Пата делает вид, что не замечает пошлой шуточки, Хис, сидящий с гитарой на диване, сдавленно хрюкает в кулак, тут же маскируя смех кашлем, Тоши примирительно поднимает руки. Лишь Ясухиро стоит молча на своём месте, прищурив глаза, и его лицо не выражает толком никаких эмоций.

— Ну ладно тебе, уж и пошутить нельзя, — замечает Тошимицу.

— А я серьёзно. Я поранился, понятия только не имею, где, — фыркает Хаяши, сбрасывая серую спортивную куртку и садясь за барабаны. Поймав взгляд Тоши, хмыкает. — Не пялься, ты что, никогда меня с забинтованной шеей не видел?

Деяма, поняв, что лидер не в духе, решает дальше его не дразнить и, вздохнув, берётся за микрофон. Наблюдая, как остальные ребята стягиваются к центру комнаты, Йошики привычно пристраивает поверх бинта крепкий гипсовый корсет. Врачи всё ещё запрещают ему играть без фиксатора, состояние его шеи по-прежнему просто ужасное и ухудшается с каждой репетицией.

В студии всё спокойно, будто ничто и не напоминает о вчерашнем. Но Йошики нервничает: его беспокоит Ясухиро. Укусы эти появились в лифте, а в лифте не было никого, кроме них двоих. Вывод сам собой напрашивается, ранки — его работа. Но зачем ему было кусать Хаяши? И как, главное, он успел это сделать? Это заняло буквально секунду, а когда свет включился, он стоял на своём месте, точно так же, как в начале, прислонившись спиной к зеркалу, он не мог за такой короткий миг метнуться к Йошики, укусить его и вернуться назад. А что ещё важнее — эти ранки не похожи на следы, которые могут оставить человеческие зубы. Скорее уж они смахивают на змеиный укус — две круглые ярко-красные точки.

Произошло что-то непонятное, и это немало волнует Йошики. Да ещё он и вправду почти всю ночь заливал ранки антисептиками, но они всё равно жутко болят и гноятся. Хаяши даже подумал, что если так продолжится, ему придётся нарушить весь свой график и поехать к врачу после репетиции.

Он привычно наигрывает ритм из «I.V.», приспосабливаясь, входя в свою обычную скорость. Но с ним что-то не так. Пальцы кажутся абсолютно заледеневшими, плохо сгибаются и почти не слушаются его, запястья словно оплело колючей проволокой, а по спине и рукам ледяной волной растекается боль, как после слишком интенсивных занятий спортом. И вообще тело словно онемело, замёрзло — это само по себе странно, Йошики, как правило, наоборот, очень жарко во время скоростной игры, к концу репетиции он обычно взмыленный, как тягловая лошадь, выглядит так, будто на него сверху ведро воды опрокинули: мокрое лицо, мокрое тело, даже волосы мокрые. Сейчас же ни капельки пота с его лица не упало, и очень хочется поёжиться и надеть куртку.

Прямо над ухом вдруг громко раздаётся удар гонга. И в ту же секунду на прозрачные барабаны брызгает кровь. Хаяши смотрит на расплывающиеся по ним алые брызги, широко распахнув глаза; перед взглядом начинают медленно мелькать красные точки. Мгновение — и они сливаются перед взглядом в одно сплошное пятно, расплывшись, заслонив всё. Йошики слышит резкий щелчок, как от выключателя — и свет гаснет. А в следующее мгновение он чувствует, как чьи-то руки подхватывают его, не дав, видимо, упасть и по привычке обрушить на себя тяжёлую ударную установку.

***

В полной тишине Йошики слышит удары собственного сердца.

Непривычно медленные и глухие, они раздаются у него в голове, эхом отлетают от стен черепной коробки. Пугающие звуки, словно тикающий таймер часовой бомбы. А телу так холодно, как будто его уложили в ванну со льдом, и теперь тысячи острых ледяных осколков вонзаются разом в кожу. Он стонет и пытается шевельнуться, но от этого по мышцам прокатывается тупая боль.

— Куколка.

Мягкий низкий голос из темноты, и Йошики от него пробирает дрожь. Приложив отчаянные усилия, он всё-таки кое-как раскрывает глаза, которые болят ничуть не меньше, чем тело, будто в них полопались все кровеносные сосуды.

Он в своей спальне, и вовсе не в ванне со льдом, а на постели, заботливо укрытый одеялом. Очертания предметов размыты и кажутся такими тёмными, словно в комнате совсем нет света. Холодные липкие капельки скатываются по лицу, дрожь колотит тело. Грудь болит, дышать тяжело. Йошики приоткрывает рот, хрипло и глухо вдохнув, и тут же громко кашляет.

