– Но как же это, госпожа?! – совершенно расстроилась Зеррин Султан. – Куда они поедут?
– В безопасное место, куда не дотянутся руки Коркута-паши, – чуть ли не шепотом ответила ей тетя, боясь, что служанки могут это услышать. – И хватит об этом.
Она с неприятным чувством обошла племянницу, зная, какую боль доставляет ей своим отказом, но на кону стояло слишком многое, чтобы она могла позволить себе слабость.
– Госпожа, молю вас… – засеменила за ней Зеррин Султан и, обогнав, преградила собой путь. По щекам ее струились слезы, а губы жалобно подрагивали. – Если матушка скоро уедет, я больше никогда ее не увижу. Саид ни за что не отпустит меня от себя, да и вы наверняка запретите мне ехать, дабы не раскрывать их убежище. Прошу вас, позвольте нам увидеться напоследок! Я только об этом вас прошу! И после я сделаю все, что вы прикажете. Любое ваше слово, и я покорюсь. Я даже готова буду принять Саида, полюбить его. Буду лгать и обманывать ради вас. Все, что угодно! Лишь позвольте мне обнять матушку и братьев перед разлукой.
У Эсмы Султан было слишком доброе и чувствительное сердце, чтобы устоять перед такими мольбами. И без того чувствуя вину за то, что разлучила бедную девушку с ее семьей и заставила страдать в браке с жестоким тираном, женщина удрученно кивнула и вздохнула, когда Зеррин Султан обняла ее с радостной благодарностью и облегчением.
Поместье близ Стамбула.
Сбегая, она думала, что навсегда оставляет прошлое. Спустя годы страданий и одиночества она вырвалась на свободу, как птица из клетки. Но недолго она, счастливая и свободная, порхала в небесах. И вот она снова здесь, в еще худшем положении, чем когда-то. Лишенная всего, что успела посчитать своим, разлученная с родными и страной, которую давно уже считала своей обителью. Могущественная, воинственная и свободная королева Элейна Дориа вновь обратилась в поверженную, слабую и страдающую Нилюфер Султан.
Где-то в глубине души она знала, что так будет. И все потому, что бывший муж неустанно преследовал ее все годы ее жизни и правления в Генуе. Коркут-паша как обезумевший шел по ее следам, искал лазейки, чтобы подобраться к ней поближе и без устали предпринимал попытку за попыткой, пока не добился своего. Возобладав необъятным могуществом, он использовал все свои возможности и натравливал другие государства на Геную, лишь бы разрушить ее до основания в знак мести и вернуть бежавшую жену себе, как будто она была его собственностью, случайно оказавшейся в руках другого.
Нилюфер Султан пряталась от него все то время, что была королевой. Сколько нападений она пережила, сколько раз сбегала из расставленных им капканов, сколько раз едва не погибал Серхат от рук убийц, подосланных Коркутом. Видя все это, она потому и стремилась всеми силами победить. Если бы им удалось отбросить врагов, то и Коркут поостерегся бы нападать на нее. Но не случилось… В обеих войнах с Венецией и Османской империей Генуя потерпела сокрушительное поражение. Враги объединились против нее и безжалостно кромсали крохотное государство, ведомые жаждой мести. Лоренцо Гримани хотел навсегда положить конец соперничеству и оставить победу за Венецией, а Коркут-паша не меньше желал вернуть себе беглянку-жену.
Серхат, еще когда они были вместе в Генуе и сражались плечом к плечу с врагами, удивлялся его настойчивости и недоумевал, что же им двигало. Как мог мужчина, подобный ему, с его властью, влиянием, богатствами и возможностями годами гоняться за предавшей и унизившей его женщиной? Нилюфер Султан отвечала мужу, что не знает ответа, но на деле она все прекрасно понимала. Она прожила с этим человеком половину жизни и знала, что в какой-то мере он был безумен. Если уж он ставил себе цель, то достигал ее любой ценой. Коркут-паша мог терпеть насмешки, мог ждать десятилетиями, мог жертвовать всем, что имел, но всегда побеждал.
Победил и на этот раз. Затянувшаяся игра в прятки, наконец, закончилась, и вот она снова в клетке, откуда уже вряд ли сумеет выбраться. В Генуе, да и по всему миру ее считали погибшей. И Серхат, и Луиджина, и ее народ – все они давно уже похоронили ее и смирились с ее кончиной. Ей неоткуда было ждать помощи. Но прежде, чем осознать это, Нилюфер Султан дважды пыталась сбежать. Разумеется, ее похититель предусмотрел это, и ее поймали бдительные охранники, которые плотным кольцом окружали поместье, ставшее ее темницей.
