Нейт сказал, что на сегодня с него хватит машин, поэтому, когда они, наконец, нацеловались, хотя это казалось невозможным, Крис сказал, что отвезет его домой сам. Они подъехали к усадьбе, когда было уже за полночь. Свет в окнах не горел, поэтому Нейт, долго прощаясь с Крисом в машине, вышел из нее и, обежав спереди, просунул голову в окно и еще раз, в самый, теперь уж точно, последний раз, поцеловал Криса. Затем он, конечно, вернулся, когда Крис уже развернул машину, и снова поцеловал.
Нейт тихо открыл калитку, даже не пытаясь стереть улыбку с лица, и побежал к дому, а когда увидел на крыльце медленно тлеющий огонек сигареты, чуть было не закричал.
Джен сидела на ступеньках в легком летнем платье, хотя ночи уже становились прохладнее, и курила. Так, как она это делала, не мог никто – в этом Нейт был уверен. Она таскала у деда самокрутки и иногда по ночам выходила на крыльцо. Долго сидела, смотрела на звезды и медленно, с наслаждением курила. Сколько Нейт себя помнил, от матери всегда пахло немного табаком и тяжелым удовым парфюмом.
–– Мам! – сказал он и облегченно выдохнул. Конечно, она видела все, что происходило за воротами: с этой точки открывался отличный вид. Но все же это была она, а не дед.
–– Привет, милый, – Джен улыбнулась и похлопала по месту рядом с собой.
–– У тебя снова бессонница? – спросил Нейт и сел рядом с матерью, а она тут же обняла его и крепко прижала к себе.
–– Думаешь, я могу спать, когда ты не дома? – с улыбкой спросила она и потрепала сына по волосам.
–– Прости, мам, – Нейт поджал губы.
–– Ладно, – выдохнула Джен. – Ты любишь этого парня?
Вокруг было так тихо, что Нейт слышал, как тлеет папирусная бумага и горит табак. Оранжевый огонек ее ночной сигареты ярко загорелся, а затем на мгновенье потух, прямо перед тем, как она сделала следующий вдох. Она облизнула губы – язык мелькнул меж ее полных губ.
–– Я не знаю, но думаю, что люблю, – ответил Нейт и взял из рук матери самокрутку. Джен понимающе улыбнулась и встала с крыльца.
–– Пригласи его на ужин завтра, я буду рада.
В саду зажгли свечи, когда сумерки стали сгущаться. Уходящее солнце плескалось в бокалах с вином. Нейт держал руку Криса под столом и чувствовал себя невероятно счастливым. Он, боясь быть застигнутым, украдкой разглядывал профиль Криса и гладил тыльную сторону его ладони большим пальцем. Это, конечно, ни от кого не укрылось. Во всяком случае, от матери и отца. Нейт смотрел на своего друга с восторгом, с трепетной нежностью, ловил каждую его улыбку, и сам улыбался в ответ. Крис вырос красивым парнем. Таким классическим киношным красавчиком. У него были едва заметные веснушки от солнца, светлые волосы, которые он зачесывал набок, и невероятные глаза. Нейт держал бокал с рислингом и никак не мог понять, почему все восторгаются вкусом этого вина.
Становилось прохладно. Виола вынесла теплые пледы для тех, кто успел замерзнуть. Нейту не было холодно. Его кровь была горячей. Он чувствовал, как она кипит внутри него, слышал, как сердце тяжело и глухо бьется в груди. Весь его мир в тот вечер сосредоточился в теплой мозолистой ладони. Из проигрывателя звучала музыка, которая быстро стала их музыкой, гимном новой жизни.
В те дни Нейт увлекся фотографией. Фабьен говорил: «Живопись – это хорошо, но сколько ты знаешь художников, способных передать живой взгляд? С камерой проще». Нейт знал не много таких художников, поэтому согласился с Фабьеном и купил фотокамеру «Полароид». Он делал снимки, а потом они вместе наблюдали, как проявляется фотография. Нейт всеми доступными ему способами пытался запомнить. Он запоминал свою юность, с которой очень скоро придется расстаться, насколько скоро, он тогда не знал. Нейт словно собирал доказательства, чтобы потом быть уверенным, что ничего из этого он не выдумал, доказательства того, что это было, и это было прекрасно.
–– Решил, чем будешь заниматься после школы, Крис? – спросил отец Нейта.
–– Пап, – Нейт выразительно посмотрел на отца и едва заметно покачал головой. Ему казалось, что если Крис порежется, то кровь пойдет у него.
