–– Уходи, Нейт. Разве ты не понимаешь, что делаешь только хуже? – Крис сидел в амбаре, где на зиму сушили сено, когда он увидел Нейта, то поднялся на ноги.

–– Я не хотел, чтобы ты узнал об этом так, – Нейт подошел к нему, положил его ладони на свою талию и сам обнял. – Но сейчас я с тобой. Чувствуешь? Да, я поступил в колледж, а ты завербуешься в армию, но сейчас мы здесь. И у нас есть еще время, – Нейт встал на колени и утянул за собой Криса. – Я буду писать тебе в часть. И у тебя будут увольнительные. Я сдам экзамен на права и буду приезжать к тебе. А иногда ты будешь приезжать ко мне. И я, как обещал много лет назад, покажу тебе Статую Свободы и Эмпаир стейт, – быстро шептал Нейт, расстегивая свою легкую рубашку.

–– Подожди, не снимай с себя одежду, – попросил Крис и взял его за запястье.

–– Почему? – Нейт лег на спину. Под ним было теплое сено. Оно опьяняюще пахло луговыми травами, и Нейта повело.

–– Натаниэль, не нужно делать так, чтобы потом было еще больнее, – Крис покачал головой.

–– Больно будет в любом случае. Просто будь со мной сейчас. Люби меня, – Нейт коснулся ладонью его щеки и поцеловал. И Крис поддался. Нейт ухватился зубами за мочку его уха и, пытаясь унять сердце, бьющееся в горле, крепко обнял, когда Крис снял с себя рубашку.

Крис погладил его по волосам и, приподняв голову Нейта за подбородок, внимательно взглянул в глаза, провел пальцами по губам, подушечками задевая ровный ряд нижних зубов.

–– Мне хорошо здесь с тобой, – от былой уверенности не осталось и следа. Нейт впился ногтями в плечи Криса и подумал, что все, и правда, кончено. Он чувствовал тепло его тела, запах. Смотрел в глаза. Но в них словно что-то перегорело. Нейт понял, что, как раньше, уже никогда не будет.

–– Тогда останься, – прошептал Крис и расстегнул молнию на его джинсах. Он положил ладонь на шею Нейта и глубоко поцеловал, чувствуя на языке дыхание, чувствуя, как глухо на языке бьется его сердце.

Того, как в амбар зашел отец Кристиана, они оба не заметили, но уже через пару мгновений Джон Коннелл схватил своего сына за плечо и отбросил в сторону. Нейт не помнил, как завязалась драка. Не драка даже, а избиение. Крис лежал на деревянном полу и даже не пытался защититься. «Будет только хуже», – однажды сказал он. Нейт набросился на Джона со спины, но тот оттолкнул его локтем, и удар пришелся в лицо. На секунду у него закружилась голова, а из носа потекла кровь. Но он снова попытался удержать Джона.

–– Уходи, – прошептал Крис, а Джон посоветовал ему замолчать. – Уходи, – сказал он громче. Крис кричал одно это слово так громко, что у Нейта закладывало уши. – Уходи! – кричал он. Джон сказал, что когда закончит с ним, то возьмется за самого Нейта. – Прошу тебя, – сказал Крис, держа ладонь возле сломанного носа. – Уходи.

После этого Нейт множество раз задавал себе один и тот же вопрос. Почему он тогда все же ушел? Когда он вернулся домой, его ждали мать, отец и дед. Женевьева подбежала к сыну и стала осматривать его.

–– Со мной все в порядке, мам, – сказал Нейт, и это было наглой ложью. А потом он осел на пол и расплакался. Джен прижала сына к себе, пачкая свое платье его кровью, и старалась успокоить.

Разобравшись во всем, Аарон взял свою машину и вместе с Сэмюэлем поехал к дому Джона Коннелла.

Вернулся он под утро. С наливающимся синяком под глазом и со сломанным пальцем.

–– Крис в порядке? – спросил Нейт, не сомкнувший глаз за всю прошедшую ночь.

–– Да, – выдохнул отец. – Я отвез его к фельдшеру.

А позже, сидя у открытого окна в своей комнате, Нейт услышал разговор Аарона и Сэмюэля.

–– Ты слышал, что сказал этот ублюдок? «Увези своего сына – педика отсюда, или я переломаю им обоим шеи, как курам», – сказал дед, оставив пустую чашку с кофейной гущей. Он никогда не умел подбирать выражения и всегда был очень откровенным и немного грубым.

