, и Кайрис отлично знает, что поступит она, конечно же, по-своему. Кайрис равнодушно здоровается с мужчиной и тут же перестает его замечать, обращаясь к ворожее:

– Дэр Крия, Селия благодарит за настойку и просит еще каких-то трав, чтобы крыс отпугивать.

Крия кивает.

– Отлично. Отнеси ей ядуницу, только пусть много не кладет. И не задерживайся, – говорит она, даже не оборачиваясь и продолжая выслушивать мужика.

Кайрис вздыхает, но у нее нет никакого выбора, кроме как послушаться. Если она выполнит и это поручение, можно будет подремать до обеда, все равно Крия будет занята. Только надо идти побыстрее… Приближаясь все ближе к дому старейшины, Кайрис начинает замечать, что сегодня в деревне необычайно шумно и людно. Прямо напротив здания собралась целая толпа, шум чужих голосов такой громкий, что слышно издалека. Кайрис невольно замедляет шаг, пытаясь понять, что происходит.

Пару мгновений она задумчиво глядит на толпу, а потом, поколебавшись, начинает пробиваться вперед. На нее шикают, кто-то даже поминает Зилая, но Кайрис не останавливается, пока не оказывается в первых рядах. Разглядев, что происходит внутри кольца, она невольно застывает от удивления. В центре круга танцует жилистый парень с бритой головой – гибкий, как прут. На нем нет ничего, кроме широких, чуть закатанных до колен штанов: грудь и ноги обнажены, поэтому отлично видно перекатывающиеся мышцы. В руках танцора мелькают, сверкая на солнце, два узких легких меча. Кайрис не верит своим глазам. Она чуть наклоняется к стоящему рядом парню и спрашивает: