— Ты не даёшь мне лишний раз даже близко к тебе подойти. Только на сцене иногда. Удивительно даже, что ты согласился сейчас вместе со мной в лифт зайти, — Ясухиро невесело хмыкает. — Что с тобой?

— Ничего. Вовсе я тебя не боюсь, — Йошики пожимает плечами, — можешь подходить ко мне, когда и как захочешь.

— Даже вот так?

Его пальцы на шее, прямо на том месте, где её пронзило болью. Скользнув чуть вглубь, к затылку, они зарываются в мягкие рыжие волосы, тянут слегка, надавливая, а другая рука тут же смыкается на талии. Не успев даже толком понять, что происходит, Хаяши оказывается прижатым к нему вплотную, утыкается носом в плечо. От него резко пахнет парфюмом, свежим и горьковатым, кружащим голову… Нервно сглотнув, Йошики поднимает глаза на его лицо.

Высокий, зараза. Смотрит сверху вниз так внимательно. Острое, точёное лицо: скулы, подбородок, губы — всё как жёстким карандашом нарисовано, резкими, даже грубыми штрихами. Бледная кожа, сияющие глаза, длинные волосы цвета красного дерева. И необычайная красота…

— Эй, отпусти, — шипит Йошики, слегка придя в себя, и упирает ладони ему в плечи. — Не так близко, я не разрешал!

Ясухиро вместо ответа наклоняется и зарывается лицом в его волосы. Касается губами виска; едва уловимыми поцелуями спускается вниз, к уху, а пальцами продолжает поглаживать ноющую шею.

— Ты такой тёплый… — тянет он чуть слышно. — И так вкусно пахнешь…

Йошики нервно сглатывает, а он тем временем кусает легонько за мочку.

— Суги, блять, не пугай меня. Что за фразы людоеда? И не трогай меня, пусти!

Хаяши пытается вырваться, но тонкая рука гитариста, украшенная длинной татуировкой, держит его мёртвой хваткой. Да ещё Йошики с ужасом понимает, что даже если он вырвется, бежать ему некуда, вокруг лишь клетка в виде лифта. Который, к слову, так ли случайно застрял?

Сугихара без всяких усилий оттягивает лидера за собой к дальней стене. Повернув, прижимает спиной к ледяному зеркалу. Пальцами быстро расстёгивает ворот белого пиджака, надетого прямо на голое тело, и утыкается носом под ухо, в плечо… Йошики чувствует, как он вдыхает через нос; Ясухиро буквально дышит им, упивается, и вправду как людоед, как хищник, который обнюхивает свою жертву, млея, прежде чем впить в неё зубы. Похолодев от ужаса, Хаяши предпринимает ещё одну попытку освободиться.

— Да ты что творишь?! — вскрикивает он. — Отпусти, пока я тебе по яйцам не дал!

Но Ясухиро ничуть не пугает его истеричный вскрик. Слегка приспустив пиджак, Сугихара обцеловывает вздрагивающие нежные плечи, ладонью гладит шею. Каждое его прикосновение — как микроскопический ожог на коже; Йошики судорожно кусает губы и жмурит глаза, отворачиваясь, пытаясь уберечься от них.

— Тише, куколка, — смешок. — Больно не будет.

— Как ты меня назвал?! — подскакивает Йошики.

Ясухиро прикладывает кончик пальца к его губам, улыбается.

— Куколка, — издевательски тянет он и округляет глаза. — А что, тебе не нравится?

— Какая я тебе куколка?! — взвывает Хаяши.

— Хрупкая и красивая. Какая и должна быть, — он усмехается и наклоняется к лицу вплотную. — Не сердись. Думаю, я знаю куда лучшее применение твоим нежным губкам.

И, не дав Йошики даже опомниться, Ясухиро жарко целует своего лидера. Тут же нагло лезет языком в рот, раздвигая упрямо сжимающиеся губы, находит его язык, поддевает его игриво своим, стараясь втянуть в эту игру. Хаяши жмурит глаза, уперев руки ему в плечи, сопротивляется, пытается оттолкнуть. Пальцы с чёрными ногтями с силой сжимаются на плечах Сугихары, сминая чёрную ткань рубашки, но тот лишь углубляет поцелуй, даже не думая отстраняться. А Йошики разрывается между двумя противоположными мыслями. Первая — о том, что его никогда так не целовали, так глубоко, так жадно, вскружив голову. А вторая — что так потрясающе целует его мужчина.

Но поцелуй и впрямь великолепный. Йошики глубоко вдыхает, когда Ясухиро наконец отстраняется и облизывает губы кончиком языка.

— Зачем ты это сделал?!

