Йошики осторожно облокотился на парапет и прикусил губу. Ветер колыхнул его старательно уложенные волосы.

— Хочу, — тихонько прошептал он и повернул к нему голову. — Если бы ты только знал, как хочу… — Йошики слегка запнулся и неуверенно добавил: — Хидето.

Впервые назвал по имени. Хидето слегка удивлённо дёрнул бровью и, отставив бокал на мраморное ограждение, потянулся в карман кожаного пиджака за сигаретами.

— Ну, значит, буду выводить тебя время от времени. Ты сейчас выглядишь расслабленней обычного. Я даже думал спросить у тебя кое-что… — задумчиво протянул он, пощёлкав зажигалкой и закурив, и отбросил с лица выбившуюся из залаченной причёски красно-розовую прядь. — Кто ты на самом деле, Йошики? Тебя ведь не из трущоб вывезли. Ты абсолютно не похож на тамошних выродков диких, у них всё на лицах написано, три слова: «жрать», «спать» и «трахаться». Где мои люди нашли тебя?

Глаза Йошики потемнели — сплошной зрачок.

— Меня там уже нет. И не будет, думаю, — холодно бросил он. — Так что это уже неважно.

— Ты не хочешь возвращаться домой? Тебя там обижали? — Йошики молча отвернулся, поджимая губы. А Хидето за плечо притянул его к себе и уткнулся лицом в волосы. — Или ты привык ко мне?

Йошики дёрнулся было, явно собравшись раздражённо вырваться из его объятий, но потом передумал, вздохнул и обвил руками его шею.

— Привык… Знаешь, так привыкают к болячке хронической. Вроде астмы, например. Да, тебе плохо, кашляешь, задыхаешься, — тихо сказал он, — но знаешь, что никуда тебе от этого не деться. Ты для меня — как эта самая астма. Бесишь, но я знаю, что ты меня не отпустишь. Либо так и оставишь при себе, либо убьёшь.

Хидето медленно пропустил его локоны сквозь пальцы. А потом сделал то, что ещё вчера ему даже в голову бы не пришло — наспех затушив сигарету, потянул Йошики за подбородок и поцеловал его.

Это могло звучать странно, но Хидето ни разу за все эти месяцы не прикоснулся к его губам. Он касался лишь кожи, и то скорее зло кусал её и засасывал, оставляя пятна, пытаясь причинить ему боль. А целовать и не хотел. Ему казалось, что поцелуи — это нечто, годящееся лишь для того, кого ты любишь. Хидето вообще в своей жизни целовался лишь однажды, и то это было давным-давно, ещё когда он в школе учился. И сейчас он целовал притихшего Йошики, прихватывал его губы и с удивлением чувствовал, что тот отвечает ему, зализывает языком и касается им зубов. Шум вечеринки из зала мгновенно стал приглушённым и не мог отвлекать.

На воображаемой стене, которой он себе рисовал Йошики, появилась заметная трещина.

На обратном пути в машине Йошики дремал, привалившись к его плечу. А Хидето поглаживал его волосы, мягкие, как у ребёнка. И думал про себя, что сегодня не станет его мучить, даст ему отдохнуть. Но не тут-то было. Оказавшись в пустой тёмной квартире, Йошики прямо в холле скинул с себя шёлковую рубашку и потянул короля за собой в ванную, а потом, когда они оказались в кровати, впервые сам заполз ему на грудь.

— Хочу тебя, — жарко шептал Йошики, прижимаясь к нему разгорячённым телом и сверкая глазами, — хочу, хочу, хочу…

Хидето на момент даже оторопел от такого активного Йошики. Йошики никогда не льнул к нему вот так, не просил взять его каждым своим пошлым движением. Наоборот, когда наставало время ночных игр, завидев, как король выходит из ванной, Йошики хмуро отворачивался. А Хидето, который от его равнодушия бесился всё сильнее, смачно бил его по заднице, со злостью дёргал за волосы, поворачивая к себе и приподнимая, и шипел: «Иди сюда, шлюшка, куда морду-то отвернул?» А чаще всего эта фраза ещё и сопровождалась грубо впихнутым в горло членом; Йошики задыхался, захлёбывался, жмурил глаза, но Хидето не выпускал его волосы ни на секунду, оставляя ему минимальное место для манёвра, только для того, чтобы он мог сосать. А потом, когда Хидето с силой ударялся в его тело, Йошики лишь кривился и отводил в сторону глаза, показывая всем своим видом, что ему больно и противно, ничего больше.

И вдруг сегодня такой сюрприз. Было чему изумиться.

