Дильшах Султан была дочерью самого крымского хана. И она оставалась бы жить на своей родине, в кругу семьи и близких, но судьба распорядилась иначе. Не успел султан Ахмед взойти на трон, как, почувствовав слабость терзаемой восстаниями империи, Крым пожелал освободиться от ее гнета и обрести самостоятельность. Восстание разгорелось с молниеносной скоростью, и уже через месяц у крымского хана было собрано войско. Но они недооценили силу и влияние Коркута-паши.
В кратчайшие сроки тот мобилизовал все силы и безжалостно бросил их на врага, позволив возглавить атаку сыну Саиду-паше. За одно сражение он разбил взбунтовавшихся крымчан, дошел до ханского дворца и, угрожая поджечь его, потребовал платы за «прощение». Крым выплатил огромную дань, разорившую его, а хан был вынужден проститься с младшей дочерью, славящейся своей красотой, и отдать ее в жены османскому султану. Хотя изначально она была предложена Саиду-паше, но тот уже имел жену в лице Гевхерхан Султан.
Крымская принцесса Медине отличалась диким нравом и непокорностью – отец за это ее и невзлюбил, потому из всех незамужних дочерей решил расстаться именно с ней. Медине и тогда взбунтовалась: заручилась помощью влюбленного в нее подручного отца и почти что бежала с ним в преддверии отплытия в Стамбул, но тайных влюбленных поймали уже в порту, когда они садились на корабль.
Эту сумасбродную выходку принцессы скрыли, все свидетели были убиты, включая ее возлюбленного, и лишь в памяти самой Медине, ставшей впоследствии Дильшах Султан, остались горькие воспоминания о случившемся. Ее продали, как родовитую кобылу. Она была платой за восстановление мира, и семья, которая, как она думала, любила ее, без раздумий отказалась от нее. Но, как оказалось, настоящие испытания ждали ее впереди…
Рядом с хасеки стояла ее дочь – старшая из двух ее детей. Айнишах Султан была копией матери, за исключением бледной кожи и глаз, которые у нее были небесно-голубыми. Такая же черноволосая и миниатюрная, со жгучей восточной красотой и уже наметившимися формами, но более женственная и кокетливая. Ей нравилось наряжаться, хохотать невпопад и жеманничать – как говорится, ветер в голове.
Мать, видя в ней свое отражение, холила и лелеяла дочь, даже не думая заняться ее воспитанием, а отец, многое претерпевший в детстве, ко всем своим детям относился очень тепло и снисходительно, позволяя им любые прихоти, из-за чего Айнишах выросла избалованной, капризной и иногда даже сумасбродной принцессой, жаждущей любви и мужского восхищения.
– Надеюсь, когда меч будут вручать моему брату, на церемонии будет больше народу, – и на язык она была острой. Порой даже слишком. – Она должна быть намного роскошнее. Не так ли, мама?
Небахат Султан напряглась, но больше ничем не выдала своего возмущения, а Валиде Султан удостоила внучку усталым взглядом и отвернулась.
– Дай Аллах, так и будет, – ответила Дильшах Султан и язвительно усмехнулась. – Скоро мой Хасан подрастет и тоже возьмет в руки меч.
– Конечно же повелитель не сможет лишить такой чести твоего шехзаде, Дильшах.
Все посмотрели на стоящую у второго окна Мерган Султан, к которой прежде даже побаивались обращаться. Она держалась все равно, что королева, несмотря на присутствие Валиде Султан. И даже последняя не могла позволить себе такие помпезные наряды и столько драгоценностей, какие носила султанша.
Ее влияние в гареме было легко оценить, учитывая, что валиде всегда прислушивалась к ее советам, консультировалась с ней в финансовых и управленческих вопросах и часто радовала подарками, больше похожими на подношения, чтобы задобрить «хозяев», которые на самом деле управляли государством. Мерган Султан была помощницей отца во всех делах, возглавляла крупнейший вакф столицы и занималась благотворительностью – этих заслуг было достаточно, чтобы мать и жены султана постоянно на нее оглядывались и старались ни в чем ей не перечить.
– Я рада, что вы так думаете, госпожа, – проговорила Дильшах Султан, осторожно посмотрев на нее.
