“Михаил, верно, в курсе обо всём этом. Даже не так. Верно, лично его рук дело. Многого можно было ожидать! Впрямь многого. Но чтоб так! Умеет же из раза в раз изворачиваться по новому змеюка эта подколодная. Тьфу, чтоб ему там заикалось от припоминаний, тьфу, чтоб пусто было!” - и, расставив теперича всё точно по местам, уж слышит как его хватились. Стражи топот, крики гулкие, всё кровь бьющаяся в ушах застилает. А ноги несут юношу всё дальше и дальше. Куда? Он и сам не ведает. Только бы от погони оторваться сейчас, другим и не грезит. Оттого беспорядочно заворачивает на каждом коридором заломе, в конечном итоге укрывшись за какой-то непримечательной дверцей, да под кровать имеющуюся забившись там.
Ждёт не долго, лишь до момента, пока шаги в ближайшей части замка затихают, а после сразу же покидает своё убежище, дабы собственное промедление не стало для него западнёй. По эху, которое остаточно по коридорам ходит, добирается до одного из выходов и сразу, конечно, во двор не выскакивает, но примечает тут же, что кареты-то и нет! “Ну ясно, все пути к отступлению отрезал. Скотина! А что теперь…” - не успевает сообразить юноша, как сызнова слышит шаги, да голоса не далеча. Метаться начинает, на месте кружится и то ли преднамеренное углубление, то ли попросту неровность стены за гобеленом прощупывает, да туда забирается.
Пока сидит, нос свой слегка-слегка трогает. Тот гудит ужасно и к тому же по необыкновению искривлённым в сторону оказывается, чтоб её, вывернула сволочь. И что происходит по ту сторону пыльной материи выслушивает. Долго ещё шляются всякие туда-сюда, суетятся, но в конце концов, верно, по приказу самой госпожи, выдвигаются на поиски за пределы крепости, а Федька и не отстаёт. В уж осевшей темноте, где там страже углядеть пропавшего в общей толпе.
Вместе с остальной стражей он как ни в чём не бывало запрыгивает на коня, поначалу округу вместе со всеми объезжает, а меж тем всё дальше и дальше от прислуги маркизы и её резеденции направление берёт, в конце концов, после некоторых блужданий, возвращаясь на путь, по которому и прибыл в место это проклятое.
Обратная дорога выходит намного живее, правда не сказать, что умолить путь по длинне своей получается.
***
Уж время к полуночи близится. В крепости михайловской пиршество играется на ноте настоящей идиллии. Ежели таковой, конечно, позволительно обозвать музыку на перебой бьющую из разных углов, огромное сборище попеременно беснующих пьяных людей и при том непрекращающиеся реки выпивки крепкой, что льёт из всех щелей. Всё идёт свои закономерным чередом. Не всегда же замковым стенам сим в тиши беспробудной задыхаться.
Среди этого бескручинного бардака разве что федькиной фигуры чернявой не хватает. “Да, если б всё у него также нынче чередком своим бежало, давно бы уж здесь был. Что-то точно произошло”, - выводит точную мысль Луговский, но от гостей и от веселья разгореченного не отстаёт. Безотрадно это, конечно, будет, ежели помрёт, но и тени такой допускать не стоит, считает князь. “В конце концов, мужик возмужалый, чай разберётся как-нибудь”.
А он и лёгок на помине, как живое тому доказательство. Сначала шум и гам за дверьми слышиться, аки вестник грядущего появления, а после полотна древянные с силою распахиваются, о стены с грохотом ударяясь, да внимание шибко привлекая, хоть и не задерживая пирование.
- Батюшки, какой ты страшный, - токмо и остаётся молвит на представшее пред всеми, налившееся кровью и отёком, побитое лицо.
- Так вурдалачкой всё же оказалась али как? - и столь озлобленно, столь негодующе кривится юнец при вопрошении этом, что и без ответа даётся понять: “Да, ёп вашу мать и ещё раз да!”. Занятно-занятно…
- Нечисть к нечисти, лихо к лихому получается? - перебиваяся на спешные выдохи, гневно в ответ вопрошает Фёдор, на что получает столь размеренный ответ, что желваки по лико евоному биться страшно начинают.
- Ни в коем случае. К чему такие формулировки? Просто, ты ведь и сам слыхивал, столько судачеств об девке этой ходит, а кто я таков, чтоб не испытать судьбу?
