В тëмной маленькой ванной комнате можно было разглядеть мокрые, крашенные в пепельный цвет волосы, а в запотевших зеркалах отражение того, как тëмно-алая кровь стекала по запястью. Он стоял, держась дрожащей окровавленной рукой за тëмно-синюю плитку, пальцы скользили, а короткие ногти пытались зацепиться за швы — жалкие попытки, чтобы не рухнуть прямо сейчас. Дело ещё не сделано. Вторая рука сжимала острое лезвие. Он шептал сам себе, пытаясь то ли успокоить, то ли не сбить себя с намеченного:

— Это в последний раз…

В прихожей висела новенькая ветровка, в её кармане разные мелочи: ключи, монетки, фантик от карамельки. Ещё недавно он держал всё это в руках, оно ещё помнит тепло его рук, перебирание между пальцев. На журнальном столике звонит телефон. Наверняка кто-то хочет сказать что-то важное. Но это уже не важно.

В голове сейчас были только воспоминания из детства, что накатывали волнами сами собой. Он помнил, как в первый раз пригласил друга к себе домой, они тогда были ещё совсем мальчишками. Помнил, как в первый раз коснулся его, помнил, какие наощупь его волосы. Нужны ли ему сейчас были эти воспоминания? А может быть, только они и держали на плаву все время.

Мужчина грустно улыбнулся, в последний раз попробовал произнести шепотом его имя, ощутив, как оно осело на языке, но вслух произнес совсем другое .

— Я очень хотел, чтобы ты был рядом, — продолжал он на грани потери сознания, тяжело дыша. — Я осознал свои ошибки, только слишком поздно. Надеюсь, что, хотя бы там мы не будем с тобой в ссоре, только, пожалуйста, не торопись ко мне…

Кожа с треском порвалась в очередной раз, стеклянные сосуды лопнули. Новый, но уже не такой сильный поток крови вырвался наружу. Мир завертелся перед глазами, рана холодила, расползалась в ужасном оскале, кончики пальцев немели, уходила жизнь…

— Чем обязан твоему визиту? — саркастично улыбнувшись, начал Мадара, когда подошëл ближе. — Опять подглядывающий Том * следит за мной?

Тобирама замялся ненадолго, опустив глаза в землю, обошёл машину и протянул в приветственном жесте руку, предварительно оттянув рукав на левой руке как можно ниже.

— На самом деле, я рад увидеть тебя живым и здоровым, — непривычно тихо проговорил он и искренне удивился, когда Учиха бросил свой пакет через окно в машину и протянул ему руку в ответ. — Хаширама должен был за тобой приехать, но… Я хочу с тобой поговорить и думаю, что варианта лучше у нас не будет.

Мадара огляделся по сторонам в поисках мусорного бака, но идти до него было слишком далеко, потому бычок сигареты отправился под подошву туфли.

— И о чём же ты хочешь со мной поговорить? Чтобы я раздевался на первом этаже, и тебе было комфортнее за мной следить? — Учиха скинул волосы с плеча и упëрся бедрами в капот, скрестив ноги. — Хотя, нет, мне это нужно брату передать. Я-то тебя не особо волную…

— Мадара, перестань, — с дрожью в голосе перебил Тобирама и присел рядом. — Я осознаю, что не заслуживаю прощения, но я хочу хотя бы объясниться перед тобой. Я знаю, что Изуна не захочет меня слушать…

— Может, по пиву? — с усмешкой вклинился Мадара, подставив лицо солнцу и сделав вид, что ему не очень-то интересно это слушать. Он краем глаза заметил, что собеседник улыбнулся, но отрицательно помотал головой, крутя ключи зажигания на пальце.

— Мне нельзя, я за рулем, — выдохнул он.

— Мне тоже, — Учиха показал большим пальцем через плечо на здание больницы и скривился в отвращении. — Я только что из бункера. Но я знаю, где продают вкусный ледяной лимонад. Или ты предпочитаешь кофе?

— Определённо, лимонад, — не задумываясь, ответил Сенджу. Кофе он больше не пил.

Мужчина не мог поверить своим ушам. А тот ли Мадара к нему вышел? Что делают с людьми в этой больнице? Он не против поговорить? Такого шанса упускать нельзя.

