— Еще и десяти нет, черт возьми.

Я посмотрела на часы.

— Вообще-то уже двадцать минут.

Она посмотрела мимо меня в сторону лифтов.

— Разве тебе полагается приходить одной?

— Это зависит от конкретного случая, — солгала я. — Я подумала, что зайду еще раз, насчет охраны.

— У меня все еще нет нового почтового ящика. — Она сняла с двери цепочку и пошла обратно, чтобы я могла последовать за ней. Я закрыла за собой дверь, приспосабливаясь к вони. Табачный перегар и сырость. Она расчистила место на диване, вывалив на ковер остатки фиш энд чипс. — И решеток на окнах тоже.

— Пятый этаж не считается потенциально опасным для вторжения, во всяком случае, с окон. Это может занять некоторое время, финансирование ограничено.

— Пятый этаж или десятый, это, черт возьми, не удержит его.

— Ваш сын угрожал вам чем-нибудь? У вас был контакт со времени последнего визита?

— Нет, с тех пор, как он вернул собаку. Но это не значит, что он больше не будет меня преследовать. — Она прикурила сигарету, пуская дым в мою сторону. — Зачем ты ему помогаешь?

Кровь отхлынула от лица.

— Прошу прощения?

Она улыбнулась, и под ее изможденным видом я уловила семейное сходство.

— Я не вчера родилась, дорогуша. Люди говорят.

— Я, эм… сделала то, что считала лучшим для животного.

— Какого из них? — Ханна Джексон рассмеялась, откинувшись на спинку дивана, и выпустила в мою сторону новое облако дыма. Я старалась определить ее возврат, полагая, что ей самое большее сорок, хотя годы действительно не были добры к ней. Она была привлекательной женщиной, если бы не морщинистое лицо и запавшие глаза; немного лишнего веса, но он ей шло. Она имела собственную красную пометку в нашей системе, гораздо более низкого класса, чем у Каллума, но тем не менее повод для беспокойства, и все же я не чувствовала такой же угрозы в ее присутствии. Может моя оплошность, а может быть, она не показывала свою худшую сторону утром буднего дня. — Ты не первая и не будешь последней.

— Что, простите?

Она закатила глаза.

— Потерявшей голову от внешности. Он — самая красивая вещь, которую я когда-либо сделала. Его отец тоже был симпатичным.

— Его отец? — Вопрос прозвучал прежде, чем я успела остановить себя.

— За решеткой. Убийство. В Каллуме тоже течет дурная кровь. Родился паршивым.

— Не думаю, что насилие передается по наследству, миссис Джексон. — Я встретилась с ней взглядом, бросая вызов своей собственной системе убеждений.

— Верь во что хочешь, дорогуша. Как я уже говорила, малыш — монстр, и всегда им был. Любит эту чертову собаку, и больше ничего.

Я пыталась скрыть свое отвращение, спрятав его за маской профессиональной нейтральности.

— Я подам еще один запрос на охрану окон, хотя они могу захотеть осмотреть балкон, установить любые точки доступа.

— Он найдет способ подняться наверх, если захочет. В правильном настроении даже заберется по чертовой стене.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы решить вопрос с финансированием.

Она уставилась на меня, на ее лице была странная смесь презрения и восхищения.

— Ты считаешь меня сукой, раз я избавилась от этой собаки.

— Это не моя работа — судить, миссис Джексон.

— Думаю, она была вредной. Не сказать иначе. — Она встала, пробираясь сквозь мусор к двери в гостиную. Она закрыла ее, чтобы я могла видеть заднюю часть. Она была изодрана в клочья и почти полностью уничтожена. Она ткнула пальцем в ковер, чтобы показать мне нити, подранные по краю. — Этой собаке не место в доме, она неконтролируемая. У меня никогда не было собак и никогда не будет. Тай помог мне от нее избавиться, хотя Кал так не считает. Последнее время мы ненавидим друг друга.

— Тайлер Джонс?

— У него свои проблемы, я знаю. Однако, он хороший парень, несмотря ни на что.

Я представила себе Тайлера Джонса, которого видела возле гаражей, Тайлера Джонса, желающего Кейси смерти и бьющего Каллума кулаком в челюсть.

— Опять же, не мне судить.

