— Извините, мисс, — прервал Учиха её пламенную речь и захлопнул книгу, заложив в неë палец. — Вы всегда так много говорите?

Сестричка заметно смутилась и наспех заправила прядь длинных каштановых волос за ухо, открыв порозовевшее и довольно симпатичное лицо.

— Нет, сэр, — прошептала она, и взяла с прикроватного столика почти полные тарелки с обедом. — Я так делаю только тогда, когда немного волнуюсь.

— Не волнуйтесь, — дружелюбно улыбнулся ей Мадара и махнул рукой с книгой в сторону двери. — Спасибо за заботу, но раз уж у меня так мало времени на посетителя, то может быть вы разрешите ему войти?

Она дошла до двери, остановилась на какое-то мгновение, повернулась лицом и — самое дикое — послала воздушный поцелуй, на что Учихе пришлось отвернуться, чтобы скрыть свои округлившиеся глаза. Чëрт знает почему, но ему стало неприятно от такого внимания.

Не успела дверь закрыться, как в ней уже появился младший братишка, в его руке были свежие цветы и упаковка сладких фруктовых корзиночек с джемом. Он вежливо откланялся медсестре и захлопнул за собой дверь.

— Ну как ты тут? — Изуна прошëл в палату и присел на заботливо застеленную кровать. — Что читаешь?

Мадара бросил книгу на столик. Сегодня он не готов дочитывать еë, тем более, что сейчас его компания была куда приятнее.

— Да так, ерунда, — усмехнулся он, и закинул ногу на ногу. — Называется «Как сохранить рассудок, будучи запертым в сумасшедшем доме».

Младший рассмеялся и покрутил книгу в руках, разумеется, что название у неë было другое.

— Это не сумасшедший дом, а всего лишь больница, и из неë есть выход.

— А чем не дурдом? — и Мадара стал с недовольным видом загибать пальцы, с каждым пунктом кривя лицом всё больше. — Подушка влажная, деревянная, еда отвратительная, старческая вонь, на окнах решетки, курить не разрешают. Хотя… Некоторые здешние сестрички очень ничего.

Изуна лишь с улыбкой помотал головой на все претензии брата. Он дошёл до раковины, набрал воды в вазу и поместил в нее цветы. Опять жёлтые лилии, которые Мадара всегда так любил.

— А братишки? — коварно улыбаясь и косясь на брата, спросил он, уставляя вазу на столик.

— А братишка у меня только один, и таких больше нет, — старший одним привычным жестом поманил к себе, прося сесть на колени.

Изуна занервничал, фотографии никак не выходили из головы. А вдруг и сейчас за ним следят? Опять все неправильно поймут, а ему объясняться. Он осмотрелся по сторонам. Окна задëрнуты, дверь закрыта. Будь, что будет. Парнишка легко опустился на колени брата и подарил ему короткий поцелуй в губы, это даже было просто невинное касание. Не более.

— Расскажи мне, — продолжил Мадара, поглаживая брата одной рукой по спине, а второй по коленям. — Как отреагировал Обито на содержимое папки? Он всё понял?

Младший даже попытался вскочить на ноги, но руки старшего брата крепко держали за края одежды. Он ожидал такой реакции, что так вцепился, или просто не хочет лишнего шума?

— Ты имеешь ввиду ту самую папку? — он тяжело сглотнул, не зная, как продолжить, но увидев, что Мадара кивнул, замолчал.

— Я попросил Хаши показать ему…

— Но… Зачем?! Как?! Этого нельзя делать!

Он видел, что братишка нервничает, может быть тогда он сделал правильный выбор, что попросил именно друга. Третьего человека, который ничего не поймет и останется лицом беспристрастным. Мадара убрал руки с чужого тела и положил их на подлокотники, не без удовольствия заметив, что Изуна больше не старается убежать от него, продолжая сидеть.

— Выходит, что он ничего не показал… — покачал головой Учиха и уставился в пол отсутствующим взглядом. — Обидно. А если бы я умер…

Толчок ладонями в грудь. Очень лëгкий, почти неощутимый. Щёки младшего надулись прямо как в детстве, веки часто заморгали. Ну нет. Опять его глаза на мокром месте.

— Ты обещал никогда так больше не говорить…

Мадара легко коснулся его скулы двумя пальцами и ущипнул за щёку.

— Всё, обещаю, что это было в последний раз, — промурлыкал он, снова приобняв за талию. — Расскажи мне лучше, как там дома. Справляешься?

Изуна облегчëнно выдохнул и постарался улыбнуться.

