— Фух! — выдохнула я и, взглянув еще раз, увидела всё ту же девушку. — Так недолго и свихнуться! Пора брать себя в руки.

Плеснув еще раз в лицо, промокнула полотенцем и пригладила отросшие ниже плеч волосы. Потом повернулась в пол оборота и оглядела себя придирчивым взглядом — всё было на месте и все дышало молодостью. Подмигнув своему отображению, толкнула дверь и чуть не зашибла Глашу, которая несла посуду на кухню.

— Помочь? — спросила я.

— Нет-нет! Я сама. Иди и развлекай генерала, а то он поскучнел, как ты убежала.

Улыбнувшись, прошла в зал. Там за большим столом, застеленным белой крахмальной скатертью, сидел мой самый главный человек и держал в руках бокал с вином и о чем-то беседовал с Иванычем. За окном свистел ветер и бросал в окна комья снега, а здесь под оранжевым абажуром, в теплом свете, сидели мои близкие друзья и мой любимый мужчина. Только они еще не знали, что таковыми являются. Сегодня и сейчас мне было так радостно и спокойно, как никогда до этого не было ни в этом и ни в моем прошлом мире.

Когда вошла, на меня вскинули взор они оба, только один смотрел по-отечески, другой с любовью.

— Выбираю их обоих! — сказала я мысленно.

Часы в углу комнаты пробили двенадцать. Полночь.

— Тебе завтра в институт? — спросил меня генерал.

— Ага. — кивнула я, и виновато сморщилась. — Ну, я, наверное, пойду. Спокойной ночи всем.

— Спокойной ночи! — Услышала в ответ и решилась идти, потом остановилась и развернулась обратно.

— Я очень скучала… по всем вам и рада, что вы вернулись!

Они уставились на меня, потом поняли, что я сказала и заулыбались.

— Мы тоже скучали! — Ответил за двоих генерал. Иваныч лишь кивнул, соглашаясь.

Я вышла, но перед этим уловила, как погрустнел мой мужчина, как потухли его глаза.

— Нет, — сказала я мысленно, — только не сейчас! Потом буду корить себя бесконечно! Надо успокоиться и всё расставить по местам. А там и решать, как нам быть. Через полтора месяца мне исполнится восемнадцать, и я буду совершеннолетней. И тогда никто не скажет, что кто-то посягнул «на ребенка». Хотя и этот возраст чисто символический, так как я уже давно в его объятиях и в его кровати. В фантазиях, конечно!

Хмыкнув, закрылась в комнате и разобрала постель. Приготовилась ко сну, но спать не хотелось. Возбуждение не отпускало. Я встала к окну и приникла к стеклу, пытаясь разглядеть за темнотой зимний пейзаж. Но видела только, как в отсветах настольной лампы падали снежинки и, приближаясь к стеклу, липли и оставались там уже в виде снежных комков.

— Вот и я как та снежинка прилипла к семье генерала. Только что из этого выйдет?

Я понимала и боялась, хотела и отталкивала уже явное его отношение ко мне. Сомнения глодали душу, а сердце требовало любви. Умом понимала, что нельзя, а тело сжималось от плотского желания.

— Как же совместить все это и не каяться потом? — Толклись в голове мысли и не находилось ответа.

Я вздохнула и легла в постель. Согревшись, уснула. Спала без сновидений или просто очень крепко, как это бывает только в молодости.

Утро было прежним. Я радовалась нашему общему завтраку и тому, что увидела счастливые Глашины глаза. Оказывается, Иваныч ночевал в ее постели! Она еще не сообщила мне об этом, но его присутствие здесь утром подтвердили мои предположения. Да и где ему ночевать тут! Единственная гостевая комната занята мной, а в зале нет диванов. Есть только стулья и кресла. В кабинете тоже. Но не спал же он с генералом в одной кровати! Сложив составляющие, поняла, что итогом и есть их совместная ночевка! А уж как она его ждала и как радовалась, я видела. Обняв её на кухне после завтрака, пожелала счастья им обоим. Она всхлипнула и привалилась к моему плечу.

— Не осуждаешь?

— Что ты, что ты! — зашептала я, прижимая её голову. — Я рада. Очень!

— Мы подаем заявление в ЗАГС. Хотим расписаться. Только не знаю, как сказать хозяину. А вдруг тот не разрешит? Как думаешь?

— Да что ты такое говоришь! — Чуть не закричала я, отталкивая её в сторону. — Вы что, крепостные, чтобы он запрещали или разрешал? Это ваше право. Не думаю, что Сергей Витальевич так низко упадет! Нет! Он поймет и будет только рад! Уверена!

