«Эх, Всеволод Михалыч, развёл ты демократию, - зло подумал я, осматривая пустые места за столиками. – С другой стороны, два таких нервных матча откатали, что может быть Сева и прав». Хотя лично меня успокаивали совсем другие вещи. Например: покормить котов, покрутить педали велотренажёра, потягать гантели со штангой или поколотить боксёрскую грушу. К сожалению, сейчас ничего из этого я сделать не мог. И план на сегодняшний день накидал следующий: ещё поспать, потом на обеде поесть и пойти гулять пешком по набережной Москвы. А вечером? А вечером – видно будет.

Но как это часто в последнее время случается - все мои планы полетели кувырком. Когда Борис ушёл по магазинам, в дверь комнаты кто-то настойчиво постучал. Я сначала подумал, что пришёл просить пощады Свистухин, но на пороге стоял низенький черноволосый молодой человек с хитрыми еврейскими глазами.

- Меня ипотека и кредитные ваши грабительские программы не интересуют, - пробурчал я, закрывая дверь. – И ценные бумаги я тоже приобретать не намерен.

- Постойте, это ваша плёнка? – Черноволосый протянул картонную коробку с демо-записью нашего горьковского заводского ансамбля.

И тут до меня дошло, почему у странного посетителя так живо бегают и блестят глаза, как будто он увидел слиток золота. «Продюсер, мать твою, - подумал я, пропуская молодого парня в номер. – Вроде на Айзеншписа похож».

- Ты случайно не Юрий Айзеншпис? – Спросил я, рассматривая посетителя как экспонат в музее.

- Что вы, Юра уже почти два года, как сидит, - грустно улыбнулся незнакомец с хитрыми еврейскими глазами. – Меня зовут Миша Плоткин, может, слышали?

- Нет, меня больше интересует хоккей. Юра значит уже сидит, а ты ещё работаешь, - пробормотал я. – Давай ближе к телу, как сказал Мопассан. Мальчишки мои заинтересовали?

- Это же просто хиты! – Эмоционально зашептал парень. – С этим материалом можно столько заработать, что вы не представляете, это же сотни концертов в год по всему союзу! Могут ваши ребята выступить завтра здесь в ресторане гостиницы?

Я забрал у Плоткина из рук плёнку в картонной коробке, на которой был написан телефон папы-профессора пианиста Савелия. «Что ж ты друг такой не внимательный, если продюсер, - подумал я. – Кстати, мне как раз нужны деньги! Вдруг Ирина приедет».

- Мои ребятишки как пионеры всегда готовы, - улыбнулся я. – Но Горьковская филармония не дремлет и завтра у них прослушивание там в филармонии. – Я дождался, пока продюсер загрустит и тут же добавил. – Однако за сто рублей я берусь порешать внезапную проблему.

- Сто рублей, - поскучнел черноволосый посетитель, затем отвернулся, отсчитал деньги и выложил нужную сумму на журнальный столик. – Завтра чтоб были как штык.

- Как четыре штыка, - поправил я Плоткина, пересчитывая деньги. – Чёрт, как же я забыл! У моих мальчишек, ещё один концерт будет в воскресенье в одном из ресторанов Москвы. Где сказать не могу коммерческая тайна. Ещё сотня нужна. Лучше конечно сто пятьдесят, но мы русские друг друга не обманываем, поэтому решу и это недоразумение за сто. – Я подмигнул совсем впавшему в грусть и тоску продюсеру.

- Это последние деньги, - Миша Плоткин выложил ещё сотню мятыми десятками.

- Завтра в два часа мои мальчишки будут здесь, и делайте с ними, что сочтёте нужным. А сейчас простите у меня дела, нужно привести себя в товарный вид, чтобы решить наши с вами «непонятки». - Я открыл дверь своего номера, чтобы выпроводить незваного дорого гостя.

Чем была хороша гостиница «Юность», кроме близости к Лужниковским спортивным объектам? Прямо в ней можно было поиграть в бильярд, в настольный теннис, сходить в парикмахерскую и в почтовое отделение. Именно туда после чашечки прекрасного кофе в ресторане я и направился. «Нет, всё же жить без денег плохо и скучно, хотя в СССР такое вполне возможно, если ты спортсмен находящийся на каких-нибудь сборах», - с такими простыми мыслями я набрал по межгороду номер профессорской квартиры в городе Горьком. Длинные гудки в трубке я слушал примерно тридцать секунд, из чего следовало, либо пианист Савелий живёт в огромных апартаментах, либо никого нет дома, либо кое-кто все ещё спит. Наконец трубку взял какой-то недовольный старческий голос.

