Я не стала оглядываться, а поспешила за генералом. Он подхватил меня под локоть, и мы не спеша поднялись по лестнице. У дверей навытяжку стояли солдаты с оружием. Увидев нас, подходящих к дверям, их тот час открыл перед нами молодой капитан с красной повязкой на рукаве. Пропуская меня вперед, следом вошел и мой спутник. Далее мы прошли в фойе или зал и к нам подбежал солдат. Он принял нашу верхнюю одежду, и наклонившись к генералу, что-то тому сказал.
— Видимо номер нашей вешалки. — Почему-то подумалось мне.
— Тебе надо в дамскую комнату? — спросил генерал, взяв меня под локоть.
— Нет. — Ответила я негромко.
— Тогда вперед!
Мы начали подниматься по широкой лестнице, застеленной красной дорожкой, закрепленной к ступеням металлическими стержнями с ажурными золотыми перилами. Еще находясь в фойе, мы уже слышали шум голосов. Теперь же, поднявшись на площадку, гул голосов стал отчетливее, и слышались даже отдельные фразы и смех. Вскоре перед нами предстали высокие белые с золотом створки дверей, которые при приближении тут же открылись. И мы вошли в зал. Георгиевский.
Я была оглушена и растеряна! Даже не так — Я БЫЛА В ШОКЕ! Огромная толпа людей, голоса, смех — и я оробела. Тут и там виделись мундиры с золотыми эполетами и наградами на груди, с золотыми поясами и кортиками сбоку, со звездами Героев и значками Лауреатов на лацканах тужурок. То тут, то там мелькали и гражданские мужские костюмы, но в основном военные кИтели. Рядом находились дамы в роскошных нарядах с драгоценностями на груди, в ушах, на запястьях. Все они двигались, переходя от одной группы в другую, создавая живое волнующее море людей.
А ещё и сам зал. О, это было великолепие!
Задрав голову, я видела огромные позолоченные мощные светильники в несколько ярусов, канделябры на пилонах расположенных по обе стороны зала, которые украшены витыми колоннами со скульптурами наверху каждого. Когда я спросила, кого они изображают, то генерал ответил, что Викторию — Победу в присоединении территорий к Российской империи в разные годы. Кругом мрамор, белый камень, позолота и барельефы под могучими сводами, поддерживающие высокий потолок. Наборный паркет мозаичный, многоцветный поражал и так блестел под лаком, что я боялась, что могу поскользнуться на нем, как на льду. В простенках большие арочные окна, завешанные собранными шторами в горизонтальные фестоны, или как у нас называли «маркиза». Сейчас они были приспущены, но проглядывалась тьма за стеклами, которая особенно казалась черной на фоне яркого освещения зала и ослепительно белых стен.
Я так и стояла, уцепившись за локоть генерала, крутя головой, все еще осматривая и восхищаясь. Улыбнувшись моему восторженному лицу, он подхватил меня под руку и повел между присутствующими, в известную только ему сторону. Вскоре я увидела небольшую группу, над которой возвышалась голова Степана Петровича, и слышался его громкий голос. Рядом стояла жена Анфиса Егоровна. Увидев нас, генерал шагнул вперед и обнял Сергея Витальевича.
— Здравствуй, дружище! Рад видеть тебя здоровым и невредимым. — Он слегка оттолкнул его от себя, вглядываясь тому в лицо. — Похудел. Но ничего, поправим. Скоро новый год и приглашаем тебя, — тут он глянул на меня, — вАс к нам. Будут все наши.
Генерал кивнул и поцеловал протянутую Анфисой Егоровной руку. Та приложилась губами к его голове.
— Рада, что жив остался. А это Валентина? — кивнула она в мою сторону. — Какая ты стала красивая! — и приобняла меня. — Рада видеть вас!
— Взаимно. — сказала я, улыбаясь и слегка склоняя голову.
Рядом стояли те, кто был на даче Степана Петровича, то есть друзья и соратники. Они с интересом рассматривали меня, а я их. Тогда они мало впечатлили, теперь же я видела их мундиры, погоны и ордена. Их спутницы были богато одеты и держались свободно. Мы пожали друг другу руки и обменялись приветствиями.