Запертая здесь, Нилюфер Султан утешалась воспоминаниями о своей счастливой жизни рядом с Серхатом. Наверное, она была самой счастливой женщиной в мире, когда они соединились браком и поклялись любить друг друга, пока смерть не разлучит их. Его дети очень привязались к ней, а Луиджина даже называла ее «матушка» и была самой преданной ее сторонницей, а также лучшей наследницей из возможных. Если бы не бесконечные войны и преследования, устроенные Коркутом-пашой, она была бы счастлива и сейчас.
Она бы вернула Генуе былые процветание и благоденствие. Поначалу народ любил свою королеву за доброту и благородство, а знать уважала ее за силу и справедливость, но ее правление обратилось в тяжелые годы бесконечных войн, сопряженных с тяготами, голодом и потерями. И ей не осталось возможности проявить себя, как она мечтала. Корона на ее голове была неустойчива все эти годы, и лишь войны останавливали народ от мятежей, а знать от переворота. Она была их щитом, и пока королева сражалась на море, Генуя была защищена от набегов и разорения. Но, дважды проиграв, быть королевой она больше не могла.
Нилюфер Султан знала, чего ей ожидать по возвращении в униженную, измученную и обедневшую Геную. Если враги не убьют ее здесь, в сражении, то растерзает собственный разочарованный народ. И уже зная, что идет на смерть, она отправилась в последнее морское сражение в твердом намерении хотя бы умереть с честью и достоинством. Не от кинжала, вонзенного предателями в спину, а в честном бою с врагом. Замысел ее, однако, провалился, когда окружившие ее посреди битвы англичане вместо того, чтобы убить ее, захватили ее в плен. Серхат в то время был на берегу и защищал королевский дворец по ее приказу от вторгнувшихся в Геную османов. Он и не ведал о том, что произошло.
Англичане везли ее на корабле долгие месяцы, и королева уже успела придумать тысячи способов убедить английского короля отпустить ее, но когда в окошках трюма показалась земля, Нилюфер Султан с содроганием узнала родные берега Стамбула. Именно тогда она впервые увидела его после стольких лет. В великолепном наряде, с драгоценными перстнями на руках, но постаревший и уставший Коркут-паша спустился в трюм, где она была заперта, и с усмешкой победителя оглядел ее, привязанную к столбу. И тогда-то женщина все поняла… Все эти войны, сражения, тысячи погибших воинов и столько же безутешных жен – все это были жертвы, которые он принес ради того лишь, чтобы обрезать ей крылья и снова запереть в клетке.
Ее заточение длилось уже несколько месяцев – точно она не знала, но за это время осень успела смениться летом. Этого времени было достаточно, чтобы ее гнев и ярость сменились отрешенностью и полным отсутствием надежд. Поначалу, когда Коркут только поселил ее здесь и принялся наведываться пару раз в неделю, их разговоры почти каждый раз обращались дракой. Она бросалась на него с кулаками, вопила и рычала, но стоило ему осадить ее хлесткой пощечиной, от которой она валилась на пол, и все прекращалось.
Раньше он уходил сразу после этого, оставляя ее униженной и оскорбленной. Но когда спустя время она немного успокоилась и стала встречать его лишь угрюмым взглядом, Коркут стал приходить чаще и оставался с ней подольше. Бывало, садился рядом на тахту с кубком вина и молчал, думая о чем-то своем, как будто они все еще были женаты, и после трудного дня он приходил к любимой жене, чтобы просто побыть рядом и морально отдохнуть.
Былой жестокости и побоев, кроме пощечин в пылу ссоры, она от него уже не получала, но не спешила обманываться этим. Коркут попросту постарел и уже не мог похвастаться былой силой и энергией. Искать в его поступках любовь она не хотела – до того ей было омерзительно находиться рядом с ним после всего, что он сделал с ней и ее жизнью. Но, похоже, его своеобразные чувства за годы разлуки в самом деле не угасли. Было странно видеть, как он приходит к ней вечерами и кладет на столик то роскошное ожерелье, то пару книг. Словно в стремлении порадовать ее. Или садится, положив руку на спинку тахты у нее за плечами, и спрашивает, что она делала за день.
