- Нет-нет, пусть, - нахмурившись молвил Штаден и вернулся к еде, - Так вот, что я хотел сказать, поступило приятнейшее деловое предложение от эрцгерцога. Думаю, в ближайшее время отправиться в путь. Чем быстрее уеду, тем быстрее вернусь.

- Это тот самый, чья резиденция отсюда недалеча, на северо-востоке? Мы недавно гостили у него.

- Да, верно. Не будет меня недели три, но авось к концу сентября дома буду, - молвил он и, подняв взор своих очей, устремил его на жену - и ещё, пока меня я не будет, ты уж приглядывай за Федькой, а то он больно… Непостоянный. Мало ли.

- Конечно, - молвила в ответ Генриху Алёна, понимающе заглядывая в светлые очи супруга.

***

Остаток сего дня и весь последующий минуют в рутинных хлопотах и сборах в дорогу. Скудное количество самых нужных вещей отбирается, собирается и упаковывается по вьюкам*, что после вешаются на мускулистые спины лошадей, которые и повезут Генриха в сопровождении пары приближённых слуг.

Всё, от запасных портков и маленьких карманных кинжалов, что будут лежать на всякий случай поверх поклажи. Ещё раз быстро пробегаясь взором по вещам, Генрих удовлетворительно кивает и, захлопывая кожаный клапан сумки, застёгивает её поплотнее.

Что бы там ни было, а Тео так и не попадался ему на глаза за это время, и он сам вовсе забегался, думал про себя мужчина направляясь к выходу из покоев. “Ну, случись что серьёзное, небось, доложили бы”, - успокаивал Генриха внутренний голос, отвлекая от волнений - “Совсем он, получается что-ли, засычевать решил в четырёх стенах али как?..”. Покинув покои и выйдя в коридор, он застал горничную, что была приставленна к опочивальне Фёдора. Удачно-с.

- Агнет! Как там Теодор, жив вообще? Чем занимается хоть?

- Как не зайду, господина либо нет, либо он читает али спит. Всё понурый, злой ходит и ест больно худо. Вот те на, снова от обеда отказался, - тихо молвила в ответ девица, указывая на полный еды поднос, что она держала в руках.

Посмотревши на него, Штаден прразмыслил о чём-то своём и взял поднос из рук девки.

- Ладно, ты ступай, - и направился вдоль этажа, прямиком к покоям Фёдора.

***

Из-за двери не доносится ни шороха. Сплошная тишина. Авось как спит аль вообще не здесь? Да не может быть! Агнет только вышла от него, никуда деться Тео не успел бы. Чушь. Занося руку, Генрих несколько раз звонко стучит костяшками по тёмному дереву двери. Тишь да гладь. Никакого отклика. Стучится ещё раз. И тогда, после выпущенной в пустоту брани, раздаётся явно раздражённый голос.

- Я же сказал оставить меня! Не желаю я есть, что неясного?!

- Как это не желаешь? Я отказы не приемлю! - выкрикивает ему Штаден, так громко, чтобы было слышно за дверью и уж не церемонясь, входит внутрь - Это что такое? Сидишь тут у себя, врос небось в эти стены, да в придачу не питаешься нормально - вовсе без укора в голосе, скорее в весёлости, бросил он с порога Басманову - Совсем как малое дитё ведёшь себя.

Тяжело выпустив воздух через нос, Фёдор, заглядывая в лицо друга, выдавливает скромную улыбку и выражает некую виноватость на своём лице. На самом деле, где-то глубоко в душе, юношу очень трогает этот жест заботы. В сердце спокойным потоком разливается тепло, а глаза мягко лучатся изнутри, безмолвно выражая собой размышления. Он подходит к Генриху и забирает поднос, отставляя его на застеленную постель, и приземляется следом.

Штаден усаживается на сундук, что стоит подле ложа и замечает лежащую на краю ту самую книгу.

- Так вот куда она запропастилась, а я, между прочем, обыскался. На всех кого можно успел подумать, а оно вон что. Нравится?

- Чудная книга, диковинная. Но, право, интересная. Где ж ты ее взял такую?

- Да дело-то давнее. Приметил как-то у одних знакомых, выкупил, уж больно приглянулась, - вертя её в руках рассказывает Генрих, опосля поднимая голову и заговорщически смотря на друга - поговаривают, прошлый хозяин, какой-то знатный человек, сам написал эту книжонку и следом проклял. И пошла она по рукам проклиная всех своих последующих хозяев.

