Раскрыв мешочек, выудила из него пластмассовую мыльницу с ярко-розовым мылом, сильно пахнувшим земляникой, поставила жестяную коробочку с зубным порошком с мятным запахом и щетку с деревянной ручкой, покрытой лаком. Слегка смочив щетинку (натуральную!) водой, обмакнула в порошок и поднесла к губам. Остро запахло мятой, и тут же почувствовала странный привкус на зубах — будто мелом тру, и появилось желание сплюнуть тот час. Я остановилась, посмотрела на себя в зеркало, вздохнула и продолжила умывание.
Запах мыла еще долго оставался на моих руках, даже когда я уже легла спать. При тускло светящейся верхней панельке, под стук колес и легком покачивании, я пыталась представить своих теперешних родных, что остались в Мценске, и поджимала в отчаянии губы, понимая, что вошла в чье-то тело, которое было чужим, душа которого улетела или её удалили почему-то, а вселили мое. Что произошло и почему — не поняла
— Что ж, не мне судить! Видимо так надо или так происходит на самом деле после смерти, — вздохнула я.
Только жалко было и её родных, (сколько их там), и свою недожитую жизнь в прежнем мире. То, что это возможно параллельная Вселенная, я приняла, так как если бы в своем обычном перерождении, то была бы младенцем. А здесь сразу взрослая, хотя и девчушка ещё. Значит, вселили мою душу в чужое тело и мне в этом помогли. Только кто и зачем — вот в чем вопрос.
— Так и не получила ни разу пенсию, — усмехнулась я тоскливо. — А мои питомцы? Кто-то за ними присмотрит? Если только отдадут в приют. Видимо такова их судьба, как и моя. Учеников моих доучат и без меня, скоро ведь конец учебного года. А потом меня уволили! — ахнула я, вспомнив себя в приемной с приказом в руке.
Горло сдавило, и я всхлипнула, а потом заплакала, легко так, будто приняла теперешнее свое состояние и даже рада новой жизни. Да — это тело меня более чем устраивало. Старая жизнь осталась там и там же остались все мои переживания по поводу будущего одиночества, поиска работы. Да и кто бы взял такую меня, с годом до пенсии? Пришлось бы оформляться в «Бюро по трудоустройству» и получать по безработице, а с ними и мытарства по организациям, если будут предлагать для ознакомления рабочие места. Меня, конечно же, нигде принимать не будут, но нервы потрепят, время отнимут, и ноги будут болеть. Уж это было мне известно от своих коллег и соседок, попавших в такое же положение. Сейчас легко можно было потерять работу, и очень сложно её найти. Особенно таким старикам, как я. Поэтому и держалась за свое место в школе и никак не предполагала, что сама попаду в такую ситуацию.
Но сейчас я молода, приятной наружности и впереди у меня целая жизнь!
Вот на такой позитивной ноте я и уснула, пожелав себе отличного настроения на следующий день.
Ночью проснулась от стука в двери, разговора в пол голоса, какого-то топота и шуршания. Проснулась, открыла глаза и увидела в полумраке человека, мужского пола, который суетился и устраивался на месте рядом со мной. Посмотрев немного за ним, отвернулась к стене и закрыла глаза. Вскоре шорохи прекратились и возня затихла. И тут же послышался легкое сопение. Я вздохнула и, обняв подушку, устроилась спать. Так и случилось.
Утром проснулась от хлопнувшей двери. Повернувшись, заспанными глазами вопросительно уставилась на смотревшего на меня пожилого мужчину, лет этак в пятьдесят-шестьдесят.
— Доброе утро, барышня! — сказал он негромко. — Простите, что разбудил. — Он виновато улыбнулся. — Двери здесь несмазанные, лязгают, как треки танков на полигоне.
Я кивнула и тут же прикрыла глаза. Восстановила в мыслях его образ: сухощавый, стройный, с седыми волосами, интеллигентным лицом и хорошо поставленным голосом.
— Видимо бывший военный, — почему-то подумала я. — Не могли бы выйти на минуту. — Попросила я, прикрываясь до горла простыней. — Я оденусь.
— Да-да, конечно, — озабочено сказал он и тут же вышел, бросив полотенце, что висело у него на плече, на свою постель.
Я тот час вскочила и, накинув халат, прихватила свои мылки-умывалки с полотенцем и отодвинула двери. Сосед стоял у окна, спиной ко мне и тут же повернулся на звук. Я кивнула ему и помчалась в конец к туалету. Дернула дверь — занято. То же было написано под ручкой на круглой пластинке.
