— Ты можешь врать кому угодно, Хидето. Но не мне. И не себе самому.

Йошики дёргает головой, отбрасывая за спину спутанные волосы, садится на диван рядом и поджимает под себя обнажённые худые колени.

— О какой подмене ты говоришь? — Хидето медленно моргает и переводит на него взгляд.

— Да о любой. Даже если ты найдёшь омегу, который тебе понравится, что уже очень вряд ли, тебя это не спасёт. Я же сказал — рядом с тобой буду только я, — Йошики щурится и ухватывается за его плечо. — Буду хватать тебя по ночам и шипеть «убью, никому не достанешься».

Хидето опять сбрасывает с себя его руку. Внутри, по ощущениям, всё начинает буквально трепетать. Он обдумывал множество вариантов того, как ему вернуть Йошики: хотел заказать робота с его внешностью, сделать его в виде голограммы, раздумывал даже всерьёз о том, чтобы выкрасть его тело, заморозить и держать при себе. Но почему-то ему в голову не пришло самое элементарное. А ведь всё так просто: найти какого-нибудь омегу, изменить ему внешность, обколоть лекарствами и выдать за Йошики.

— Омегу, который мне понравится, я и не найду, — Хидето медленно поднимается с дивана и ухмыляется. Йошики слегка дёргает бровью. — А вот взять какого-нибудь другого и превратить его в тебя смогу запросто.

И вновь у его виска пистолет. А палец без лишних раздумий давит на курок. Хидето знает, что он сейчас проснётся. И будет теперь точно знать, что именно ему следует сделать.

***

— Бедный, бедный мой Йошики. Что только эти твари с тобой наделали?

Наверное, его глаза сейчас ещё ярче горят безумием. Сидя на жёсткой больничной постели, опутанной проводами, в окружении тихо пищащих компьютеров, Хидето мягко гладит лежащего на подушках бесчувственного омегу. Водит расчёской по волосам, наклоняется, целует нежно в лоб. Смотрит на белое, ничего не выражающее лицо, улавливая знакомые черты, но не может сдержать печальной улыбки.

Нет, это не Йошики. Конечно же, не Йошики. Но крепко спящий, одурманенный омега просто невероятно похож на него даже без всяких хирургических вмешательств. Он такой же бледный и хрупкий, почти бестелесный, с таким же странно вытянутым овалом лица и глазами, разлетающимся уголками к вискам, у него такие же длинные ресницы, бросающие тени на острые скулы. Нос только другой, крупный на фоне остальных мелких черт и горбатый. И волосы не те — коротко, до плеч остриженные, они мало чем походят на роскошные кудри настоящей королевы. Он лежит без движения, слегка запрокинув голову, лишь видно, как приподнимается его грудная клетка. Спящая красавица, ждущая, когда же её разбудят.

Они разные, но Хидето странным образом становится спокойнее. Он поклялся вернуть свою королеву, и он её вернул — вот же Йошики, спит безмятежно, накачанный по самую макушку успокоительными. И Хидето поглаживает его, по волосам, по лицу, по шее, запуская пальцы за тонкую ткань рубашки.

— Не бойся, моя королева. Ничего не бойся, я никому больше не дам тебя обидеть, — вкрадчиво и ласково шепчет он. Наклоняется, касается губами щеки. — Вот увидишь, ты совсем скоро поправишься и станешь прежним. Твои раны заживут, даже следов почти не останется… И волосы отрастут, станут ещё красивее прежнего. Ты слышишь меня, Йошики?

Длинные пушистые ресницы чуть подрагивают, он явно реагирует на незнакомое имя, но лекарства крепко держат сознание.

Хидето и так знает, что Йошики его слышит, пытается вот так вбить в него нужные установки. Его сознание сейчас очень уязвимо, если постараться, то можно вложить ему в голову то, чем он должен стать. Но ещё Хидето понимает, что своими действиями он скорее убеждает сам себя в том, что его королева здесь, что она не погибла в ночь нападения.

Эта комната, самая дальняя во всей его огромной квартире, долго стояла пустой — Хидето в своё время думал сделать себе здесь ещё один дополнительный кабинет. А теперь, спешно переоборудованная, она похожа на больничную палату. Чёрный гладкий пол, никакой мебели, кроме стоящей возле окна широкой кровати, прикрытые легкими занавесками окна. Постель обвита множеством проводов, которые тянутся к стоящим рядом компьютерам, а те равнодушно мерцают разными лампочками и тихо попискивают, отмечая сердечный ритм, нервируют. Хидето ненавидит больницы, ненавидит всю эту обстановку.