– Даже несмотря на слабое здоровье Хасана, он все-таки шехзаде, – в словах Мерган Султан чувствовалась мрачная издевка. – Главное, чтобы здоровье позволило ему исполнить свои обязанности перед династией и государством.
– Так и будет, не тревожьтесь, – неискренне улыбнулась ей Дильшах Султан, уязвленная тем, что ее маленького сына снова упрекают в слабости здоровья. – Мой сын окрепнет и проживет долгую, счастливую жизнь.
Мерган Султан, которая до этого говорила, не поворачиваясь к ней, после этих слов обернулась через плечо и с неприятным снисхождением улыбнулась.
– Ну разумеется.
Не сумев справиться с собой, затаившая обиду Дильшах Султан якобы вежливо осведомилась:
– А как поживает ваш сын, султанзаде Баязид? Я слышала, он недавно упал с лошади и поранил руку. Какое несчастье! А ведь все могло обернуться трагедией…
Посмотрев на нее угрюмым взглядом, ясно выражающим «не дождешься», Мерган Султан степенно произнесла:
– Он скоро поправится, не тревожься об этом. Дильшах, ты очень заботлива. Но, увы, не тогда, когда дело касается твоих собственных детей. Знаешь ли, им бы тоже не повредило твое внимание.
Айнишах Султан вспыхнула от негодования и встряла в разговор прежде, чем ее мать сумела придумать вразумительный ответ на колкость султанши.
– Выходит, вы считаете, что я и мой брат недостаточно хорошо воспитаны?
– Айнишах! – наконец, соизволила вмешаться Фатьма Султан. Когда дело касалось дочери Коркута-паши, им всем следовало следить за языком. – Что за дерзость?
Сохранив невозмутимый вид, Мерган Султан окинула девушку насмешливым взглядом и ответила немного лениво, как будто снизошла до этого:
– Своими словами ты лишь подтвердила мои опасения, Айнишах. Твоей матери следует лучше за тобой присматривать. Ведь именно это ее первостепенный долг, а никак не борьба за покои султана, которой она так увлечена. Жаль, что все ее старания ушли впустую, а сколько было ожиданий, верно?
Айнишах Султан промолчала только потому, что мать ткнула ее локтем в бок, а Мерган Султан деловито обратилась к валиде со словами:
– Госпожа, церемония окончена. Если вы не против, мы могли бы вернуться в гарем, чтобы отпраздновать это событие.
– Да, конечно же, – согласилась с ней Фатьма Султан и огляделась в башне. – Идемте.
Топкапы. Султанские покои.
В покоях султана праздновали уже мужчины, и за множественными столиками трапезничали приглашенные на праздник паши и беи, ведя между делом беседы. В одной из таких без всякого на то желания был вынужден участвовать Мехмет-паша. Он находился за одним столом с Коркутом-пашой и его сыновьями – Саидом-пашой и султанзаде Исмаилом.
Надо заметить, братья были совершенно не похожи между собой. Саид-паша был высоким и рослым как отец, с внушительной мускулатурой и злобным, надменным лицом. Мать у него была египтянка, и в его чертах это явственно отражалось. В Египте у него осталось еще несколько братьев от других матерей, и он куда больше любил их, пусть и не видел их годами, чем всегда находящегося рядом султанзаде Исмаила.
Сын Фюлане Султан многое взял от нее: темно-каштановые волосы, светлая кожа, худоба и средний рост. Исмаил родился раньше срока, да еще в холодную, суровую зиму. Лекари твердили, что ему не выжить, но Фюлане Султан не желала сдаваться. Она вцепилась в столь желанного сына мертвой хваткой, не отходила от него ни на миг все зимние месяцы, кутала в меха и молилась Аллаху, чтобы он сохранил жизнь ее четырнадцатому ребенку, которого она единственного ждала и вынашивала с такой надеждой.
Мальчик выжил, но если мать была счастлива и окружила его заботой, то отец был разочарован. Он ожидал появления сильного, крепкого наследника, которому однажды сможет передать власть, однако, Исмаил рос болезненным и замкнутым, он не любил сражения и оружие и мало что смыслил в политике. Трясущаяся над ним мать сделала его нерешительным, тихим и неловким. И еще он заикался, когда начинал волноваться, а при таком характере это случалось часто.
