Я почти месяц был в Ленинграде и в Москве. Закончил проверку верстки сборника «Н. Рерих. Жизнь и творчество»…
Как и всегда, у С.Н. очень много работы. Много и разных трудностей…» (сентябрь 1977).
В октябре 1977 года я перешел работать в Региональный научно-исследовательский гидрометинститут в отдел вычислительного центра. Здесь я познакомился с Олегом Ивановичем Лысковым, который затем также стал последователем Учения Живой Этики.
В это же время, поощренный Павлом Федоровичем, я стал наращивать свой литературный опыт на маленьких рассказах, фельетонах и стишках, которые, конечно же, предназначались, в основном, сотрудникам отделов, собравшимся в обеденный перерыв у того или иного «круглого» пульта с несколькими стульями.
«Я люблю тебя жизнь», – выводили аккорды баяна.
И в избе у стола треск лучинушки вторил ему…
Баянист, баянист, поиграй нам немного пиано
Про рябину с Урала, да прошлую нашу войну.
Поиграй, баянист, про тропинку в бору отсырелом,
По которой мы шли в свой последний решительный бой.
Пел баян – и летел каждый палец вдоль клавиш умело,
Словно тройка неслась по военному тракту домой.
И дорожная пыль оседала на наши ресницы.
Эх, баян, веселей свою звучную песню играй.
Мы на резвых конях далеко унеслись от столицы,
Чтобы сеять хлеба, возрождая разрушенный край.
Где лежала тайга, где не слышалось шума людского,
Мы с тобой, баянист, из бетона пекли города.
Твоя песня была нам поэмой грядущего дома.
Твоя песня жила, как и родина наша жила.
«Я люблю тебя жизнь», – выводили аккорды упрямо.
И им вторила песнь, в молодых отзываясь сердцах.
Баянист, баянист, поиграй же немного пиано,
Чтобы им не забыть, что вершилось на наших глазах.
Стала появляться и лирика.
Закатилось лето за дома.
В красную рябину завернулось.
А твоя таинственная юность
Словно среди ночи синева.
И твоя рука в моей руке.
И глаза в глаза через объятья.
И твое сиреневое платье
Как закат вечерний на реке.
Аромат духов твоих пьянит,
Ворожит, как фея в преисподней.
В этот час не ранний и не поздний
За окном лишь дождик моросит.
Шепот листьев влажных сквозь стекло.
Вечной тайны тяжкое похмелье.
Поцелуи… Вера и сомненья…
И объятий жарких серебро…
Где ж мы были в призрачной тиши —
В наважденьях этих пережитых?
Много дней испуганно забытых
Все же позабыть ты не спеши.
«С громадным удовольствием прочитал письмо от вас и фельетон, – писал Павел Федорович. – Владение пером – большое дело. Прекрасно, что у вас в этом отношении открылась возможность совершенствования. За нею обязательно появится возможность и реализации накопленного, т. е. откроется путь к публикациям. Это очень может пригодиться в будущем… Любопытен приведенный вами в очерке разговор с молодым художником на выставке. Интересен и обмен мнениями с Алексеем относительно двух изданий «Общины».
Для уточнения скажу, что оба варианта составлены самой Еленой Ивановной, также и разбивка на параграфы. Изъятия и добавления текста были сделаны только Ею. Сами по себе эти Книги выражают одну и ту же Истину, но рассчитанную на разное восприятие разными людьми…» (декабрь 1977).
Свои успехи и неудачи в пропаганде творческого наследия Рерихов среди вновь подходящих я мысленно соизмерял с тем, как бы в таких случаях поступил на моем месте Павел Федорович.
«Пишу вам в знаменательный День Учителя (24 марта) и шлю свои лучшие мысли, – отвечал Павел Федорович на очередное мое письмо. – Мало знать и понимать Учение, к тому же степень знания и понимания всегда относительна, и здесь нет предела. Важно познанное применить в жизнь, претворить в себе[6]. И вот на этом пути претворения вполне закономерно выявляются наши несовершенства, с которыми требуется бороться. Их нужно осознать и победить…
С.Н. сейчас в Софии с большой выставкой картин своих и Н.К. Жду от него сообщения о дате прибытия в Москву и готовлюсь сейчас к встрече, на которой много вопросов нужно решить. Если на какое-то время с ответами буду задерживаться, значит – в поездках» (март 1978).
