— Оп-па, — раздалось тихое над ухом, когда Изуна достал тюбик смазки из-под подушки. — А ты не изменяешь своим привычкам. Всё всегда под рукой, м?

— Мы не можем, Из, — глупо пытался протестовать Мадара, чувствуя, как его на каждом слове пытаются заткнуть поцелуем. — Мы не должны этого делать. Мфф…

Жадно. Быстро. Горячо. Немая борьба за то, чей поцелуй и язык окажется глубже. Рамки сломаны, безжалостно раздавлены. Теперь только страсть, что выпустили из клетки, где долго томили. Довольное сопение, или даже пыхчение. Два тела приятно прилипли друг к другу, а мир вокруг перестал существовать. А был ли он вообще? Ничего и никого рядом не осталось.

— Конечно не можем, — шептал Изуна в поцелуй. — Но будем. Пусть это не так, как ты хотел, но я так ближе. А я хочу быть ещё ближе.

— Тише… Тише, — попытался унять эту горячность Мадара, приложив ладонь к щеке брата, но тот тут же поцеловал её, перебирая губами каждый палец. — Ты слишком торопишься, — и он стал медленно, лениво трогать любимые пухлые губки, слегка облизывая их, мягко проникая языком в рот. — Медленнее, не спеши. Пробуй.

Большие глазки сверкнули чем-то пошлым, и по дальнейшим действиям было понятно, что братик усвоил урок. Теперь его поцелуи стали тягучими, отчего становилось вдвойне приятно. Низ живота страшно ныл, но Мадара надеялся в глубине души, что этим всё и закончится, даже не успев начаться. Изуна же наоборот пытался придать этому моменту особый смысл. Для него это должен быть не просто секс. Это должно быть слияние, нечто большее, чем обычная близость. Он сходил с ума, когда трогал шею и плечи брата губами, сам не верил тому, что сейчас всё это происходит на самом деле. Незаметно выдавив смазку себе в руку, он обхватил пальцами член, чуть сжал, до долгожданного стона, выждал момент, когда брат снова зажмурится, пытаясь всë отрицать, чуть приподнялся и плавно сел сам.

Мадара выгнулся от ощущения пылающей жаром узости, но руки братишки тут же пригвоздили его обратно к кровати. Изуна сам решил управлять процессом, так проще, ведь он чувствует, как добраться до самого уязвимого места.

Плавные движения. Мучительные. Учиха уже и забыл эти ощущения, как и забыл то время, когда в сексе с мужчиной был пенетрирующим партнером. Кажется, он обленился ещё в юности.

— Тебе хорошо? — тихий вопрос братишки вернул в реальность.

— Д-да… Ах… — и хотел бы соврать, да не смог. Мадара только крепче вцепился сначала в колени Изуны, затем в бёдра, и только потом нащупал талию. Заставляя, нет, принуждая остаться на себе, как можно дольше, немного помогая двигаться.

— Тебе хорошо со мной? — дыхание у парнишки совсем сбилось, в голосе чувствовалась едва уловимая усталость.

— Д-да… Аа-а… — прохрипел он снова, после чего почувствовал, как липкая тёплая струя достигла его подбородка.

«Мадара, что ты делаешь? Ты должен был остановить его, а не поддаваться слабостям вместе с ним. Хоть один из вас должен быть трезв.»

Ирония была именно в том, что трезв действительно только один.

— Хочешь кончить в меня? — и снова этот приторный голос, которому невозможно сопротивляться, а на милом личике садистская улыбка.

Даже не успев что-либо ответить, Мадара так и сделал, зарычав от удовольствия. До его ушей тоже донëсся сладкий стон, после чего Изуна со скрипом разогнул колени, приподнялся и шлëпнулся сверху. Уставший, потный, но очень довольный.

— Ты мой, Дара, ты знаешь об этом? — хитро шепнул он, воткнувшись носом во взмокшую шею. — Теперь точно весь мой…

— Я всегда был твой… — старший ласково приглаживал влажные волосы, а второй рукой все еще обнимал за талию.

— Прав был отец, что держал нас на расстоянии столько лет?

— Хм, думаю, что нет. Он пытался уберечь тебя от меня, а вот меня от тебя никто не берёг, — Мадара вновь задумался о последствиях, да только поздно. Слишком поздно. — И как нам теперь с этим жить?

Изуна, не раздумывая, запечатал не по делу возмущающийся рот поцелуем. Пусть хоть сейчас молчит.

