— Как… как ты… Это же, — Эшли не находила слов, в её маленькой светлой головке не помещалось слово гомосексуализм, хоть пока его вслух никто не озвучил. Но оно ведь прозвучит, правда? Она смотрела то в прищуренные глаза, то на ехидную полуулыбку. Нет. Пусть лучше молчит. Пусть всë остается так. Как есть. Сколько времени? Все смешалось в кучу. Она действительно упустила, когда должен вернуться сын, ведь сегодня последний учебный день перед летними каникулами. Мадара прав, она действительно никудышная мать. Женщина потрясла головой, длинные волосы прикрыли почти всё лицо, спрятав от жестокой правды. Голос упал до самого низкого шёпота. — Мадара, это же извращение… Тебе это…

— Нравится? — перебил Учиха, громко рассмеявшись. — А как ты думаешь, мог бы я позволить трахать себя, если бы мне это не нравилось? Ты не глупая дурочка и прекрасно должна понимать, что любви нет ни там, ни там. Я свободный человек. Так почему мне нельзя делать то, что мне нравится. И, да, Эш, мне это нравится.

Она не могла больше это слушать. Дерьмо вот-вот перельëтся через край, а ей и заплакать нельзя. Маленькие ладони сжались в кулаки. Держись. Эшли схватила со спинки кровати халат и, завернувшись в него, обняла себя за плечи.

— Иногда ты говоришь ужасные вещи, — она встала с кровати и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула. Короткий взгляд на маленький будильник. Почти три часа. Неужели Обито ещё не приходил домой? Дверь в спальне слегка поскрипывала и покачивалась на петлях. Сказывался сквозняк. — Давай оставим этот разговор на потом. Мне нужно это принять. Тебе сделать кофе?

Мадара всегда поражался еë неспособности принять очевидное. Она часто юлила, пыталась убежать от себя, всегда крайне неумело переводила разговор, а этот голос с хрипотцой на грани слёз всегда приносил ему моральное удовлетворение.

— Эш, — окликнул он подругу, когда та уже подошла к двери. Женщина нехотя повернулась, находу подвязывая пояс халата. Мадара улыбнулся и, слегка приоткрыв рот, лизнул уголок губ, а Эшли неосознанно повторила за ним этот жест. — Рот вытри. Вдруг сынулька на кухне сидит, а ты к нему в таком виде явишься.

После этих брошенных слов Учиха снова рассмеялся и потянулся за очередной сигаретой. Ему даже было неинтересно, как она злится. Он знал, что она этого не умеет, а даже если умеет, то он этого никогда не увидит и не почувствует на себе.

— Знаешь что, Учиха Мадара, шёл бы ты в задницу…

— Я бы пошёл, да ты кричишь, что больно…

Снова смех. Это уже чересчур. И чем она ему сегодня не угодила? Или дело в чëм-то другом? Эшли не стала это выяснять. Она слегка фыркнула на него, заправила волосы за уши и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.

Тучи надвигались стремительно, принося с собой штормовой ветер. Редкие дождевые капли уже стучали по стеклу, и женщина всерьёз забеспокоилась о сыне. Почему его ещё нет? Обычно если он заходил после школы к другу, то обязательно звонил от него и предупреждал, что задерживается в гостях. А может быть дело было в том, что в текущем месяце ей не хватило денег оплатить счёт за телефон?

Эшли стояла у плиты полностью погруженная в свои мысли. Её отрезвил громкий «пшш» сбежавшего из турки кофе. Конфорка погасла, сзади приближались тяжёлые шаги. Да что же сегодня за день такой, что всё из рук валится.

— А я смотрю, что тебя постигает неудача за неудачей, — посмеялись за спиной. — Я пойду, у меня сегодня дела вечером, так что не звони мне. Впрочем, знаешь зачем я сюда сегодня пришёл?

— Ничего мне не говори, — женщина замахала руками и кинулась к раковине за тряпкой. — Мне кажется, что я достаточно от тебя услышала. Приходи, когда будешь в хорошем настроении… Если оно у тебя бывает, конечно.

Опять она пытается скрыться в коконе счастливой семьи, так и не поняв, что ничего хорошего уже не будет. Мадара наблюдал, как мелко трясутся её руки, когда она открывает кран и судорожно полощет тряпку, а сам застëгивал пуговицы на рубашке, уже готовый покинуть эту не очень приятно пахнущую квартиру. И когда в ней убирались в последний раз?

