Это был поворотный момент в их отношениях. Хидето окончательно растерял желание вредить Йошики, с удивлением сделав для себя вывод, что в такой нежности вовсе нет ничего плохого, наоборот, ночи стали ещё более жаркими и безумными, потому что теперь Йошики наконец-то отдавался ему сам и отвечал на его ласки, правда, совсем не так, как Хидето привык. А уж когда Хидето, решив провести ещё один эксперимент, спустя пару недель взял Йошики с собой на казнь, и Йошики вдруг попросил у него пистолет и разрешение самому застрелить приговорённого, а потом недрогнувшей рукой всадил пулю в голову, Хидето окончательно понял: это его королева. Единственная. И другой ему не надо.

Ему понадобилось ещё какое-то время, чтобы всё обдумать и взвесить. И в конце концов он привёз домой маленькую коробочку с золотым кольцом, усыпанным крупными бриллиантами, преподнёс её сидевшему на постели Йошики и сказал:

— Выходи за меня замуж.

И, в очередной раз удивив Хидето, Йошики отреагировал на это более чем спокойно. Он посмотрел на украшение и слегка прикусил губу.

— Ты любишь меня?

— Я ценю тебя больше всех остальных моих фаворитов, вместе взятых, — уклончиво ответил хладнокровный Хидето. — И я решил, что это должно быть официально. Хочу, чтобы ты стал моей королевой. Правда, я не уверен, что ты согласишься. Учитывая наше, так сказать, специфическое знакомство. Я тебя пойму, если откажешь.

Йошики изящным жестом протянул ему руку в перчатке.

— Знаешь, — вдруг с усмешкой сказал он, — я столько от тебя натерпелся, что не прощу себе, если теперь отдам тебя кому-то другому. Так что я согласен, — Йошики слегка облизнул губы, — мой король.

Потом Хидето не раз думал, чем можно было бы объяснить такое странное решение Йошики, его согласие выйти замуж за того, кого он открыто называл тварью и перед кем не собирался преклоняться. И в итоге нашёл для себя ответ. Хидето понял, что, несмотря на всю свою внешнюю нежность и слабость, Йошики очень умён, а его хладнокровию может позавидовать большинство шибито; когда его схватили, он заранее всё просчитал, придумал, как ему использовать свой плен, чтобы выбраться из трущоб. Сообразил, каким образом можно воздействовать на Хидето: Йошики раздразнил его до предела своим упрямством, привлёк своей неопытностью и равнодушием, незаметно привязал к себе, а потом прекратил играть в неприступную крепость, когда осознал, что Хидето уже и сам без него не сможет. Вот откуда такая резкая перемена его настроения. И ценой своих мучений из обычного пленника, которому светила быстрая смерть, Йошики стал королевой. А Хидето даже не заметил, как же сильно прикипел к нему за это время.

Но это осознание двуличности и коварности Йошики не отняло у Хидето желания отвести его в загс. Наоборот, он только усмехнулся и решил, что ни за что не отпустит от себя омегу, который вот так легко переиграл его. Такого опасного потенциального врага лучше было держать не дальше своей постели, холить и лелеять, чтобы он к лидеру какой-нибудь противоборствующей банды не прибился и не выдал чужие слабости. А уж чувствует ли к нему что-то Йошики, ему и вовсе было наплевать.

Через некоторое время они расписались, и Хидето, который для себя решил, что больше никогда не обидит Йошики и не поднимет на него руку, даже поступился многовековой традицией и не отрезал Йошики язык в первую брачную ночь.