— Хаяши-сан!

Тонкая девичья ручка старательно промокает его лоб шёлковым платком. Йошики не видит её обладательницу, но голос слышит — это Николь, его секретарь. Он дёргается, кусает губу и, не выдержав, вскрикивает:

— Не трогай, больно!

Кожу и впрямь как огнём жжёт, словно на каждом её миллиметре пульсируют кровоподтёки. Николь испуганно отдёргивает руку, и он, кривясь, вжимается в подушку. Отчаянно щурит глаза, но всё равно почти ничего не видит, с трудом различает, как одна тень отдаляется от него, а вторая, наоборот, наклоняется поближе.

— Сугихара-сан, может, всё-таки «скорую» вызвать? Ему же плохо…

— Не надо пока. Оставь нас ненадолго, Николь.

«Нет, Николь, не уходи… Не оставляй меня с ним, мне страшно…»

Но у Йошики нет сил, чтобы высказать эту просьбу вслух. Тень растворяется, а холодные пальцы ухватывают Хаяши за подбородок. Густо сглотнув, он опять щурится и из этого мыла с трудом выхватывает бледное лицо Ясухиро.

Йошики кажется, или он… улыбается?

— Что со мной?.. — шепчет Хаяши чуть слышно. — Я заболел?

— Вроде того. Не двигайся. Дай-ка я посмотрю на твою шею.

Сугихара ловко развязывает бинты и наклоняется поближе, почти уткнувшись носом в шею. Подушечками пальцев, шершавыми от струн, надавливает на ранки, и Йошики едва в узел не завязывается от боли. Полное ощущение, что там не ранки, а нервы оголённые торчат, как провода. И искрят.

— Это ведь ты сделал… — Хаяши нервно глотает слюну. — Ты, больше некому… Но зачем?

Ясухиро молчит. Дышит в шею, обжигая гноящиеся укусы. Вновь вдыхает его, касается губами влажной кожи под ухом. А потом приподнимает взлохмаченную голову, и Йошики в тумане видит, как светятся его глаза. Сейчас это сияние кажется каким-то даже красноватым, таким же, как его волосы.

— Я просто хочу и дальше дышать тобой вот так, Йошики, — тихо говорит Сугихара, нежно коснувшись губами подбородка. Поцелуями проходится по линии челюсти. — Хочу, чтобы ты был моим.

Он осыпает поцелуями лицо, и Йошики невольно вздрагивает. Ну вот, снова. Вернулись к тому же, на чем расстались вчера в лифте.

— С того момента, как ты первый раз меня позвал в качестве саппорт-музыканта, — с жаром шепчет Сугихара, — и мы познакомились поближе, я брежу тобой. Я ни о чём не могу думать, кроме тебя. В тебе есть что-то невероятное, в твоих волосах, в твоей улыбке, в твоих глазах… Что-то, что я не понимаю, и это что-то заставляет меня хотеть тебя. Я так старался держаться все эти годы, что я в «Х»… Но прости, больше не могу.

Он вновь наклоняется к губам и приоткрывает рот. И Хаяши с ужасом видит острые, длинные клыки.

— Суги, ты… — севшим голосом шепчет он.

— Вампир. Да, — спокойно отвечает Сугихара. И утыкается носом ему в щёку. — И ты тоже скоро станешь таким, как я.

— Врёшь. Это выдумки, вампиров не бывает… — слабо сопротивляется Йошики.

— Бывают, — почти ласково отзывается Ясухиро и томно отбрасывает с лица прядки волос. — Просто они совсем не такие, как в книгах нежно любимой тобой Энн Райс и в кино. В реальности вампиры мало чем от людей отличаются, да и большинство людей мыслят именно как ты, не верят… Долго объяснять. Не бойся, я расскажу тебе всё, когда ты превратишься. Это будет долго и мучительно. Но ты же сильный, правда? Выдержишь.

Не обращая внимания на сбившееся дыхание Йошики, Ясухиро целует его, вдавив в подушки. Так же глубоко и жадно, как в лифте. Только вот сейчас Хаяши слишком слаб, чтобы сопротивляться, он чувствует себя ватным. Закатив глаза, он едва-едва приподнимает дрожащую руку, запутывает пальцы в красноватых волосах. Они такие мягкие и шелковистые, совсем не испорченные покрасками и укладками при помощи двух литров лака… Йошики не отвечает на его поцелуй, но сам слегка размыкает пересохшие губы, давая смачивать их и скользить языком по зубам.