— Вот так, — коротко ответил Изуна, снова потянувшись к пустому стакану. — Второй раз был тогда, когда умер твой отец, Обито. Твоя мама попросила похоронить его рядом с Таджимой.
Хашираму чуть покоробило, когда парень назвал своего отца по имени, но промолчал, а Учиха тем временем продолжил.
— А первый раз случился в тот день, когда умер Таджима…
— Он так его любил? — такой вопрос про умершего родителя, прозвучавший от мальчишки-сироты, оказался более, чем странным, но ещё чуднее оказался ответ.
— Он его так ненавидел…
Все снова замолчали, а спустя минуту хрустнула заглушка на наушниках Обито. Детская ручка протянула Изуне свёрнутую в маленький квадратик записку. Тот покрутил её в пальцах, потрогал знакомый почерк и порвал, снова заплакав.
— Я же говорил тебе, Обито, что потенциала для работы детективом у меня полно, — заплаканный взгляд на племянника. — Он хотел, чтобы это было тайной, вот и не рассказывай этого никому, а я и так обо всем догадался.
Комментарий к 6. Прижмись к моему сердцу.
Название главы - отсылка к песне W.A.S.P. - Hold On To My Heart
https://i.postimg.cc/3J9dBW8H/zt1-GUVG1thw.jpg
* Прижмись к моему сердцу, ко мне,
Прижмись к моему сердцу, ко мне.
Нет, только не отпускай, ведь все, что я есть
Ты держишь в своих руках, обними меня
И я продержусь эту ночь,
И со мной все будет в порядке.
Просто обними, прижмись к моему сердцу.
А это просто фотки западной Ирландии зимой
https://i.postimg.cc/63dQGpjg/1920x1440-594828-www-Art-File-ru.jpg
https://i.postimg.cc/Wb91ZK8N/Winter-Motifs-02.jpg
Бета: отбетила🍥
========== 7. Сантименты. ==========
Больничный коридор пахнет разного рода медикаментами и стерильностью в общем. Шаги проходящих мимо врачей отлетают от белых кафельных стен, размеренно гудят потолочные лампы, слышится писк аппаратов, чей-то тихий разговор в палате неподалеку.
Братья Сенджу стоят перед стеклянной стеной палаты интенсивной терапии, Обито сидит чуть вдалеке на диване, упорно вглядываясь в экран телефона, иногда улыбаясь, видимо, кому-то пишет, а ему отвечают. Ему пока нет дела до серьёзных взрослых проблем, даже если он и переживает, то упорно не хочет показывать этого.
Внутри палаты на столике из стекла и нержавейки стоят свежие лилии и нетронутые тарелки с едой. На прикроватном многофункциональном мониторе, что предназначен для мониторинга физиологических параметров пациентов, скачет неровная линия и делает это почти чётко, без явных отклонений. Из капельницы тянется трубка, катетер на левой руке перемотан пластырем, к указательному пальцу прищëлкнут пульсометр.
Тобирама скребëт зубами и нервно, до побелевших костяшек сжимает кулаки, когда видит сквозь слегка затемнëнное стекло, как Изуна, сидя на стуле рядом с братом, теребит его пальцы, подносит их к губам, нежно касаясь, гладит по предплечьям, как его собственные пальцы скользят по чужому телу, облаченному в белую больничную рубашку. Видит, как по щекам текут слёзы, как парнишка, склонив голову, тихонько мотает ей из стороны в сторону, заставляя тонкий длинный хвост тереться об белый халат, накинутый на плечи. Это злит, полностью выводит из равновесия, что хочется ударить кулаком по стеклу, закричать, а то и ударить самого Учиху. Чего они себе позволяют? И ведь не стесняются же. В голове не укладывается, что такими могут быть братские отношения.
Мадара не отвечает на все прикосновения Изуны, он почти здоров, но сейчас крепко спит. Тобирама вытягивает и без того узкие губы в тонкую полоску, прикусывая их зубами, хмурится и едва подавляет отчаянный крик, когда видит, что Изуна приподнимается со стула, склоняется над лицом брата, длинными пальцами стряхивает его волосы, целует в закрытые веки, в висок, кончик носа… губы…
— Не могу я больше на это смотреть! — нервно вскрикивает он, выдëргивая руки из карманов халата. — Зачем я вообще здесь?!
Хаширама вздохнул и покачал головой, продолжая наблюдать за тем, что происходит в палате.
— Тора, тебе напомнить по чьей вине он тут?