И как это ни странно, такой непонятный союз, начавшийся с боли и унижений, оказался крепким. Хидето чувствовал свою вину перед Йошики за все причинённые ему страдания и, стремясь слегка замять это неприятное ощущение, теперь потакал всем прихотям своей новобрачной королевы — не было ничего такого, чего Йошики не мог бы иметь, ему стоило только сказать, и Хидето бы ему звезду с неба достал. Его, словно маятник, резко шатнуло в противоположную сторону: Хидето умилялся любым занятиям Йошики, не отказывал ему ни в чём, даже если Йошики решал поразвлечься стрельбой по пленникам, осыпал его бриллиантами и заматывал в шикарные одежды. Даже знакомые и некоторые особо приближённые шибито немало удивлялись метаморфозе, произошедшей с обычно хладнокровным и жестоким Хидето, а кто-то и вовсе пожимал недоуменно плечами, не понимая, что заставило Хидето, вокруг которого крутилось множество красивых омег, выбрать себе такого супруга. Со стороны всё выглядело так, словно Хидето слепо обожает своего Йошики, и это было бы, в целом, не так далеко от истины. Не давал ему Хидето по-прежнему лишь одного — свободы. Однако казалось, что Йошики эта свобода теперь не особо-то нужна, он никогда не противился тому, что за ним тенями следуют телохранители, куда бы он ни захотел пойти. И к чести Йошики, даже если он всё это затеял с корыстными целями, он ни на минуту не давал никому усомниться в своей ответной любви к супругу, в том числе самому Хидето. Днём и вечером Йошики теперь на всех основаниях сопровождал Хидето буквально везде; в красивом, статном, горделивом омеге, одетом в роскошные костюмы, обвешанном сверкающими драгоценностями, изумительно намакияженном, с уложенными волосами, уже невозможно было узнать бледного невзрачного замарашку, привезённого год назад на растерзание Хидето. Йошики с непроницаемым выражением лица держал Хидето под локоть на вечеринках, стоял у него за спиной во время казней и некоторых заседаний. Хидето же оценил его ум и стал даже порой советоваться с ним по некоторым делам, и Йошики всегда придумывал что-то, чтобы помочь ему. Ночью же Йошики, безэмоциональный на публике, вновь превращался в его любовника, по-прежнему страстного и желанного; Хидето и не заметил, как под его влиянием даже их секс стал похож скорее на какой-то необычайный любовный ритуал, со свечами, с музыкой, со скользящим по коже шёлком на постели. Хидето без конца любовался своим супругом, обнимал его нежно, покрывал поцелуями кожу, ловя каждый его взгляд и улыбку. И, глядя, как Йошики каждый раз перед тем, как сбросить с себя рубашку и залезть к нему на грудь, глотает противозачаточные таблетки, ласково шептал ему: «Всё правильно, не рожай ребёнка, моя королева. Я хочу любить только тебя».

А ещё Йошики был единственным, кто мог утихомирить разъярённого Хидето, унять все его тревоги: как только Хидето, узнавший об очередной неприятности, начинал в бешенстве носиться по кабинету и с дикими воплями швыряться в подчинённых всем, что попадало под руку, Йошики мгновенно прибегал, обнимал его и уводил в спальню, а там садился на постель, укладывал нервного, трясущегося от ярости Хидето головой на свои колени и мягко массировал его виски, лаская, слегка почёсывая длинными ногтями. Один только звук его мягкого высокого голоса успокаивал короля, любой приступ гнева Хидето после пяти минут такой ласки отступал. Зачастую он попросту засыпал на руках своей королевы, и всё то время, что он спал, Йошики сидел неподвижно, шикая злобно на совавшихся в комнату слуг. А спустя час Хидето вставал в абсолютно нормальном настроении и с рвением принимался за работу.

Они были более чем счастливы вместе. До этой самой кровавой ночи, перечеркнувшей всё алым росчерком.

***

А теперь Йошики лишь полупрозрачной галлюцинацией следует за супругом, сидит, ухмыляясь, у него на бёдрах. А Хидето вроде бы сейчас и хочет просто уснуть и не видеть его больше, а вроде и боится, что он может совсем исчезнуть.

Всё ещё жмуря глаза, он резко подаётся вверх и целует его; и вновь поцелуй реальный, мягкие влажные губы, тёплое дыхание. Обняв его за шею, Йошики укладывает его обратно на диван. Улыбаясь, кончиком языка проводит от шеи вверх, к подбородку.

Щёлкает снимаемый с предохранителя пистолет. И Хидето подносит его к своему виску. Йошики вздрагивает, увидев этот жест; кусает губу и мотает головой, в глазах буквально написано: «нет, не делай этого, не позволяй мне уйти».

— Сгинь, я сказал.

…И громкий звук выстрела эхом раздаётся в тишине кабинета.

А Хидето в очередной раз просыпается весь мокрый от ужаса и, тяжело дыша, смотрит в потолок. И, как ни старается, не может понять, в какой момент уснул.