— Не слушай эту его мерзкую бывшую, Вики Поллок. С тех пор, как я себя помню, у нее было что-то с Калом. Она скажет все, что угодно, лишь бы получить хоть каплю сочувствия. Тай, может, и распустил кулаки, не отрицаю, но эта маленькая сучка сама напросилась на это.

Я знала о Вики Поллок, живущей на первом этаже второго здания, матери-одиночке с маленьким сыном Слейтером, которая уже состояла на учете социальной службы. У нее была прямая связь с экстренными службами в рамках судебного ордера, который она получила против Тайлера Джонса. Я видела ее досье, встречалась с ней много раз во время моих первых визитов к ней. Я изо всех сил старалась поверить, что женщина в ее положении будет напрашиваться на такого рода насилие, но в данном случае решила держать рот на замке. Пульс участился, в животе появилось беспокойство. Глупое, нелепое чувство.

— А сейчас они вместе? Ваш сын и Вики Поллок? — Я подняла свой планшет. — Справочная информация по делу о финансировании.

— Не у того спрашиваешь, милочка. Без понятия. Хотя сомневаюсь в этом. — Я почти видела, как у нее вращаются шестеренки. — Но опять же… для финансирования… Думаю, он мог бы быть с ней. Она тоже будет враждебно настроена по отношению ко мне… моя дружба с Таем… они оба могут охотиться за мной.

— Я приму это во внимание. — Я встала, чтобы уйти, улыбаясь так вежливо, как только могла. Я вышла в коридор, страстно желая подышать свежим воздухом. В дальнем конце комнаты была открыта дверь, за которой виднелась спальня, стены которой пестрели множеством цветов и линий. Я бессознательно сделала шаг вперед, стараясь рассмотреть получше.

Ханна Джексон проследила за моим взглядом.

— Комната Кала, хотя он редко бывал здесь. — Она прошла дальше и щелкнула выключателем. — Все собираюсь закрасить это. Думаешь, я смогу получить финансирование на декор? Для каких-нибудь магнолий?

Я присоединилась к ней, делая вид, что размышляю. Стены были живыми; невероятные, яркие сцены ужаса сталкивались друг с другом. Портрет Каллума Джексона, скорчившегося в углу в окружении пламени. Городской пейзаж в серых и черных тонах, превращающийся в безумный закат. Некоторые участки стены были гораздо более примитивными, каракули ребенка, скорее всего. Нецензурная брань неровными буквами, лица с испугом в глазах.

— Это просто нечто.

— Не могла остановить его. Он будет рисовать всем, что сможет достать его маленькая вороватая задница. Однажды, когда я забрала у него маркеры, он рисовал собственной кровью.

— Он учился этому? В школе?

— Никогда не ходил в чертову школу. — Она подожгла еще одну сигарету, и ее лицо осветилось от пламени. — Расскажу тебе смешную историю. Когда Кал был совсем ребенком, ему было, наверное, восемь, он связался со старым Джимми Рэнделом из Веил Паради. Ему там нравилось, он ходил туда годами и изучал всю эту чертову живопись из баллончиков. Как бы то ни было, однажды он приходит домой, возвращается ко мне и Рику — моему бывшему, — мы как раз смотрели какой-то ситком, и он садится и очень серьезно говорит: «Эй, мам, я собираюсь в художественный колледж». Весь такой чертовски довольный собой. Говорит: «Джимми говорит, что я хорош, говорит, что я могу стать художником». — Она кашлянула от смеха, изображая истинное веселье. — Мы с Риком чуть не обоссались, правда. Художественный колледж! Чертов колледж искусств! Будто такой ребенок, как он, когда-нибудь сможет поступить в чертов колледж искусств. Я сказала ему, сказала: «Не будь таким тупым, чертовым педрилой. Только гребаные шикарные придурки и педики ходят в чертов художественный колледж. Кем ты себя возомнил, черт возьми? Леонардо чертовым Ван Гогом или еще кем?»

Мой желудок скрутило от ужаса при виде бессердечной дрянной матери передо мной.

— И что он на это ответил?

Она издала утробный смешок.

— Ничего особенного, глупый маленький говнюк. Умчался в бешенстве, выкинул все свои маркеры с балкона. Мы целую вечность называли его маленьким Леонардо-сказочником. В конце концов, Рику пришлось хорошенько выпороть его, чтобы тот перестал дуться.