— А чего мне справляться? Тем более, что Обито мне во всём помогает…

— Опять… — Учиха устало потëр лицо, а затем закинул все волосы назад, сурово взглянув на брата, да так, что тот покрылся мурашками, на секунду узнав в этом взгляде отца. — Я же просил держать дистанцию и не общаться с ним тесно. Почему ты никогда меня не слушаешь? Мне, что, начать тебя умолять, а, Из, в ногах валяться? Что мне сделать?

Младший обнял себя за плечи и зябко поëжился от такого тона. Он этого не любил, как не любил и того, что брат злится. Но что он мог сделать, тем более после того, что Обито сделал для него? Сказать, чтобы не подходил близко? Запирать его в комнате и выпускать только в туалет и на обед? Дело пахло абсурдом.

Изуна вдруг вздрогнул от того, что холодные пальцы брата нажали на больную точку на шее. Он тут же схватился за неë рукой.

— Дара, я не понимаю, что со мной может случиться? — решил нарушить тишину младший и чуть отвернулся, не давая заглянуть себе в глаза. Так он пытался скрыть настроение, а может и снова подступившие слёзы. — Я ведь не такой, я даже не умею таким быть…

— Это не важно, — нарочито растянул слова Мадара и снова коснулся пятна на шее, надавив на него сильнее, от чего брат зашипел, втянув воздух сквозь сомкнутые зубы. — Он умеет таким быть, и он уже почувствовал, что умеет, — ещё одно нажатие, и Изуна снова прикрыл пятно ладонью. — Откуда это у тебя?

Он снова запаниковал и стал оглядываться по сторонам. Ничего же не было там, или так только казалось?

— Не знаю, ударился наверное, — а сам невольно задумался о том, как можно удариться шеей.

Мадара вздохнул и крепче прижал брата к себе. Сейчас он не собирался выяснять, откуда взялся маленький синяк на его шее. Он помнил про полный покой и старался соблюдать режим, чтобы быстрее оказаться дома, но от нравоучений всё же не сдержался.

— Лисёнок, послушай меня, — начал он совершенно спокойно, поглаживая Изуну по голове, то и дело заправляя его волосы за уши. — Учитывая все то, что мы с тобой пережили, всë то, что мы испытали, ответь мне, я имею право за тебя переживать?

Увидев, что Изуна коротко кивнул, он продолжил.

— А теперь, глядя с высоты своих двадцати, мать его, шести лет, выключи детский эгоизм и чуть оглянись назад, — братья встретились взглядами. — Ты видишь, как я живу, ведь всë, что я говорил в тот день, перед тем, как попасть сюда, всë это было правдой, и ты, как никто, знаешь это. Мне не нужно тебе объяснять, что сколько кучу дерьма ни прячь, она вонять не перестанет. Вот так я и живу… Иди ко мне…

— Что? — парнишка вытянулся, когда почувствовал пальцы брата в своих волосах, что почëсывали и массировали затылок.

— Поцелуй меня, — чуть слышно прошептал Мадара, дыша в чужие губы. — Я же знаю, что ты этого хочешь. Я всë ещë помню наш уговор и стараюсь уделять тебе внимание…

Не дав договорить, Изуна коснулся своими тëплыми губами прохладных губ брата. Ещë раз, затем ещё. Он помнил про незримую черту, которую они договаривались никогда не перейти, потому и ни разу даже не попытался залезть языком в чужой рот.

— У тебя самые нежные губки, — улыбнувшись и чуть отстранившись, проговорил старший. — А то, как ты умело ими пользуешься… У меня нет слов.

Изуна прикрыл глаза и сбивчиво задышал, но, взяв себя в руки, снова коротко коснулся губ брата и тут же отстранился, воткнувшись носом в щеку.

— Ты сейчас так пошутил, да?

— Зачем мне шутить над тобой? — Мадара с новой силой сжал волосы братишки на затылке, не давая тому убежать далеко, хотя, он и не старался. — Мне есть с чем сравнивать. Давай ещё кое-что сравним…

— Мфф…

Только и смог промычать парнишка, когда почувствовал, как требовательный язык брата буквально вторгся в его рот. Он медленно трогал им чужой язык, заставляя шевелиться. Изуна быстро подхватил инициативу, его тонкие пальцы сомкнулись на шее брата, а тело прильнуло как можно ближе. Парень как мог старался углубить поцелуй, хоть и понимал, что это грязно и неправильно. Надо было сделать так, чтобы он длился как можно дольше. Мадара был прав, он действительно хотел этого давно, да только вот как сказать об этом? Такими тайнами ни с кем не поделишься. Как можно объяснить посторонним, далëким от их семьи, что это просто такой уговор, а не они испорченные. Сглаживание переломного момента, успокоительное, да как угодно можно назвать. Всё равно никто не поверит. Люди видят только то, что хотят видеть.