— Будем жить, как и всегда, но немного по-новому. Теперь мы можем не стесняться в проявлении своих чувств. Можешь сказать мне спасибо. А что касается тайн… Что же, братья Учиха умеют их хранить.

Комментарий к 13. Братские узы.

* Строчка из песни: Акустические ботинки — Ирландская

* Фраза из фильма “Ворон” с Брендоном Ли

Арты вам для атмосферы:

https://i.postimg.cc/tCcTNbCq/52999209-p18-master1200.jpg

https://i.postimg.cc/fbnR1v91/55218826-p7-master1200.jpg

https://i.postimg.cc/1zG3SN0X/56292295-p20-master1200.jpg

https://i.postimg.cc/FzRr0WMk/56292295-p33-master1200.jpg

И не кусайте меня, я предупреждала об отсутствии в шапке спойлерных меток)))

Не знаю зачем, но хочу поделиться, что сцена с пропавшим номером приключилась со мной за сутки до выкладки главы, вот она сюда удачно и вписалась. А на месте Хаширамы была моя сестра)))

Бета: отбетила🍥

========== 14. Рисунок размоет водой. ==========

Только мир навсегда остается закрытым от нас и чужим.

Мы всё красим своими цветами здесь, как захотим.

Пусть рисунок размоет вода, и мы снова в пути… *

Привыкший вставать рано Хаширама еле-еле дождался полудня, чтобы зайти в комнату, которая до этого всегда была пустой. Из щëлки приоткрытой двери приятно холодило сквозняком. Мягкий ветерок нёс с собой ещё и запах, что вносил живость в холостяцкий дом. Сегодня он не один. Нет. В кровати-то проснулся один, но в доме теперь их было двое, и это очень грело, даже сильнее, чем солнце, что испаряет воду после потопа.

— Тора, вставай, завтрак готов! — как обычно весело заголосил Хаширама, когда открыл дверь. Он окинул взглядом комнату, поразился аккуратно сложенным вещам на кресле, телефону и ключам на тумбе у кровати, которые брат всегда вынимал из карманов штанов, а после чего растаял в умилительной улыбке, когда взгляд задержался на самом Тобираме, лежащем на животе без одеяла, зато упорно подминающим под себя подушку. Старший даже подумал, что было бы неплохо узнать, кого он представляет на месте этой подушки.

Ответа не последовало, даже несмотря на громкость голоса. Младший братишка крепко спал, видимо соскучился по уютным кроватям. Хаширама подошëл ближе и хотел было потрепать за плечо, как тут же одëрнул руку, случайно наткнувшись на чёрные нитки на правой стороне шеи. По спине пробежал холодок вперемешку с ещё чем-то более неприятным. Но совсем страшно стало тогда, когда глаза выцепили красное пятно на простыне и наволочке, а всему виной было запястье с сочащейся из него кровью, что так неумело было перевязано с вечера.

— Что это у тебя? — дрожащая рука потянулась, чтобы ощупать грязный бинт.

Младший затылком почувствовал нежелательное прикосновение, потому сильнее скомкал подушку и подобрал под неё руку.

— Я же тебе вчера сказал, что это не твоё дело, — спокойно проговорил Тобирама в подушку и втянул слюни, что текли от сладкого сна. — Поранился неосторожно. Если у тебя кончились вопросы, то я хочу ещё поспать.

Хаширама развёл руками и шлëпнул себя ладонями по бëдрам. Как можно наладить отношения, если брат как обычно не хочет с ним говорить?

— Не хочешь мне ничего рассказывать, да?

Тобирама потëрся лицом о подушку и повернул голову на бок. Брат стоял прямо у кровати и, похоже, что не думал уходить.

— Мне нечего тебе больше рассказать, — прохрипел он полусонным голосом и прочистил горло. — Опять не веришь? Я не удивлен.

— Я очень хотел бы тебе верить, но не могу. Я может и дурак, как ты всегда говоришь, но сейчас я вижу, что тебе плохо.

— Мне нормально, — перебил младший и снова зарылся в подушку носом.

Хаширама аккуратно одними подушечками пальцев коснулся бинта на запястье, почти не касаясь, провёл по всей длине, как тут же вздрогнул, когда брат снова дёрнул рукой.

— Прости, я не хотел сделать больно. Разреши мне только перевязать по нормальному, и я уйду.

Схватив лежащее рядом лëгкое одеяло, Тобирама прикрыл им голову и измученно простонал в подушку. Почему нельзя его просто оставить одного? Зачем все эти вопросы, на которые он всё равно не ответит?