На лице Кристины отразилось неодобрение, когда она объявила, что у меня в офисе посетитель.

— Мисс Хедли, — объявила она. — Хейгрув Парк 34 настаивает, что ей нужно тебя увидеть.

Я хорошо знала Хелен Хедли, она ухаживала за своими пожилыми родителями в Хейгрув. Я хорошо знала их всех, на самом деле, они постоянно заходили ко мне на утренний кофе в те дни, когда я усердно работала. Я чертовски скучала по Хейгрув.

Я тепло поздоровалась с Хелен и с искренней нежностью провела ее в зал для совещаний. Она сидела по другую сторону стола, сжимая бумаги в белых руках. Ее мышиного цвета волосы были зачесаны назад в хвост, кожа желтоватая и осунувшаяся. У меня упало сердце.

— Как ты? — спросила я. — Как родители?

Ее губы задрожали, и инстинктивно в горле образовался ком.

— Мне жаль, — сказала она. — Я знаю, что мне нужно пойти к новой управляющей, Веронике пофиг-как-там-ее, но ты же знаешь. Она не ты, Софи. Мне нужно было увидеть тебя.

— Что случилось?

— Папа, — сказала она. И в мгновение ока у нее покатились слезы, и мои тоже угрожали пролиться. — На прошлой неделе у него, эм, был еще один инсульт. Он… он не справился.

Настоящее горе выбило меня из колеи. Его веселая улыбка, когда он помогал с инициативой Сообщества в Блуме, его готовность вмешаться и помочь с недвижимостью.

— Мне жаль, — проговорила я. — Мне так жаль.

Она с благодарностью махнула рукой и перевела дух.

— Мне нужна твоя помощь с арендой. Я разобралась с мамиными вопросами по пособию, мне просто нужно, чтобы арендная плата была переведена только на ее имя.

— Конечно. — Я взяла бумаги, вздрогнув от копии свидетельства о смерти.

— И гараж, — сказала она. — Я убрала оттуда все его инструменты. Мама не может справиться с этим. Ты же знаешь, как он любил это место, его маленькую мастерскую.

Я грустно улыбнулась.

— Знаю. Я всегда могла найти его там.

— Он любил тишину, — согласилась она. — Это помогало ему думать. Подальше от маминых придирок, как говорил он.

Я улыбнулась вместе с ней, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

— Ты хочешь, чтобы я прекратила аренду?

— Пожалуйста.

Я взяла ключ.

— Я разберусь с бумагами. Можешь не беспокоиться об этом.

— Спасибо, — сказала она. Слезы свободно катились из ее глаз, и она даже не пыталась смахнуть их. — Ты ему нравилась, — улыбнулась она. — Говорил, что ты хорошая девушка. Мы все скучаем по тебе, Софи, без тебя все по-другому.

— Я тоже по всем скучаю, — призналась я. — Сейчас я в Ист-Вейл, это не так далеко.

— Может, ты как-нибудь зайдешь? Сейчас у нас по вторникам работает группа поддержки молодых мам.

— С удовольствием.

— Лучше я тебя оставлю, — улыбнулась она. — Надеюсь, мы скоро снова увидимся, при более радостных обстоятельствах.

— Я тоже.

Я полностью нарушила протокол, притянув ее к себе для объятий. Я крепко держала ее в течение долгих минут в зале заседаний, и она рыдала у меня на плече, как сломленный ребенок. Мои глаза были влажными от слез, когда она отстранилась, и я изо всех сил старалась взять себя в руки, когда махала ей на прощание. А потом я сидела за столом в этой убогой комнатушке и плакала. Плакала по Дереку Хедли, по Хелен и ее маме. Плакала по Хейгрув и своей старой работе. И плакала из-за себя, плакала из-за чего-то, что не могла понять, из-за какого-то укоренившегося страха упустить жизнь, не воспользоваться мимолетными дарами, которые мне предлагала жизнь. И она была так коротка и хрупка.

А затем я вернулась к своему столу.

Я уставилась на экран с информацией по аренде гаража, наведя курсор мыши на кнопку «прекратить». Дерек арендовал гараж на десять лет, арендная плата всегда выплачивалась вовремя, наличными, без необходимости посещать клиентов.

Я сжала в руке ключ от гаража, на мгновение вспомнив Дерека Хедли и его счастливую улыбку.