Он мягко сжимает лежащую поверх одеяла бледную кисть своей королевы. Разглядывает её, хмурится слегка. Такие нежные руки. Гладкие и белые, шёлковые. У Йошики были совсем не такие — тоже хрупкие, но его тяжёлое прошлое давало о себе знать, ладони были покрыты шрамами, которые он прятал под перчатками. А у этого — загляденье. Тонкие длинные пальцы, которые явно ничего тяжёлого никогда не поднимали и не касались, гладкие подушечки, а ногти синеватые — такие же, как его губы. У этого омеги анемия, причём довольно тяжёлая. С одной стороны это плохо, а с другой — Хидето на руку: это может быть доказательством для особо сомневающихся, что Йошики выжил после нападения и заработал эту гадость из-за кровопотери. Никто не должен знать, что его подменили.

— М-м-м…

Тихий и бесконечно усталый стон, и Хидето, вздрогнув, быстро наклоняется к лежащему. Йошики мучительно пытается проснуться; его глаза уже ходят под плотно закрытыми веками, пальцы бессильно цепляются за одеяло. И в конце концов ему удаётся разлепить веки. На альфу смотрят пустые и безжизненные, кукольные глаза.

— Ты проснулся, моя радость? — Хидето улыбается краем рта и гладит его по щеке. — Лежи, ещё рано.

Йошики молчит, глядя перед собой пустым взглядом. Он будто смотрит, но не видит при этом ничего. Шевелит слегка головой, запрокидывая её назад, опять стонет. Ему явно некомфортно так лежать. Столько времени без движения, даже в состоянии полуспячки, небось спина затекла и болит. Да ещё медицинский бандаж на шее держит его и не даёт двигаться. С его шеей и спиной всё в порядке, но после того, как он некоторое время назад проснулся и в полном ужасе принялся бесноваться, врач велел Хидето надеть на него корсет в качестве ограничителя, чтобы Йошики в случае вспышки истерики не разбил себе голову.

— Снять? — заботливо спрашивает Хидето, проведя рукой по его волосам.

— Сними… Спина болит, я хочу сесть…

Голос тихий и хриплый, еле слышный, Йошики говорит с большим трудом от слабости.

— Конечно, моя дорогая. Сейчас.

Хидето бережно приподнимает его голову, зарывшись пальцами в волосы, расстёгивает бандаж и отводит его в сторону. Ведёт самыми подушечками пальцев по горлу вниз, к ключицам. Осторожно подхватив под спину, приподнимает, помогает выпрямиться, вздрагивает, когда Йошики утыкается носом ему в плечо.

— Тише, Йошики. Не так резко… — Хидето целует его в висок. Его ладонь ползёт по бедру, подхватывая под согнутую коленку, и он тянет вялую королеву поближе к себе. Гладит по лицу, улыбается. — Похоже, тебе лучше, раз уже сесть захотелось.

Тишина. Йошики опять замолкает, обмякнув в его руках, позволяя обнимать себя. Прогресс, раньше не давал, вырывался, кричал и плакал, чтобы его отпустили. Вернее, в его случае это регресс, а не прогресс. Потому что он медленно, но верно перестаёт соображать, что происходит вокруг него. Ещё совсем чуть-чуть — и он станет настолько внушаемым, что сам назовёт себя Йошики.

Такой хрупкий и слабый, что, кажется, может рассыпаться от одного неосторожного движения. Самому Хидето непривычно чувствовать свою королеву такой. Йошики никогда не был слабым. Он обладал хрупкой и нежной внешностью, но внутри был жёстким, даже жестоким, абсолютно несгибаемым. Этот же кажется просто ломким, готовым в любой момент разбиться и физически, и морально. Но Хидето не может сказать, что ему это не нравится. Он будет оберегать свою королеву всеми силами.

— Тебе неприятно? — Хидето чувствует его напряжение и касается губами лба. — Прости. Наверное, тебе теперь все альфы просто отвратительны. После того, что случилось… Да?

— Нет.

Тихо, хриплым голосом, но Хидето вздрагивает и отстраняется от него, глядя в лицо. Бесполезно, всё те же пустые глаза, и Йошики смотрит не на него, а куда-то сквозь него, вдаль.