- Ну вот, как раз потонешь, на дно опустишся и отдохнуть момент представится, а пока ничего, греби, да порезвее, - совершенно просто, да развесёло глаголит тот в ответ.

А юноша и начинает грести, прямиком навстречу Михаилу, уж проваливаясь по самые уши в воду. За плечи княжеские цепляется и ко груди пристаёт, выдыхая тяжко. Лапищи тогда под рёбра его берут, стан михайлов отклоняется чуть назад, давая облокотиться на себя по милости, и разве что чистейшим чудом, по разумению юному, продолжают они даже и так держаться на плаву.

Уста розовыя синевою наливаются, подрагивать челюсть начинает, склацивая зубы о зубы, а вода с вымокших насквозь влас стекает аккурат по спине, лишний раз заставляя цыпки пронестись до самой макушки и обратно. Отнимается Федька от мужчины, переставая льнуть, силясь сбросить сей озноб, но пред тем как молвить то, что уж говорено было им ранее, к губам тонким прижимается, чувствуя, как они ему навстречу любезно приоткрываются, ответ держа уж не такой пылкий, но более развязный, да не менее охотный. Однако зубы и тогда продолжают звонко трепещать, отчего не долго милование длится.

- Экий ты недотыка. Холодно, Феденька, это за версту в глубь, а здесь… Что уж тут сказать, - молвит больно томно князь, на имени евоном особливо проседая гласом, да затем чешуёю скоро-скоро обрастать начинает.

Уличив миг, покамест не выпустил Михаил его из хватки своей и не скрылся, запускает матрос перста в этот буйственный букет и, как уж делал, подлезает осторожно под чешуйки, ласкает, наблюдая, как от того ерошатся они, а ресницы михайловы трепетают, обрисовываясь, что ни на есть, млением настоящим в лике евоном. Потеревшись ещё совсем немного об длани подставленные, совсем теряет человеческое обличие капитан и в море исчезает, затем чтобы подхватить на свою крепкую черепушку юношу и на палубу его поднять, да обратно перекинуться.

И не знает Федька остаться ему иль уйти в свою каюту лучше. У Луговского он об том не спрашивал и, право слово, думает, что не стоит и поднимать вопрос. Прекрасный вечер уж отбыл. А потому, вполне удоволенный, направляется он к себе, портки не прибрав, чай не единственные, но его, на удивление, останавливают.

- Сбежать от меня решил, а? Нет, не теперича, - в манере играющей молвит княже и увлекает его за собою в покои, не принимая отказа, которого, впрочем, не следует.

На постель разворошённую ухает Басманов, а там, где сел, и укладывается, стопы в одеяло заворачивая, и очи прикрывает, зарывшись руками под подушки, уж в который раз дивясь удобству кроватей самых обыкновенных. Рядом раскидывается мужчина и пред тем, как Морфею самозабвенному отдаться, подгребает к себе мальчишку, на грудь к себе его взваливая, да так и засыпают, не обмолвившись боле ни словом.

В окно приоткрытое лунный блин закатывается, белым светом шлёпаясь на пол, слабый ветерок ползёт ему вслед, покачивая створки. Снаружи паруса развешенные шуршат полотнами, реи косые напрягая, а в вышине, под небосводом хрустальным, на мачтах поскрипывают тросы, в затяжном ожидании морского голоса, что чуть погодя подхватит этот старый моряческий мотив, потянув судно в новый день.

***

Восседая на ещё тёплом ложе спутанные космы разбирает щепетильно на пряди Басманов сонно помаргивая над ними. Рано к чему-то поднялся капитан, прохлада полуночная осесть не успела, да небо не расцвело в меру полную ещё. И его заодно разбудил, не желая, чобы тот разлёживался, видите ли, да ушёл. Не в окиян так точно, но на палубу и отсюда, из каюты евоной, славно слышно как он что-то орёт нерасторопному экипажу, а после замолкает, верно, просто на более спокойные тона переходя. Опосля шаги раздаются, сначала в общем гаме неразличимые, однако уж у самой двери по ту сторону отличные грузной, живой поступью.