–– Да, сэр, – ответил парень.
–– Прошу тебя, просто Аарон, – поправил отец, сложил вилку и нож на пустую тарелку и сделал пару глотков вина.
–– Хорошо, Аарон, – улыбнулся Крис, и Нейт почувствовал, как его сердце пропустило несколько ударов. – Я собираюсь завербоваться в армию. В «SEAL».
–– Это очень… патриотично, – наконец выдохнул Аарон, подобрав правильное слово.
И если бы они все замолчали, если бы перестали говорить. Если бы дед не потянулся через стол и не похлопал Криса по плечу, если бы мать не погладила Криса по щеке, если бы не сказала: «Молодец, мальчик мой, ты очень храбрый». Если бы Крис не говорил: «спасибо, мэм» или «спасибо, сэр» каждый раз, когда его хвалили. Если бы они хоть на одну секунду замолчали и прислушались, то наверняка услышали бы, как сердце их возлюбленного, сына и внука разбивается.
Но они продолжали что-то оживленно обсуждать, откупорили бутылку игристого вина, зажгли больше свечей.
Крадущаяся с востока ночь чувствовала себя полноправной хозяйкой в Виргинии. В чернильное небо летели голоса и искорки свечей, во рту миллионами ярких звезд взрывалось пузырьками шампанское. Нейт еще сжимал руку Криса, когда мать достала из кармана вязаной накидки конверт и положила на стол перед Нейтом.
–– Его доставили сегодня, – счастливо улыбаясь, произнесла Джен.
–– Что это? – спросил Нейт, хотя видел на конверте эмблему Колумбийского университета.
Он предполагал, что это случится. Осень подкрадывалась незаметно. В саду поспела ежевика и виноград, из которого дед позднее сделает вино. Паутина в полях постарела и обвисла. Дожди шли все чаще, а дни становились холоднее и короче.
Но он не думал, что это случится так скоро. Нейт взял в руки письмо и аккуратно, медленно открыл его.
–– Ну, что там? – нетерпеливо спросил отец.
–– Поступил, – выдохнул Нейт и тут же взглянул на Криса. Тот молчал.
«Скажи что-нибудь», – подумал Нейт. Не было ничего странного в том, что он поступил. Он готовился очень упорно и долго, но сейчас все это стало так неважно. Все, чего ему хотелось, это чтобы Крис заговорил с ним, сказал хоть слово, но он молчал, а затем отпустил руку Нейта.
–– Простите. Я должен идти, – все же сказал он и встал из-за стола. Крис растворился в ночи быстро, она поглотила его в своей клыкастой пасти. Будто и вовсе не было.
–– Мне так жаль, милый, – сказала Джен и прижала ладонь ко рту.
Нейт еще какое-то время сидел, потом извинился и кинулся к гаражу. Он взял велосипед, надеясь, что Крис не далеко отъехал. Нейт крутил педали так быстро, как только мог. Он думал, что, возможно, это бессмысленно. Но не попытаться не мог.
–– Хочешь оставить что-нибудь здесь? – спросил Крис пару дней назад.
«Да, хочу, – подумал Нейт, – я хочу оставить здесь своё сердце, отдать его тебе, надеясь на бережность и аккуратность в обращении. Хочу остаться сам».
–– О чем ты?
И тогда Крис достал жестяную коробку. Она все еще пахла сублимированным кофе. Крис положил в коробку письмо, которое не дал никому прочитать. Лотти сняла с запястья браслет из розового кварца. Джо положил потертый значок помощника шерифа: его отцу выдали новый, когда повысили. А Нейт развернул к себе камеру и сделал фото на «Полароид», стараясь захватить всех сразу. А когда она проявилась, опустил фотографию на дно коробки. Они были счастливы, молоды, полны надежд в ожидании грядущего, в ожидании жизни. И никому из них не пришло в голову, что живее, чем сейчас, они уже никогда не будут. Крис взял небольшую садовую лопату и выкопал ямку. Они положили коробку под кизилом, возле памятного пруда.
Нейту не удалось догнать Криса по дороге. Он бросил свой велосипед рядом со старым «Фордом бронко», увидел слабый свет в конюшне и пошел на него.
–– Крис? – Нейт прошел мимо стойл. Лошади тихо фыркали, отзываясь на его голос. Он погладил одну по носу. Она была самой красивой, темно-серая, вся «в яблоках».