— Ты хоть бы газ перекрыла, растяпа, — Учиха крутанул вентиль на плите и заслонил её собой, не давая подойти. Он протянул вперёд руки ладонями вверх и подмигнул одним глазом. — Будь полезной, застегни пуговицы.

Эшли нервно бросила мокрую тряпку обратно в раковину и, вытерев руки о подол халата, принялась выполнять просьбу.

— Что у тебя за дела? — решилась спросить она. — Я думала, что ты в отпуске. Опять в участке не могут без тебя обойтись?

— Нет, просто я с другом иду в паб, — Мадара отблагодарил подругу, небрежно хлопнув её по плечу словно приятеля, отряхнул налипшую пыль с чистых брюк и направился к входной двери, довольный собой. Он знал, что сегодня появился тут в последний раз, а она ещё нет. Видеть её сопли — последнее, что хотелось бы сделать, потому и нужно оттянуть момент. Ещё не хватало, чтоб она снова кидалась в ноги, прося не уходить.

— Паб? Ты серьёзно? — недоумевала женщина, уперев руки в бока. — Это твои дела?

— Эш, меня начинает нервировать, что ты разговариваешь со мной, как со своим мужем. Ты пытаешься меня контролировать, но я не могу понять, зачем, — Учиха дистанционно завёл машину, наспех сунул ноги в туфли и схватил с вешалки свой зонт, прихваченный на тот случай, если дождь застанет его по пути на парковку. — Давай поставим точку. Мне не нужен твой сын, я не хочу быть отцом, я не хочу быть мужем. Вроде всë, — он театрально призадумался, почесав свободной рукой подбородок. — А, нет, не всë. Ещë мне не нужны наши отношения, прости, но они мне наскучили. Вот такой вот я непостоянный. Ладно, счастливо вам оставаться.

Мадара спиной почувствовал на себе тяжëлый взгляд, ощутил, как женская ладонь пытается схватить его за локоть, но не повернулся, лишь дёрнул рукой, чтобы избавиться от ненужных прикосновений и вышел за дверь, даже не прикрыв еë за собой. Тихий всхлип — это всë, что он услышал, когда уже спускался по лестнице. Звука закрывающейся двери он не услышал, но подруга за ним не бежала — и то хорошо. Переживёт. Тогда Учиха ещё не знал, какую череду событий он запустил. Но, как говорится: «Мужчина тоже выращивает, что может, а затем пожинает плоды».

Обито осмелился выйти из комнаты только тогда, когда услышал, как мать упала в коридоре. Он слышал последний разговор. За мальчишкой вообще имелась нехорошая привычка подглядывать и подслушивать, а особенно часто он делал это дома. Мать не рассказывала ему правды никогда, потому и приходилось всë узнавать самому. Он злился, ругался, но всë равно любил еë, ведь она единственный родной человек в его жизни. Да, она часто забывала приготовить покушать или элементарно купить продукты, забывала оплатить счета, или просто не имела такой возможности из-за скудной зарплаты, часто не могла позволить ни себе, ни ему новой одежды, но всë же она — его мать, и глупо на неё злиться за то, что после смерти отца она пытается найти утешение в его брате. Обито ненавидел мужчину, что приходил к ним пару раз на неделе, но радовался, что мама после его ухода выглядела счастливой. Только вот сейчас всё пошло не так. Он что, сказал, что уходит навсегда?

— Мам, что с тобой? — малец подбежал к матери, что сидела на коленях перед открытой дверью и держалась одной рукой за ручку. Сквозняк тянул запах подъезда в маленькую квартирку, но в коридоре ещё пахло чужими духами. — Тебе плохо, ма?

Эшли как не слышала его, снова приняв за пустое место. Мальчишка теребил еë за плечо, но и это осталось незамеченным, женщина лишь сильнее прижалась лбом к двери и громче заревела, сотрясаясь всем телом.

— Мамуль, перестань плакать, — Обито кое-как оторвал еë руку от дверной ручки и захлопнул дверь. Он заметил, как сосед напротив подглядывает в щëлку, делая вид, что выпустил кошку погулять.

— Сынок, ты давно дома? — она наконец-то подняла на него заплаканные глаза и, вцепившись в щуплое тельце, воткнулась лицом в живот. Женщина не могла прекратить реветь. Что-то внутри вывернулось наизнанку, а сердце вырвали из груди, оставив пустоту. Казалось, что любимый забрал его с собой, да и выкинул по дороге за ненадобностью. — Прости меня, я не успела приготовить тебе обед…