Заехав в кондитерскую лавку, что находилась неподалëку от средней школы, выгодное положение, учитывая, что все дети любят сладкое, доброжелательные враги направились на утëс, где обычно любили сидеть парочки в машине и наблюдать за солнцем, закатывающимся за Атлантику. Не сказать, что у обоих было настроение играть в романтику, дело было в том, что днём тут точно никого не будет, в отличии от каменного пляжа.

Прихватив с собой коробку с пирожными и пластиковый стакан с мятным лимонадом, Мадара вышел из машины и присел на камни, прислонившись спиной к переднему бамперу. Тобирама удивился в очередной раз и, ещё раз одернув свою кофту, что так нелепо смотрелась в жару, присел рядом.

— Не знал, что ты без ума от сладкого, — начал Сенджу, открывая коробку, чуть пропитавшуюся маслом от жирного крема.

— Должен же ты хоть что-то не знать, — совершенно спокойно ответил ему Мадара и внимательно заглянул в лицо брата своего любовника, скрыв даже намёк на улыбку. — Не возражаешь, если разговор начну я?

Тобирама пожал плечами и сосредоточился на ленте горизонта, чуть отхлебнув своего напитка. Действительно, вкусно.

— Ты понимаешь, насколько гадко ты поступал? Или будешь поступать? — Учиха не кричал, а спокойно изливал свои мысли, почти как на работе, отвечая перед вышестоящим начальством. — Почему ты это делал? Честно сказать, я даже иногда пытался понять, какое возбуждение ты должен был испытывать, подсматривая в окно чьей-то спальни, наблюдая за кем-то, кто об этом даже не догадывается. Ты пытался поймать этого человека на чем-то?

Покачав головой и ничего не ответив, Сенджу вдруг действительно стало гадко. Даже если бы он сказал, что не испытал ничего, ему бы всё равно никто не поверил.

— А что ты, собственно, хотел увидеть, Тора? — всё так же сухо продолжал Мадара. — Ты был разочарован? Или приятно удивлён? Знаю, что ты сейчас хочешь мне ответить, — он повернул голову к собеседнику и дождался ответного взгляда, немного уставшего. — Ты хочешь сказать, что ты просто фотограф. Уверен, что именно это ты говорил своим родителям, когда просил денег на новую аппаратуру взамен разбитой. Они ведь не знали, чем ты на самом деле занимаешься. Так?

Тобирама кивнул и снова отвëл взгляд. Мадара прав, до мурашек прав.

— Не знали, что ты делаешь откровенные фото мальчиков, ладно бы девочек… — Учиха позволил себе грустно усмехнуться. — Знаешь, что значит слово «откровенный»? Значений, на самом деле, уйма, но нам подходит одно — «Определение процесса фотосъëмки, при котором субъекты ведут себя естественно, непосредственно, не позируют». Скажи мне, теми ночами, когда ты стоял за нашим окном, вели мы себя достаточно непосредственно? Как много ты смог сделать кадров, когда Изуна был естественным, не позировал…

— Много… — только и смог он произнести. Сенджу согнул ноги в коленях и обнял себя за них. — Мадара, я не отрицаю, что вёл себя, как говно. Я хочу всё исправить, хочу попросить у тебя разрешения поговорить с ним. Глупо… Но мне без него плохо. Сам не знаю, почему.

Мужчина замолчал, шумно вздохнул и примостил на колени подбородок, больше ссутулив спину. Мадаре даже стало жаль его на какой-то ничтожный миг. Он тоже молчал, сказав сам себе, что выпалил всё, что хотел.

Пахло цветами и сладкими кексами, ветер, надувающий с океана, приятно холодил кожу. Учиха совсем расслабился, пусть и компания была не самая приятная, но он наконец-то не в четырёх стенах. Задрав голову к небу, он даже вздрогнул, когда об ноги что-то стукнулось.

— Зачем мне это? — удивлëнно приподнял он брови, взяв в руку чужой телефон и нажав на кнопку. Заблокировано. Введите пароль или используйте биометрические данные. — Что я должен тут увидеть?

— Разблокируй его, — короткий ответ, после чего Тобирама снова замолчал, даже не взглянув на собеседника.

Мадара просто крутил телефон в руках, даже не пытаясь включить его и залезть внутрь. Он не понимал. Если хочет что-то показать, так пусть показывает. Очередные фото? Видео? Как далеко он зашёл в своих подглядываниях?

— Я не знаю пароля, — отмахнулся он и положил телефон на землю рядом с собой. — И, даже зная, не полез бы.