— А даже если и по моей! Я не виноват, что они там все такие ранимые, — Тобирама стукнул брата по плечу и повернулся к стеклу спиной. — Мне давно хотелось стереть ухмылку с его самодовольного лица…
— Я не понимаю тебя, ты пытаешься мстить Изуне, а страдает в итоге Мадара, но ты и этому рад… Чëрт… — Хаширама чуть повысил голос, понимая, что его тоже уже несёт. — В чём они провинились перед тобой? Нельзя ненавидеть всех и вся только потому, что тебе так взгрустнулось! Ты тоже виноват, и не забывай этого…
Тобирама только надменно хмыкнул в ответ и скрестил на груди руки.
— Очень поздно ты включаешь заботливого брата. Где ты был раньше? — он коротко взглянул через плечо, снова пытаясь подсмотреть за происходящим в палате. — Что у них за отношения такие? Это же мерзко…
Старший Сенджу только по-доброму улыбнулся брату, но тот не разделял радости, оставив лицу, прилипшую к нему, маску холодности.
— Наверное, нам с тобой этого никогда не понять.
Тобирама снова повернулся к стеклу лицом. Какая-то его часть хотела за этим наблюдать, а точнее за младшим Учихой. Сколько бы лет ни прошло, а лучик надежды в его холодном мире не угасал даже в моменты дикой ярости.
— И ты продолжаешь с ними общаться даже после такого? — он выставил ладонь, будто пытаясь показать, о чëм именно говорит, но это было вовсе не обязательно.
— Тора, не будь идиотом, — Хаширама убавил голос до шëпота, вспомнив о сидящем рядом ребёнке, и наклонился ближе к лицу брата. — Если ты делал эти фото, то просто обязан знать, как всë было на самом деле.
Он знал правду, но от этого легче не становилось, ведь смысл происходящего не менялся. Эти касания губами лица, рук, губ… Тобирама устало потер пальцами глаза и помассировал переносицу.
— Меня поражает, Хаши, насколько быстро ты ему поверил. Ты всегда был таким доверчивым, — он нервно щëлкнул пальцами несколько раз и ткнул брата в грудь. — Или этот маленький крысëнок сделал тебе нечто, от чего захотелось ему поверить? Хотя… нет, такого быть не может, он способен делать это только своему чокнутому братишке… Тогда, что? Что тебя заставило верить ему, а не мне?
— Тора! — ладонь Хаширамы легла на рот брата, но тот быстро скинул её, брезгливо сплюнув от того, что нечаянно коснулся её языком. — Я просто вынужден попросить тебя замолчать. То, что ты говоришь… Мне противно это слушать. Мадара не такой, и я верю ему… Если бы ты видел его в тот день, — он прикрыл глаза и склонил голову, тяжело выдохнув. — Так врать невозможно…
— Ну конечно, — всплеснул руками Тобирама. — То, что я говорю — противно, сам я противный! — он зло ткнул пальцем в стекло. — Только вот это не противно, да?!
Возможно, он так кричал только потому, что сам бы хотел оказаться на месте Мадары, чтобы ощущать, как эти ловкие изящные пальчики будут касаться его кожи, задевая все истерзанные струны души. Как эти руки будут ласкать все уязвимые места, перебирать волосы на затылке, прижимая к симпатичному личику, к пухлым губкам. От чего на висках заблестели капельки сбегающего пота, а низ живота кольнуло разовым спазмом.
— Сбавь тон, — Хаширама снова покосился на Обито, что, по-прежнему, улыбаясь, смотрел в экран телефона. — Мы всë же в больнице, и думаю, что очень многим неприятно тебя слушать, не только мне, и не только поэтому.
Глаза налились яростью, руки машинально сжались в кулаки, а ногти больно впились в ладони, когда Тобирама увидел очередной невинный поцелуй, которым Изуна наградил брата на прощание, собираясь покинуть палату.
— Да плевать я хотел на то, что мы в больнице! — закричал он, от чего мальчишка вздрогнул и посмотрел на ругающихся. — Вообще не понимаю, что я тут делаю! Не хочу видеть ни Мадару, ни уж тем более это миленькое недоразумение, я даже тебя не хочу видеть. Мне до блевоты противно, что ты на их стороне…
— Тобирама! — метнув строгий взгляд в его сторону, рявкнул Хаширама. — Я прошу тебя замолчать в последний раз. Просто возьми себя в руки и решись поговорить с ним нормально, по-человечески, а не так, как сделал ты…
