У нас же в светлые времена, когда анаграмма «Вперед к победе коммунизма» была начертана на каждом заборе, когда только и делали, что возносились духовно, потуже затягивая ремни, чтоб штаны не упали, мы все время слышали от перстом указующих нам лидеров крылатые слова: товарищи, да товарищи.

А если развернуть это понятие: товар ищи, да товар ищи.

И бегали мы тогда, да и сейчас мое поколение бегает, в скупой надежде где-то что-то подешевле купить, поскольку совсем уж круто стало бывшим товарищам, для которых поиск товара, за отсутствием средств, все больше захватывает районы помоек, мусорных баков и городских свалок.

Год назад еще стеснялись вытолкнутые за барьер жизни пожилые женщины наши и мужики подходить к этим мусорным бакам. Ждали обычно вечера, когда народу поменьше, или утра, когда нет никого. Сейчас в любой день и час видишь над баками склоненные головы и согбенные спины – уже привычный сюжет в новой Российской Империи.

И как удивилась одна пожилая женщина, когда я, проходя мимо такого бака, дал ей десятку хотя бы хлеб и батон купить, чтоб так уж не гнуться в воскресный день, погожий и чистый. Она вскинула глаза ко мне, полные слез. И эти слезы были не столько от благодарности, сколько от унижения, от беспомощности в поруганной старости.

«Эх Русь! Куда несешься Ты. Дай ответ. Не дает ответа», – писал классик. Да, видимо, и не даст. А теперь и неважно – все одно Конец Света. Поэтому лучшее, что могу я сделать в эти последние дни, это написать тебе письмо. Может быть, если все обойдется, между обычной человеческой болтовней ты и прочтешь продолжение моей неказистой истории, начало которой и было изложено в книге «Спаси себя сам». Но ты упорно молчишь. Может быть, почтовый вагон пролетел мимо твоего полустанка? Почта ведь теперь в основном перевозит в дорогих конвертах машины новых русских, а не простые письма своих сограждан.

Конечно, официальный ответ я послал в «ближнее зарубежье». Были у меня листа два неплохих – утюгом прогладил, шариковой ручкой прошелся и отправил, чтобы не приставали.

Вот я смотрю сейчас оставшийся у меня черновик от письма иностранцу, и если опустить его вводную часть, в меру изменить конец и начало, стряхнуть со страниц казенную пыль и цифирную занудность, то – и тебе послание будет готово. Частная переписка тоже ведь документ, хотя и попроще.

К тому же, чтобы тебе не скучно было этот частный документ читать в рекламных паузах сериалов (не отключат же их в течение оставшихся шести дней), можно добавить в письмо немного светотени, где-то нахмуриться, где-то улыбнуться. И то, что из всего этого получится, послать тебе. Смотришь, в наше трудное время – приложение к завтраку и к обеду, или – десерт. Слово-то какое непривычное нам или, напротив, вполне знакомое: Дайте-Европейцы-Скорее-Еды-Ради-Творца.

А если говорить без улыбки, то канувшие в лету годы давно просят хотя бы небольшого внимания к ним, вроде кошки, которая всегда желает, чтобы ее погладили по спине.

Попробую и я прикоснуться ладонями к шершавой спине своей истории. Думаю, что уж после этого-то я получу от тебя хотя бы страничку с ответом, разумеется, если президент и государственная Дума договорятся между собой по проблеме Конца Света, подпишут, наконец-то, соответствующую конвенцию о ненападении и пришлепнут на нее большую квадратную печать, поскольку все равно же не дойти им со своими разногласиями в толстых портфелях до кремлевского круглого стола, отполированного до зеркального блеска и украшенного петухами, как полотенца к образам.

И еще, напишу-ка я письмо моему Другу гусиным пером – достал по блату. А что такое – гусиное перо. Это и поход за чернилами, и заточка пера, и осторожное обращение с ним, чтобы не помять и не сломать, и неспешное повествование.

Эх мать, шиковать так шиковать, если уж на носу Конец Света.

Помнится, правда, что и в 1994 году ожидали люди что-то подобное, когда разорванная на куски Комета глыба за глыбой падала на Юпитер. Для Юпитера, конечно, это было событие. А мы-то причем? Но наши звездочеты по этому поводу были вне себя:

– Окститесь, окаянные, грядут Библейские сроки! – шумели они. – Шесть лет вам осталось козлами прыгать по Планете.

