Зелено оно. Малахитным кладезем, слюдою тонкой, изумрудами, да медью красной составленно вкруг остёрого зрачка. И блюдит взор змеиный неотрывно за ним, несмотря на нынешнюю обширность фёдорову, точно зная, куды глядеть. И испужаться бы должно, что иисусово место так бесцеремонно занимает змий, дьявол кромешный небось. Но умиротворения всепоглощающего взгляд этот нарушить не способен, да и, кажется, не спешит он напирать на мальчишечью душу, ограничиваясь лишь воззрением и только.

И уносит Басманова море дальше, за горизонт. Оборачивается он иногда на око и думами, которые в воде хладной тонут, заключает, что обязательно ещё повстречается с демоном ночи сей. Свидятся они ещё непременно. Ведь, коли чернота опустившаяся не сумела его пожрать, пусть и отвратила от лика божьего, значится и он не пожрёт, не сумеет попросту.

***

- Вот вишь, Федька, казалось бы, всё переменилось, а на самом деле ни-че-го, - громко обращается к юноше Луговский, тем самым из лап Гипноса забирая его.

- Ну всё, давай, Борька, собирай всю мертвечину, да готовте корабль к отправке, - тут же распоряжение отдаёт он.

- Забыл спросить, куды путь держим-то? - дознаётся, прежде чем покинуть помосты старпом.

- А к Штаденам, крестника повидать желаю. Слышь, Федь? - отвечает мужчина и юноша слышит, ещё как. “К Штаденам… Это хорошо”.

***