В основном они обращали внимание на моего генерала, интересовались его здоровьем. Я как-то упустила из виду, что Сергей Витальевич был ранен, видя каждый день его перед собой, и теперь была смущена и растрогана таким вниманием и заботой его друзей. В один из моментов, я сжала его локоть и он, поняв мой жест, сам прижал мою руку к своему боку. Мы поняли друг друга без слов.
Оглядевшись, спросила, что означают звезды на погонах, у кого одна, как у него, у кого две, как у Степана Петровича, у кого даже три, а обращение одно — генерал, на что он пояснил, что одна звезда, как у него — это генерал-майор, две — генерал-лейтенант, а три — генерал-полковник. А если одна большая, как вон у того мужчины, стоящего недалеко, то уже — маршал.
В это время тот, как будто услышал, повернулся в нашу сторону, и, увидев направленные на него взгляды, улыбнулся и кивнул. Сергей Витальевич также ответил кивком.
— Вы его знаете? — спросила я. — Это кто же?
— Это маршал бронетанковых войск Баграмян.
Я прибалдела! Вот значит он какой! И совсем не похож на победителя, обыкновенный мужчина, небольшого роста, лысый. Правда мундир на нем завешен орденами и медалями. К тому же и еще Герой Советского Союза.
Я еще не понимала, зачем мы здесь все собрались. То, что будут награждать высшими орденами, знала со слов генерала, только что будет потом?
Нас пригласили в другой зал, Александровский и через него в Андреевский, где каждому было предоставлено место, согласно номерам рядов, указанных на приглашениях. Мы устремились вслед, входящим в открытые двери. Я видела этот зал по телевизору, когда Президент принимал присягу. Всю церемонию показывали и рассказывали. Теперь мне предстояло сравнить увиденное тогда собственными глазами. Тут я поняла, что телевизор не дает всего изображения. Это нужно самому ощутить всё величие, помпезность и богатство самого зала и того, что оставили за спиной. Гул голосов, шарканье ног и даже реплики слышались отчетливо и как-то разом.
Мы остановились недалеко, где-то в четвертом ряду с краю. Генерал вообще у самого прохода. Вскоре звук голосов начал стихать. Взоры всех были обращены на сцену, где стояла большая лакированная тумба с огромным во всю переднюю стенку гербом Советского Союза. Позади них, перед завешанной синей тканью задником, стоял мощный памятник Ленину, из белого мрамора, во весь рост в его знаменитой позе — руку вперед, другую за жилетку. Около постамента, на полу стояли большие корзины с цветами. Красные гвоздики. Все ждали появления глав государства.
Тут прозвучали фанфары, и голос диктора зазвучал над нашими головами.
— Внимание товарищи! Первый Секретарь Центрального комитета коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев и Министр Вооруженных сил Советского Союза маршал Георгий Константинович Жуков!
Все замерли и из золоченой боковой двери импровизированной сцены, а иначе подиума, где когда-то стоял трон царей Российской империи, о чём прошептал мне генерал, появились две фигуры. Оба невысокие и в теле. Один в маршальской форме с орденами во всю грудь, другой в темном гражданском костюме с галстуком и со звездой Героя соцтруда на левой стороне пиджака над орденскими планками. При их появлении все начали хлопать. Те остановились рядом с тумбой и тоже хлопали залу. Они улыбались. Затем вновь фанфары и мой генерал вышел из толпы, предварительно сжав мне руку:
— Я скоро.
Вот тут я растерялась, не понимая зачем он вышел и что сейчас будет.
Перед подиумом, выстроились в линию, лицом к главам шеренга военных и несколько мужчин в гражданских костюмах. Зал замер. Хрущев прошел за тумбу и раскрыл листки. Постучал пальцем по микрофону и, услышав ответный звук, лукаво улыбнулся:
— Работает!
В зале прошелестели смешки, типа одобрения выходке Главы. Слегка откашлявшись, он начал говорить и входил в раж.
— Нервический мужчина! — мысленно оценила я его состояние и речь.
Поздравив всех с окончанием года и с успехами в деле «строительства коммунизма», под аплодисменты он сошел с пьедестала тумбы и туда отправился Жуков. Он не доставал бумажки, просто дождался тишины и начал говорить спокойно, но с нажимом.