Фёдор на это тихо прыснул и покачал главой, продолжая похлёбывать бульон.

- Но всё это, конечно, просто-напросто байки. Очевидно, авторство этой книги относит к много более древним временам, - подытожил мужчина и, умолкнув задумался, пока Басманов доедал остатки обеда.

- Федь, душно у тебя тут, просто невозможно. Хоть иногда надо выходит из этой пещеры. Сам-то выходил на улицу за эти два дня? - чуть погодя окликнул юношу Штаден и встал, дабы раскрыть оконные створки пошире.

- Пару раз, когда спина ныла али не спалось вовсе. Только нощию, что толку прятаться от духоты на столь же знойной улице.

- Так может, коли всё-таки выходил бы почаще, так перестал бы мучиться и тем, и другим. Заперся тут, сидишь, будто тебя вправду кто держит, - тихо ответил Басманову Генрих и вновь замолчал.

Он выглянул в окно и, не найдя ничего интересного глазу, отвернулся лицом к комнате. Из окна федькиной опочивальни было не разглядеть, прилегающего к особняку, главного двора, в котором на скорую руку велись приготовления к отъезду барона.

Эти покои были совсем иными до поселения здесь Тео. Такими пустыми и вовсе бездушными. Одними из пары десятков, что имеются в этом просторном жилище, подобными друг другу. Может и не точь в точь схожими, а всё же, в какие из них не зайди было всё одно-с - неотличимо, неизобличимо одиноко. Так сиротливо это горница стояла неподалёку от общей супружеской опочивальни и давила своим видом. Одного очень важного элемента жутко не доставало здесь и ощущать его отсутствие было вовсе нестерпимо. Последние несколько месяцев, после покупки особняка, Генрих, каждый раз проходя мимо этих покоев, с надеждой взирал и верил, что однажды они обязательно перестанут быть таковыми.

И вот, наконец свершились его ожидания. После стольких приложенных усилий, его Тео снова рядом с ним. К великому сожалению, неможно сказать, что невредимый, но хотя бы, слава Всевышнему, живой. Он, как последний кусочек мозаики, завершил эту картину о счастливой жизни Штадена и успокоил его волнующуюся душа окончательно.

В присутствии Басманова эта горница заиграла новыми красками, приобрела некий смысл, собственную душу. Он переворошил её по-своему, исправил и теперь всё как будто встало на свои места. Теперь, ноги сами ведут Генриха сюда.

- Айда прогуляемся вместе, - предложил мужчина и, не давая выбора, подхватил юношу, доедающего пряник, под руку, потащив к выходу.

По пути к лестнице Штаден уж в компании Фёдора ещё раз заглянул в покои, в которых оставил собранную сумку. Он перекинул её через плечо и вновь убедился, в том застёгнута ли она, опосля они вернулись к исходному направлению.

- Это чёй-то? - любопытно покосовшись на сумку через плечо друга, незамедлительно стал испрашивать Тео.

- А то это, что мне надо отлучится, Федь. На несколько недель, не более. Работа не ждёт, а жить на что-то надо. Не так ли, а?

- И то верно, - как-то волнуясь, воззрился на Штадена Басманов и продолжил идти с ним шаг в шаг, не спешно продвигаясь к выходу из особняка.

***

После тусклой опочивальни, что находилась не на солнечной стороне, окружающий мир, в полном своём рассвете, по полудню, оказался слишком ярок для не готового к этому Фёдора. Всё пестрело и столь дивно сияло, что, кажется, в происходящее были вложены души каждого зримого и незримого участника этой картины. И скудные, и широкие они были в этом природном пейзаже, ощутимо дополняя его.

И в этот летний час можно было в полной мере наблюдать любовь и великую отраду творца по отношению ко всему живому. С чем же, ежели не с ласкою были вылепленны эти нежные хрупкие головки садовых цветов? А эти цветные прожилки на их лепестках? С чем же, ежели не с родительской заботою была дана этим крохотным птичкам, сидящим на ветвях, возможность летать, дабы спасти их от тех, кто не желает им добра? И чем, ежели не одним только чудом возможно это обозвать?