Прислонившись к окну, выглянула и заметила, что солнце уже показалось на утреннем небе, расписав его розовато-желтыми лучами. Вагон покачивало, и слышался перестук колес по рельсам. Вскоре освободился туалет, и я повторила вечернюю процедуру умывания. Взглянув еще раз в зеркало, уже в дневном свете, поняла, что была неправа, что-то знакомое всё же было в этом моем новом лице, но что, пока не могла понять. Хмыкнув, оставила на потом.
Мой сосед всё еще стоял в коридоре у окна, когда я прошла в купе. Он вошел следом.
— Я заказал нам чай, — сказал он мне в спину.
Я резко обернулась и наткнулась на внимательные голубые глаза. Его лицо было в редких морщинах, но тщательно выбрито. Весь его облик в шелковой рубашке с золотыми запонками, заправленные в темные брюки с узким кожаным ремнем, говорил о тщательном уходе за собой и выправке военного человека.
— Разрешите представиться, — склонил он свою седую голову в легком поклоне. — Сергей Витальевич Соломин. Инженер. Москвич. А вас как величать?
Я от неожиданности стала медленно приподниматься на ногах.
— Алев…Валентина, — оговорилась и поправилась я, смущенно.
— Сидите-сидите! — Поспешил он остановить меня взмахом руки. — Рад. Рад такому волнительному соседству.
Он присел с другой стороны столика, и мы молча принялись разглядывать друг друга. Его голубые глаза смотрели весело, а узкие губы слегка улыбались. И весь его облик был каким-то старинно-интеллигентным, таким, каким обычно представлялись мне из кино герои дореволюционного времени или белогвардейцы. Такими уж специально подбирали актеров! Вот и мой сосед был чем-то похож на них. Прикинув быстро сколько ему может быть лет, тут же поняла, что он, скорее всего, родился в конце прошлого века и мог быть из той же среды. Уж как он смог уцелеть в то лихое время, один Бог ведает!
— Инженер, — хмыкнула я про себя. — А еще москвич. Зачем так сказал? Увидел и понял что я провинциалка?
Тут я слегка даже обиделась и опустила глаза. Он видимо понял и откинулся на стенку купе, сложив руки на груди. Мы молчали и ситуация стала тяготить, пока не стукнули в двери и сосед поднялся их открыть. Я посмотрела вслед и обалдела: перед нами стояла моложавая женщина в белом кружевном фартучке и в такой же кружевной крахмальной наколке на темных кудрях. Она озорно стрельнула глазами на соседа, держась за ручку небольшой тележки со всевозможными тарелочками, судками, высоким кофейником и чашками с блюдцами.
— Ваш завтрак, товарищи! — улыбнулась она, сверкая всеми тридцатью двумя зубками. Она явно хотела понравиться моему соседу.
Он помог втащить тележку и присел на полку, помогая ей расставлять посуду. Налив в чашки ароматный чай, она пожелала нам приятного аппетита и задом вышла в двери, прихватив свою тележку.
— За посудой зайду позже, — вновь улыбнулась она и с грохотом закрыла двери.
Я сидела в ступоре. Передо мной был завтрак аристократа: яйцо в специальном держателе, тонко нарезанный балык и буженина, два вида сыра, лимон, и булочки пахнувшие свежей сдобой. В масленке лежал кусок желтого масла и в вазочке коричневатый мед. Рядом лежали ножи и ложки на белых крахмальных салфетках.
— Прошу! — повел рукой над всем этим богатством мой сосед. — Приятного аппетита!
Я кивнула и уставилась на свою тарелку с яйцом в держателе. Взяв ложку, постучала по нему и сняла верхний слой скорлупы. Яйцо было всмятку, как я и любила. Вскинула глаза на соседа. Он улыбался и мазал булочку маслом. Потом также разбил яйцо и принялся есть. Он ел спокойно и аккуратно, а я внимательно смотрела как движутся его руки, пальцы и как сами губы. Всё было не на показ, а привычно, как само собой разумеющееся. Я легко передохнула и повторила его движения: взяла булочку, разрезала, намазала маслом, положила сверху кусочек балыка, посыпала солью яйцо и принялась есть. Потом, почувствовав зверский голод, забыв про всё, уплетала с аппетитом, как и пожелал мой сосед. Чай мы пили с удовольствием, уже наевшись. Иногда я ловила на себе его взгляды и слегка тушевалась, но потом отбросила всё и наслаждалась пищей. Особенно чаем с лимоном и медом.