– Рога Антихриста уже торчат над горизонтом! – с упоением добавляли их приспешники.

– Грядет Мессия отделить зерна от плевел. Грядет Мессия! – неслось с другого порога.

Было бы так просто отделить – не сидел бы я с гусиным пером, не писал бы тебе письмо. Неужели Господь до сих пор бы терпел то, что творится в его земной резиденции, на его пляжах и курортах, где среди распаренных от жары и пепси-колы тел и яблоку-то негде упасть. Прошли времена, когда Ева так вот запросто могла взять и бросить яблоко в руки Адаму. И никто тогда не мешал Адаму поймать его. Никто не отбирал, не вырывал из рук, как в наше-то время.

Единственное же, что случилось тогда на Земле после упавшей на Юпитер кометы, это переход от хмурой весны, еле-еле отогревшей землю, и плаксивого начала лета к устоявшейся вдруг жаре и распахнутому во весь небосвод Солнцу.

Друг мой, кратко мою скорбную историю можно было бы обозначить словами, взятыми из Деяний апостолов: «Ты дал мне познать путь жизни». Но тут же специалисты по названиям заметят, что оно слишком длинно и, вообще, название произведению очень трудно давать. Этому искусству надо учиться, брать примеры с великих: «Не хлебом единым», хотя бы, или – «Белые одежды». Я и взял из Библии – что же еще может быть более великое? Но с другой стороны, конечно же, название из шести слов длинновато, хотя встречаются, например, и такие: «Двадцать три ступени вниз». Не назвал же Марк Касвинов свое повествование о 23 годах царствования Николая II просто «Ступени вниз», а предпочел более длинное, чтобы лишний раз подчеркнуть «всю гниль и мерзость монархического строя и его закономерную историческую обреченность». Взвесив все аргументы, я подумал было назвать свое повествование весьма коротко – «Путь к себе». Не сравнивать же, действительно, земное бытие обычного человека, которых вон сколько толкается по улицам и переулкам, с заслуживающими внимания солидными жизнеописаниями монархов или президентов.

К тому же, для каждого из нас своя жизнь – самый главный Путь и есть. Именно по этому пути нам предначертано Судьбой – кому ползти на четвереньках, кому торжественно идти, а кому и величественно ехать на «паре гнедых» день за днем, год за годом.

Процесс такого непрерывного движения на протяжении нескольких десятков лет и есть наше Познание Жизни и, в первую очередь, – своей Жизни. И потом, за моими плечами все же выстроились в шеренгу 60 ее пламенных лет. Пламенных, не в смысле сильно и ярко сверкающих на общественном Олимпе, и не пылких и страстных в любовных утехах, а объятых пламенным жаром той печи, в которой обрабатывается на Земле материал нашего Духа.

В этой печи наши ошибки и заблуждения переплавляются в бесценный для нас житейский опыт. В этой печи наши субъективные впечатления и эгоистическое мышление постепенно выгорают, уступая место кристаллам нержавеющей стали Вселенской Истины. И с этих позиций, думаю я, стоит ли утруждать себя поиском особого названия для того, что я хочу предложить внимаю своего Друга. Пусть это будут просто страницы «Писем странника», преодолевающего холмы и овраги своей странной жизни на пути к себе.

И как знать, может быть, эти письма, в какой-то степени, помогут идущим следом преодолеть крутые виражи своих духовных поисков и устремлений, поскольку именно вытаскивание себя за волосы из болот и грязи человеческого бытия и является основным смыслом нашего вхождения в земную жизнь.

Разумеется, что для каждого из нас нить прожитых лет не обходится без узловых дат, которые, как указатели на развилках дорог, меняют направление нашего жизненного пути.

По этим узловым датам жизни я и предлагаю тебе, мой далекий и близкий Друг, начать неспешное движение по страницам моих незатейливых Писем. А ты уж сам определи – где ускорить чтение этих страниц, а где замедлить, что пропустить, а на что обратить свое пристальное внимание. Итак, родился я в 1939 году, в ночь на воскресенье 16 апреля в Ленинграде, ныне – Санкт-Петербурге.