- Кто это?

- Вас беспокоят с телестудии из Москвы, мы хотим пригласить вас выступить на Новогоднем голубом огоньке. Сразу после Юрия Никулина перед певицей Эдитой Пьехой.

- С лекцией по высшей математике что ли? – Недовольно пробурчал профессор.

- То есть песен эстрадных вы не поёте? - Хмыкнул я. – Значит, меня неправильно информировали. Очень жаль в ЦК партии сейчас большее значение уделят развлекательному телевидению.

- Постойте, - сказал старческий голос и затем в трубке появился молоденький голосок. – Здравствуйте, меня зовут Савелий, наш ансамбль с радостью выступит у вас в Москве.

- Слушай сюда пианист! – Рявкнул я. – Завтра с инструментами в два часа дня вся ваша банда должна быть в гостинице «Юность». Сначала сбацаете здесь в ресторане, а потом поедете по всему союзу с песнями и плясками деньги зашибать. Не перебивай! Обязательно раздобудьте ласты, в них будет ваша фишка. Выйдете в концертных костюмах и в ластах, сразу вся Москва с катушек слетит. Запомнил?

- Ну, хорошо, - согласился петь в ластах пианист Савелий, так как чего не сделаешь ради переменчивой мирской славы.

***

«Значит, мальчишек своих музыкальных я пристроил, - думал я, гуляя по набережной в сторону Кремля. – Плоткин, Плоткин – знакомая фамилия. Либо он с Пугачёвой работал, либо с ВИА «Лейся, песня». Парень хваткий, отдал двести рублей незнакомому человеку без расписки, так его с музыки распёрло. Но что-то всё равно ещё гнетёт! Что-то я упустил? Театр какой-то? Вампилов, ёжкины коты! Он же пока живой, а должен скоро утонуть на Байкале! Значит у меня сегодня по расписанию, кроме разгона облаков ещё и подвиг».

Всё что я знал о биографии писателя Александра Вампилова, я подчерпнул из художественного фильма, где главную роль исполнял Андрей Мерзликин. Понятное дело, что в кино могли многое переврать, но в большой советской энциклопедии всё равно нечего нет. Был в том кинофильме один эпизод, когда Вампилов принёс свою рукопись в театр «Современник» Олегу Ефремову, который его культурно отшил. А это значит в «Современнике» нужно искать того человечка, который или что-то видел, или слышал, или знает, или помнит, или догадывается. Главное - это работа со свидетелем, как говорил Глеб Жеглов.

***

В гостиницу я вернулся к обеду, злой и голодный. Нихрена в «Современнике» не знали про Александра Вампилова, кроме того, что его кое-кто называл наглым бурятом и требовал больше сюда не пускать. Дали какой-то адрес редакции иркутской газеты «Советская молодёжь» и всё. «Ну, хоть что-то», - думал я, опрокидывая в себя на автомате первое, второе и третье.

- Поел? – Сразу с вопросом забежал в ресторан Сева Бобров одетый в пальто и кепку. – Сейчас быстренько подстригись, побрейся, тут прямо в гостинице парикмахерская. Портом натягивай новенький пиджак, отглаженные брюки и галстук.

- Носки свежие надевать?

- Дурак! – Бобров хлопнул кулаком по столу. – Через час нас ждет в одном месте очень серьезный человек. И не вздумай там шуточки свои несмешные рассказывать.

- А сколько могут дать за юмор в том месте? – Я немного поднапрягся.

- Может, и ничего не дадут, но команда и сборная дальше продолжит играть и без тебя, и без меня. У меня-то пенсия хорошая, а ты пойдёшь токарным способом болты на заводе обрабатывать. – Сева забрал мой компот и залпом его выпил.

Уже в машине по дороге к важному и серьезному человеку, главный тренер рассказал, что случилось, пока я в гостинице отсыпался и отъедался. По своей наивности сходил он в Госкомспорт, чтобы уточнить детали его работы со второй сборной, ну и по-тихому узнать - из-за кого нас судьи «любить» перестали? Если с первым вопросом никаких проблем не возникло, то по второму даже слегка намекнуть никто и ничего не захотел. Зато, как только Сева вернулся домой, раздался телефонный звонок и его пригласили на встречу.