–– Нет нужды повторять, что он сказал, отец. И… Нельзя оставлять мальчишку с ним, – сказал отец. На палец ему наложили шину, а к ушибу на лице он прижимал лед, завернутый в полотенце.

–– С ним все будет нормально. Он уедет в армию. И если у него хватит ума, он либо умрет где-нибудь на Ближнем Востоке, либо выживет, но сюда больше не вернется, – дед покачал головой. У Нейта потекли слезы. – Я присмотрю за мальчишкой.

–– Нейт его, похоже, любит, – выдохнул Аарон и пожал плечами.

–– Послушай, сын. Всякое бывает. Но это просто подростковые глупости.

–– Нет, это катастрофа, – усмехнулся отец, и Нейт подумал, что это слово очень точно описывало то, что он чувствовал.

–– Увези моего внука отсюда. Я хочу, чтобы ты сегодня же посадил его в машину и увез.

Нейт закрыл окно, лег на разобранную кровать и прикрыл глаза. Нос саднило, а под глазами уже начали наливаться синяки. Внизу переговаривались его родственники. Виола хлопотала по дому, собирая их вещи. «Жизнь закончилась», – думал Нейт. Его сердце уже никому не удастся собрать по осколкам и склеить так, что не отличишь от живого.

Вечером они погрузили в машину вещи, распрощавшись с теми, кто остался доживать свой век в стенах усадьбы.

Ноа не проснется через пару месяцев, и они похоронят его в семейном склепе. А еще через несколько лет уйдут Сэмюэл и Мария. Виола соберется к сестре в Джорджию. А у Криса не хватит ума, и через много лет он вернется в дом своего отца, в свой отчий дом с первым же попутным грузовиком из Литл-Крика. Всего этого Нейт тогда не знал. А если бы знал, то ничего бы не смог сделать, потому что, как только он сел в машину, Аарон заблокировал двери.

–– Выпустите меня, – кричал он, увидев, что, когда они тронулись с места, к усадьбе на велосипеде подъехал Крис, не успев всего на мгновение. Он тяжело дышал, лицо, его прекрасное лицо, было распухшим. – Выпустите меня, – просил Нейт, но Аарон его словно не слышал. Он поднес кулак ко рту и прикусил кожу.

–– Не нужно, милый, – прошептала Женевьева. Она сидела рядом с сыном на заднем сиденье. – Все кончено, милый. Все кончено. Будет только хуже, если ты выйдешь из машины. Будет больнее, – мать обняла Нейта, прижала к своей груди, как в детстве, и гладила по волосам, пока он плакал и до тех пор, пока, обессиленный, он не уснул на ее коленях. Джен смотрела в окно. Мимо, как и много раз до этого, проносились безликие, выцветшие пейзажи. Она лила безмолвные слезы и думала, что самой большой ошибкой в ее жизни был день, когда она впервые с годовалым сыном на руках переступила порог усадьбы Розенфилдов.

11 сентября 2001 года.

В доме пахло свежими круассанами и горячим кофе. Женевьева всегда просыпалась рано, и, прежде чем поехать на работу, спускалась в маленькую кофейню напротив их дома и покупала выпечку к завтраку. Они не раз сидели в этой безымянной кофейне с ней, пили кофе и говорили. Обсуждали выставку, с которой только что вернулись, или, обложившись пакетами, отдыхали после изнурительного шоппинга в верхнем Ист-Сайде.

Нейт застегнул рубашку, надел худи с эмблемой университета и высунулся в окно. Осень стояла теплая, и, хотя стволы деревьев уже потемнели от влаги, они были еще не готовы расстаться с яркой листвой и их пухлые, пышущие огнем верхушки, казались горящими факелами сверху.

Комната Нейта была его точной копией. Такая же, как он – светлая, немного растрепанная, но чистая, красивая и уютная. Сквозь легкие шторы проникал свет и звук проснувшегося города. У окна стоял станковый мольберт, старый, заляпанный краской. К стене были прислонены холсты. Нейт не мог смотреть на лицо человека, который с удовольствием смотрел на него с них.

Когда они вернулись из Виргинии в Нью-Йорк, Нейт бросил писать. Спустился вниз и положил в мусорный контейнер кисти и тюбики краски. Мольберт он тоже хотел выбросить. Мать и отец оставались в стороне. Иногда Нейт замечал, как они переглядываются, но они оба молчали. И он тоже молчал.