Постепенно мои литературные опыты стали давать пусть маленькие, но результаты. Мне были вручены почетные грамоты за первое место в выставке смотра-конкурса «Народные таланты» за серию фотографий и цикл стихов «Беспредельность». Новосибирский областной оргкомитет наградил дипломом первой степени за авторское чтение и дипломом второй степени как фотолюбителя за творческие успехи и пропаганду народного творчества.
И наконец, в газете «Советская Сибирь» появилась моя небольшая заметка «Картины художников Рерихов в Болгарии».
«Прежде всего, я хочу выразить радость по поводу того, что у вас ширятся контакты, – писал Павел Федорович, – и таким образом возделывается почва для будущей деятельности…
На годы не сетуйте. Процесс накопления и поиска у меня лично проходил, например, еще дольше. Отбросьте все сомнения о каких-то своих «неудачливостях».
Все на пользу и все придет в положенный час…
Побеседуйте с Ибрагимовым[7] на алтайские темы. Он живет не в Новосибирске, но проездом обещал зайти к вам» (май 1978).
Благодаря Павлу Федоровичу, в мою жизнь надолго вошли два самобытных и интересных человека – кемеровский поэт Александр Ибрагимов и его жена художница Анна. И за несколько же лет мне удалось сформировать в Новосибирске пусть небольшой, но все же некий круг духовно ищущих молодых людей, каждый их которых имел свой голос, вел свою партию в том оркестре, который называется устремлением Духа.
Ручаемся за пламенное сердце,
Сознательно слагающее Путь.
Пылающее сердце, как орган,
Мельчайшие оттенки отражает
Космических созвучий.
Павел Федорович, чутко улавливая внутренний ритм моей духовной жизни, всячески ободрял меня, давал рекомендации по тем или иным направлениям моей совместной работы с духовно ищущими людьми. Находясь на расстоянии в три тысячи километров друг от друга, я, тем не менее, ощущал его совсем рядом.
«Я провел три недели в Москве, из них две вместе со С.Н., – писал Павел Федорович. – Все это было очень замечательно, но достаточно трудно. Много всего скопилось.
С.Н. конкретно поставил вопрос о возобновлении работы в «Урусвати». Чтобы вы были в курсе дела, посылаю вам коротко изложенную им позицию. Болгары ее полностью принимают, будем надеяться, что и мы не отстанем…
Получил вашу публикацию от Спириной. Это замечательно, что вы начинаете публиковаться. Больше пробуйте писать. Очень вам рекомендую заняться близкой к вашей работе деятельностью – охраной природы… Ваша тема «Живая Этика и Христианство» – тема большая, которая будет решаться десятилетиями, а, может быть, и столетиями. Быстрого выхода в печать с нею не предвидится. А вам нужно завоевывать реальные позиции…» (июнь 1978). «Вносить принципы Живой Этики необходимо в любой области, в любой каждодневной работе, во всех без исключения научных дисциплинах, – отзывался на мои вопросы Павел Федорович, – поэтому очень нужны контакты с их представителями, особенно с молодежью. К сожалению, в Академгородке, как, впрочем, и везде, нет единства, разбились люди на группировки, некоторые из них, похоже, немало вреда приносят, но попадают и хорошие люди, думаю, что Петр Петрович Лабецкий. Он был в Москве и привез подарок от Окладникова для С.Н. Как мне показалось, короткая встреча со С.Н. произвела на П.П. сильное впечатление. Так что там, где можно, поддерживайте и налаживайте хорошие контакты. Действуйте везде по принципу «более длинной линии», т. е. старайтесь больше дать, больше заинтересовать и меньше идти на столкновения, которые, как правило, позитивных результатов не имеют. Нужно действовать методом радости свободного познания, радостным восприятием всей жизни, полным признанием индивидуального подхода к духовному раскрытию Бытия, частью которого мы являемся. Между дисциплиной духа и палочной дисциплиной казармы – непроходимая пропасть…