— Захотелось, — скучающе тянет Сугихара. — Я давно на твои губы засматривался. Всё хотел попробовать, какие они на вкус.

— Ну, и какие же? — язвительно спрашивает Йошики, поблёскивая глазами.

Ясухиро облизывается.

— Вкусные. Только помада всё портит… Я давно заметил, что все эти косметические штуки только пахнут хорошо, а на вкус просто омерзительные.

Йошики тут только вспоминает, что губы у него были привычно накрашены.

— Придурок, ты её всю смазал!

— Ещё бы. Тебе без неё лучше.

Возмущённо фыркнув, Хаяши прикрывает ладонями рот, чтобы он опять не вздумал впиться. А Сугихара тянет его за волосы и прижимается губами к шее, коленом раздвигает его ноги, пальцами цепляется за ремень брюк.

— Я хочу тебя, куколка, — Йошики передёргивается, даже сам не зная, от чего сильнее — от ощущения его губ на шее или от этого злосчастного «куколка». — Хочу прямо здесь, прямо сейчас…

Он ласкает шею Йошики языком, гладит ладонью его живот, ослабив нижние пуговицы на пиджаке. А Хаяши только судорожно кусает губы и жмурится. Что делать? Отпихнуть его, заорать? Не поможет, он не отстанет, пока они тут. Поддаться ему? Ещё хуже.

«Да что там эти придурки делают?! Почему лифт всё ещё стоит?!»

В ту же секунду, словно услышав его мысли, лифт, дёрнувшись, наконец приходит в движение. Понимая, что всего несколько секунд — и эту неловкую ситуацию увидят все, Йошики отчаянно вырывается из объятий своего лид-гитариста. И в конце концов, отчаявшись совсем, всё же резким движением даёт ему коленом в пах.

Сугихара отшатывается от него с громким криком.

— Ты сдурел?! А вдруг у меня детей потом не будет после такого удара? — фыркает он возмущённо, слегка отдышавшись.

— Не притворяйся, я тебя еле тронул, — тяжело дыша, цедит сквозь идеальные виниры Хаяши, судорожно застёгивая пиджак обратно. — Сам виноват. Когда я сказал, что ты можешь подходить ко мне, я не это имел в виду.

— Но тебе же понравилось, — ядовито констатирует Ясухиро. — Ты так млел, пока я тебе шею лизал…

— Вовсе нет, — рявкает Йошики. — Я не по мужикам, тебе ясно? Тем более, я предпочитаю соблюдать птичкино правило, — он ухмыляется.

Сугихара хмыкает:

— Это что ещё за правило такое?

Хаяши щурится и презрительно отвечает:

— В гнезде не срать, вот и всё правило. Попробуешь ещё раз меня так зажать — я тебя уже тресну со всей силы, тогда точно детей больше не будет!

Глаза Ясухиро разом темнеют, будто их свечение пропадает, губы сжимаются в нитку. Лифт, коротко звякнув, распахивает двери, и Йошики, гордо выгнув спину, как выходящая на поклон балерина, шагает наружу. Облизанная шея горит огнём. Хаяши торопливо прикрывает её воротом пиджака.

— Что у вас там случилось? — недоумевает уже ждущий их Тоши. Они с Патой и Хисом уехали на втором лифте, который, видимо, не застрял. Что опять навевает мысли, что это не случайно.

— Лифт застрял, — мирно отмечает Йошики. — Бывает. Пойдём, — демонстративно потянув Тоши за запястье, он замечает злой взгляд своего лид-гитариста. Так ему и надо. Будет в следующий раз знать.

…Боль в шее так и не проходит, саднит, как от укуса. Вечером, дома, раздеваясь в ванной, чтобы принять душ, Йошики замечает на воротнике своего белоснежного пиджака тёмно-красные пятна. А когда он, удивлённый, смотрит в зеркало, у него вырывается громкий вскрик.

— Хаяши-сан, что-то случилось? — в дверь тут же стучат, видимо, секретарь услышала его и прибежала.

А Йошики, приоткрыв рот, в ужасе смотрит на своё отражение. Сбоку шеи, чуть повыше плеча, ровно в том месте, от которого растекается волнами боль, отчётливо видны две гноящиеся круглые ранки.

***

Появление Йошики на следующий день в студии с забинтованной шеей производит неизгладимое впечатление.

— Ого. Кажется, кому-то ночью было очень весело, — с ухмылкой констатирует Тоши.

— Ага, весело. Всю ночь трахался с двумя сразу, — язвительно отвечает Йошики, нервно дёргая воротник, — с йодом и антисептиком. Ох хороши, засранцы. Весёлая групповушка получилась.