— Жизнь только одна, — сказал он мне после десятичасового пребывания в общественном саду. — Надо сделать так, чтобы она что-то значила, иначе какой смысл?

Я сделала так, чтобы она что-то значила.

Я положила ключ в сумочку и убралась к чертовой матери.

***

Я доехала на метро в Ист-Вейл и бродила там в оцепенении, не подозревая обо всех опасностях, насилии и грязи, о наркотиках, страхе и ненависти. Я шла беспрепятственно и незамеченной, пока не нашла Каллума Джексона.

Он скручивал сигарету возле лавки Эла, пока Кейси тащила из мусорки старый кусок рыбы. Он не замечал меня, пока я практически не оказалась в его объятиях.

— Соф? — успел пробормотать он, прежде чем я набросилась на него. Я обняла его, не заботясь ни о чем, едва замечая хихикающую толпу на скамейках. Он вздрогнул, когда я обхватила его, но прошло всего мгновение, прежде чем он обнял меня. Он прижался губами к моим волосам, когда я плакала в его толстовку. — Господи, Соф, что случилось?

Я покачала головой, не находя слов. Он не давил, просто крепко обнимал, пока я не была готова говорить.

— Скучала по тебе, — сказала я. — Пойдем домой со мной. Пожалуйста, просто пойдем домой со мной.

— Сейчас? На ночь?

Я кивнула.

— На одну ночь, на две, на десять, навсегда, мне все равно.

— Ты, блядь, серьезно?

Я посмотрела на него полными слез глазами.

— А что думаешь ты?

— Я думаю, что ты расстроена.

Я сморгнула слезы, и тогда увидела его лицо. Его челюсть распухла, глаза были черными и синими.

— Черт возьми! Что с тобой случилось?

Он пожал плечами, отводя взгляд.

— Не важно.

— Это важно! — прошипела я. — Кто это сделал с тобой?!

— Оставь, Соф, — сказал он. — Не важно.

Я протянула руку, чтобы дотронуться до него, поворачивая его лицо, чтобы лучше видеть. У меня перехватило дыхание.

— Боже.

— Сказал же, блядь, что это не важно! — рявкнул он. И повернулся в сторону дороги, хмуро глядя на толпу, глазеющую на нас. — Давай просто уйдем, ладно? Я останусь на один день, на десять дней, мне, черт возьми, все равно, Соф. Просто хочу быть там, где ты.

Я взяла его руки в свои, и они были такими живыми, такими настоящими, такими теплыми.

— Я тоже просто хочу быть там, где ты, — улыбнулась я. — Это все, чего я хочу.

Он свистнул Кейси.

***

Я лежала, положив голову на руку Каллума, поглаживая в темноте его грудь. Я была осторожна, держась подальше от синяков на его боку, просто желая, чтобы он открылся и рассказал мне, что, черт возьми, происходит, но он не проронил ни слова об этом.

Я рассказала ему о Дереке Хедли, поведала больше, чем кому-либо, о своей работе, о Хейгрув, о людях, обо всем, что я там делала. Мои родители издевались, когда я поднимала эту тему, и я научилась молчать, преуменьшая свои достижения, будто они ничего не значили.

Голос Каллума прозвучал на всю комнату, когда он заговорил.

— Я потерял кое-кого, — просто сказал он. — Много лет назад. Но все равно больно.

— Кого ты потерял?

— Старину Джимми, парня, который научил меня рисовать. Думал, что он чертовски классный.

— Ты долго знал его?

— Достаточно. — Я знала, что он улыбается воспоминаниям. — Он помог мне, когда у меня никого не было. Сунул мне в руку баллончик с распылителем и, я позволил себе помочь. Мне чертовски понравилось, лучшее чувство в мире.

— Что с ним случилось? — спросила я, приподнимаясь на локте.

— Любил рисковать, старый ублюдок. Знаешь многоэтажку на Эйсер-стрит? Ту, что видна из первого здания?

— Ага, заброшенная, да?

— Да, но тогда это было не так. Раньше он твердил, как мог бы сотворить там шедевр. Что будет смеяться, что ни один ублюдок не сможет закрасить это, даже двадцать мужиков, — он слегка рассмеялся. — Меня не было там, когда он это сделал, наверное, спорил с мамой или был еще где-нибудь. Он поднялся наверх, по-моему, пьяный. Свесился с перил, но не закрепил их как следует. Вот и все.