- Мою?! - вовсе распаляется Басманов и Михаилу уж совсем невмоготу предъявления эти делаются.
Хватает он за шиворот баламута, выволакивая его в коридор, и дверь за ними запирается. Тогда встряхивает мужчина Теодора до звёзд пред очами пару раз, чтоб неповадно было, да за ланиты прихватывает, обращая лик синюшный ввысь.
- Дитя несмышлёное играть не смей! На двух стульях разом ещё никто не усидел и не тебе начинать, - едва ли не рычит, в потёмках зеницами своими звериными сверкая, а после, меж большим пальцем и остальными переносицу перекорёченную крепко зажимая, резко дёргает в сторону, вправляя вышедшую носовую ось обратно в русло еёное.
Багровина новым потоком хлещет из ноздрей, а Федька, мучительно взвыв, в приступе боли жгучей выбирается из хватки уж ослабленной и вперёд склоняется, не позволяя самому себе кровь склизкую глотать, да тяжко задыхаться из-за вставших пробкой сгустков.
- А теперь поди прочь, видеть тебя ныне не желаю, - и покидает юношу, скрываясь в шумной зале.
Не скоро они ещё опосля этого заговорят вновь по-человечески. Вернее всего ввиду своенравия, с обеих сторон пуще проявленного. Однако всё когда-нибудь подходит к концу своему. И всё способно круг новый взять, невзирая на предыдущий.
***
Оставленный сызнова на время долгое один на один с нескончаемой стопой текстов, доводится Феде как-то задремать ненароком. Право слово, как только он не старался побороть навеянное тоской, к сожалению, застоявшейся таперича в месте этом, уныние и сна проказу. Как только не противился, дабы Луговского, что увидеть то мог, не приводить к состоянию человека невыносимого, склочного, до ужаса придирчивого и несговорчивого. Да без толку всё.
Вот лежит он теперича мордой в стол и в ус не дует. Да ещё снится ему что-то такое славное, угодное, что просыпаться вовсе не тянет и токмо крепче в чарами морфеевыми одолевает. Оттого даже княжеским дланям хватким, что за плечи его берут, пробудить не удаётся юношу, и тот дале продолжает умиротворённо, во свете собственных видений отдыхать, насильно больше не тревожемый.
Уложив овал лика во руки свои сложенные, вертится Федька и так и сяк. То спрячется в них, то вновь покажется. И всё выражения сменяет, то задерёт брови вверх, то уста разъедет в полуулыбке мимолётной, а иногда кажется, будто и что-то скажет, обронив фразу бессвязную прямиком из сновидения, только ему ведомого.
Власы, за спину прибранные, постепенно вперёд сваливаются, спеша совсем скрыть каскадом кудлатым физиономию разнеженную, да не позволяет случиться тому мужчина и аккуратно назад зачёсывает перстами гриву могучую. Ещё какое-то время продолжая лицезреть картину очам приятную.
После, наконец прервав момент любования, в руки берёт мужчина бумаги начатые Фёдором и при том видит, что тот, верно, как только за порог вышел князь тут же от дел отлучился, занявшись чем-то своим. “Безобразие это, конечно, полнейшее. Не худо бы прямо сейчас пробудить, да трёпку похлеще задать”, - однако, ни капли серьёзных намерений в думе этой не имеется, да и смысл иметь задуманно тот час же перестаёт, ведь когда мужчина из-за листа широкого выглядывает, то уж ясно видит, как юноша, зашебуршившись, самостоятельно негу сбрасывает, да, от рук переплетённых отнимаясь, на него непонятливо воззряется.
Тут же оковы сноведенные с плечь теодоровых сваливаются, а в сознании назойливо плывёт, что вот ведал же дурак секой, будет как, знал же, знал! Однако, наперекор мыслям этим, никакой брани, да причитаний не раздаётся и действий ровным счётом никаких не следует, оттого осоловело он продолжает выжидать того али иного, неверуя, ввиду опыта крайних двух седмиц, что и вправду ещё может быть иначе. Но миг проходит, за ним другой и ничего подобного не случается. Мужчина под стол заглядывает, да с выуженной бутыли выпить себе наливает, опосля спросив совсем не то, что ожидал услышать Тео.
- И что же снилось, а Федька? Отрадное что?