Она посмотрела на меня радостными глазами. Утирая непрошенные слезы, улыбнулась.

— Спасибо тебе, Валечка! Ты самая добрая девочка на свете! Дай Бог и тебе такого счастья с… — Тут она слегка зависла и замолчала. Я поняла, что она хотела сказать и поцеловала её в щеку.

— Спасибо! Приду поздно. У меня сегодня стенгазета к новому году. Так что скажи генералу, если спросит.

Я выбежала из квартиры, понимая, что уже опаздываю на первую лекцию. И почти так и случилось. Влетела за спиной вошедшего преподавателя. Петя замахал мне рукой, и я по стеночке, сморщившись виновато на покачивание головой обернувшейся на меня преподавательницы, пробралась наверх и плюхнулась рядом с Машей.

— Ты что это такая возбужденная? — Прищурилась она, оглядывая мое улыбающееся лицо. — Случилось что?

— Ага! — прошептала я восторженно. — Сергей Витальич приехал! Живой, но раненый. Потом расскажу.

— Девочки! — Услышали мы голос нашей любимой преподавательницы по латинскому. Она постучала мелом по доске, на которой выписывала изречения древних. — Это — я буду спрашивать на зачете. Так что пишите за мной и повторяйте постоянно. Надо выучить наизусть двадцать изречений.

— Оооо! — послышалось в аудитории. — Вот это да!

— Много? — заулыбалась стройная моложавая женщина, профессор-латинист, умница-красавица. — Ничего. В жизни пригодится обязательно. Тем более вам, будущим переводчикам. Да и вообще, культурному человеку не дурно знать изречения древних. Для общего развития.

Тут она развела руки и схлопнула ладони вместе.

— Продолжаем. Кто-нибудь знает какие-то изречения?

Я подняла руку. Она заметила меня и махнула в мою сторону.

— Давайте!

— Пер аспера ад астра! — сказала я, вставая.

— Хорошо. Перевод?

— Через тернии к звездам! — выкрикнула я, и некоторые даже захлопали.

— Отлично, Малышева! Еще?

Тут начали вставать и другие. Мы смеялись над их произношениями, и наш урок превратился в подобие балагана. Все оживились и переговаривались. Шум стоял в аудитории приличный. Но латинянка не осаживала никого, смеялась вместе со всеми, поправляла или же переводила. Сама также вставляла свои изречения и заставляла нас повторять хором. В общем, первый час прошел занимательно и весело. Второй был более спокойным и серьезным — мы изучали грамматику, потому что без неё невозможно было просто прочесть правильно ни одного слова. Поэтому писали и писали, не отрываясь от доски и звонкого голоса профессорши.

В перерыве Маша достала меня своими вопросами о генерале. Я уже и не рада была, что рассказала о своих чувствах к нему. Упор был — как мы встретились и что было дальше.

— А ничего не было. — Угрюмо ответила я. — Ушла спать.

— А он? — удивленно протянула она. — Что? Даже не целовались?

— Целовались. При встрече. В щечку. — Я отвернулась к окну и замерла, будто там было что-то интереснее нашего разговора.

— Ладно, тебе! — толкнула она меня в плечо. — Не обижайся. Я по-хорошему тебе просто завидую.

Она вздохнула так, что мне стало стыдно, и теперь уже я успокаивала её, понимая, как трудно ей справляться со своими чувствами.

После занятий собрались в пустом кабинете, где обычно делали стенгазету и начались наши веселые посиделки. Петя, с блестящими от волнения глазами, рассказывал, что и как ему удалось достать к праздничному выпуску. Вездесущая Ленка пыталась выхватить из его рук, приготовленные для меня открытки с новогодней тематикой, а Маша шикала на них и эта возня отвлекла от моих мыслей, и настроение повысилось. Заметку с новогодними пожеланиями я написала давно и выдержала её в шутливом тоне. Когда зачитывала, то все смеялись и хлопали в ладоши. Шаржей было много! Тут мы изобразили, как ребята готовились и наряжали свои комнаты и общественные помещения. Даже на стенах уборных и душевых висели рисунки новогодних поздравлений и пожеланий, типа — «Моитесь без мыла? Вши вам обеспечены!» или «Сходил — смыл!» и всё в таком духе. Как Маша рассказывала, комендантша ругалась, срывая такие рисунки, но они появлялись вновь и вновь.