Взор очей тогда Федька поднимает на открывающуюся створку и тотчас же облик излюбленный перед ним предстаёт, сверкая оскалом ярко. Запирает князь двери за собою, к сундуку проходит, а после рядом с ним усаживается, к перекату плеча нагого припадая устами крепко. И токмо собирается юноша впасть в объятья жарких рук, как гребень в них подмечает. Взять его хочет он, но не тут-то было. Луговский длани свои отнимает и сам принимается власы чесать, сквозь перста то и дело прогоняя с каким-то особым наслаждением.

Мёдом ему будто там намазано, ей Богу. Ведь не только на воду, но и на него Басманов брешит, за этакий кавардак на голове. Переворошил их, а теперича наглаживает, чертяка. Но пусть, пусть наглаживает, коли любо сие занятие. И сидит юноша смирно, поглядывая в большое зеркалище напротив, наблюдая за Михаилом в отражении, да вовсе пропадает, видно, в само зазеркалье проваливаясь, покудово пребывает в наблюдении бездейственном. В лик свой вглядывается, теряя цель зримого, и выдаёт совершенно несвязную вещь.

- Знаешь, а ведь совсем не припомню его лица.

- Чьего? - отстранённо испрашивает в ответ Михаил, токмо за тем, чтобы поддержать диалог, но от кудлатой копны не отрывается, уж не просто причёсывая её, а что-то заплетая, будучи больно увлечённым этим.

- Петрушки свого, - и, пускай даже и всего на один единственный миг, так жутко Фёдору делается, что в дрожь бросает.

“Как же это… Был человек, был не последний по важности, а таперича и личика евоного не упомнить. Кошмар какой. Много позабыть хотелось, но не это, никак не это!” - замешательство разливается бурным потоком, пронзая хладом могильным всё тело насквозь. Тогда поднимает взгляд зениц своих княже, чрез зеркало на него воззряясь, чуть задирая брови кустистые, и, видимо, не найдя в отражении ничего интересного, тянется к чему-то рядом с собой.

- Ну, коли столь яро ты уверен в том, что очи твои прежни, то что гадать? Просто смотри в зеркало, чай не ошибёшься, - безмятежный тоном рассудительно глаголет он и замолкает.

А Федька всё глядит и глядит, перстами дотрагивается до лица, морщит его, кривит на разные лады, и тревога отступает, переставая давить его в своих тисках. А там же, в отражении, замечает юноша и вещицу, которую так старательно чрез косу продевает мужчина. Ленточка. Та самая. И улыбка лёгкая трогает его уста, в расслаблении нахлынувшем.

Ещё чуть погодя оканчивает капитан и, покамест оставляет Басманова, гребень прибирая, тот довольно вертится пред зеркалом, стараясь разглядеть художество на своей голове, что тесьмою драгоценной поблёскивает в разуздалых кудрях. У него самого столь аккуратно не выходило ещё, а вот у князя вышло. Нонсенс, можно сказать, ежели на англицкий манер выражаться.

- Так, коли не тайна, куда же мы всё-таки нынче идём? - испрашивает Федька, когда снова Луговский к нему вниманием обращается и, стоя рядом, лик юношеский к себе возводит, за подбородок задирая его вверх.

- К Курбскому надо бы заглянуть. К нему и идём, - отзывается он, на что озадачивает видимо вопрошающий.

Но вскоре стирается сие недоразумение, когда, будучи привлечённым ближе, расцеловаться наконец случается, да отпустить и Курбкого помянутого, и дорогу дальнюю, и матроса, что так целенаправленно долбится в запертую дверь нынче, верно, капитана желая видеть.

***

Скачет лоцман вдоль портовых помостов, лавируя судном могучим издалека, крикливо ориентируя токмо прибывшего к брегам Змея. Носится экипаж вправо-влево, вверх-вниз, отданные поручения исполняя, и Фёдор средь них крутится, ибо людей сейчас ой как не хватает. По мачтам летает, даже на палубу не спускаясь, да паруса собирает в несколько пар рук с другими матросами заодно. Якорь тяжеленный опускают наконец, едва удерживая этакую-то махину. Проще говоря, на стоянку долгожданную заходят.

Несмотря ни на что, аки шёлковым платом по ушам проходится и скрежет, и клёкот громкий, и стук множества ног, и ржание лошадиное, на пару с птичьим криком гортанным, опосля странствия долгого-то, хотя, казалось бы, послушай чуть дольше и оглохнуть пожелаешь. И вид домов живых, и горячные, совсем не могильные людские облики, и гласы незнакомые очи ласкают, греют в чувстве неизъяснимом.