— Что, кому-то грубый трах в кои-то веки понравился? — Хидето ухмыльнулся и привычно зарылся пальцами в его волосы. Йошики прикусил губу, явно приготовившись к тому, что его дёрнут, но Хидето лишь погладил мягкие прядки, пропуская их сквозь пальцы. — Вот уж не думал, что твоё «привык» так далеко распространилось. Что, уже больше не боишься, что я тебя убью, как только ты станешь совсем послушным?

— Не боюсь, — вскинулся Йошики. И вдруг впервые за всё это время его лицо озарила коварная улыбка: — Ты меня не убьёшь. Знаешь, почему? — наклонившись, он лизнул щёку, и Хидето передёрнулся. — Потому, что ты и сам без меня не сможешь.

Хидето слегка прикусил губу, оглядывая его лицо.

— Только у меня есть просьба, — мгновенно стряхнув с лица улыбку, Йошики округлил глаза. — Раз уж сегодня всё так хорошо складывается, я могу покапризничать?

И тут Хидето расхохотался.

— Никто из моих любовников до такого не додумался, — еле выговорил он и уставился на надувшегося Йошики. — Уже за это я готов сделать всё, что ты захочешь, – потянувшись к нему, Хидето легонько куснул его шею. — Капризничай, мой сладкий. Что ты хочешь?

— Каприз у меня всего один, — понизив голос, прошептал Йошики, наклонился к нему и прикоснулся к губам. — На сегодняшнюю ночь… Притворись, что любишь меня.

Хидето закашлялся, а Йошики опять прижался к нему.

— …Назови своим мальчиком, — продолжил он чуть слышно. — Своим любимым мальчиком. Я хочу понять, каково это, заниматься этим, когда тебя любят.

— Я тебя не люблю, — фыркнул Хидето.

По лицу Йошики опять пробежала тень улыбки.

— Я же сказал «притворись». Неужели король не умеет врать и прикидываться?

Этот манипулятор попал прямо в самое больное место Хидето, в мягкое, незащищённое брюшко. Хидето мгновенно вспылил:

— Ещё чего поглупее скажи! Я всю жизнь только это и делаю, иначе королём бы и не стал, — он сузил глаза, увидел, как Йошики прикусил губу, и слегка сбавил тон: — Просто я никогда сексом по любви не занимался. Тоже не знаю, как это делается по-нормальному, Йошики…

Тонкие руки обвили его шею.

— Нежно и ласково, — шепнул Йошики ему чуть слышно и улыбнулся. — Попробуй хоть раз не думать, что я твой пленник. И не пытайся причинить мне вред.

…В ту ночь они и вправду занялись любовью — именно любовью, а не грубостью для элементарного удовлетворения. Казалось, что поцелуй на балконе и эта просьба Йошики разрушили почти весь лёд, стоявший между ними эти месяцы и медленно-медленно подтаивавший. Йошики жался к Хидето, гладил по лицу обеими ладонями, обводил выступающие скулы кончиками пальцев, заглядывал в холодные светло-карие глаза, улыбался. Касался его губ так жадно, впивался в них, будто пытаясь выпить досуха. Обнимал за шею, обхватывал бёдра ногами, разметав по подушкам свои прекрасные волосы, и сам двигался ему навстречу, выгибаясь. И стонал почти сладко, а не всхлипывал и хныкал. А Хидето, в глубине души поражаясь собственным действиям и тому, что ему это нравится, мягко обцеловывал его шею и хрупкие плечи, всерьёз заглядывался на соблазнительные родинки на нежной белой коже, целовал его соски, прислушиваясь к биению сердца, и мягкий живот. И не вбивался в него яростно с рычанием, а двигался плавно, медленно, душа его стоны в поцелуях. Первый раз в жизни Хидето смотрел на своего партнёра не как на игрушку для удовлетворения, не как на пленника, нет — в эту ночь Йошики был именно его любовником. Его принцессой.

Опьянённые непривычными им обоим ощущениями, они сходили с ума до самого утра; а потом, на рассвете, когда сил уже не осталось, просто лежали и целовались. Хидето даже впервые решил послать куда подальше свои дела, позвонил заместителю и велел не ждать его в штаб-квартире. Для него в ту ночь и утро существовал лишь Йошики, который словно магическим образом лишился всей своей злобы и нежился, плавился в его жарких объятиях, млел от поцелуев. А Хидето нежно ласкал его, пропускал сквозь пальцы прядки рыжих волос и шептал ему в ушко то, что Йошики так хотел слышать: «Мой мальчик, мой любимый, мой единственный мальчик».