Вошедший вслед за купцом названным, коридорный, верно, не ожидал встречи этой с госпожой своей и, ахнув, вслед за юношей принялся раскланиваться, желая при том охотно что-то молвить.

- Я освободилась пораньше и сама решила заняться поставленным вопросом. Ты можешь идти, - наперекор его неудачным попытка, вперёд глаголит маркиза и лёгким жестом руки велит оставить их. Тот ещё пытается мямлить безуспешно в ответ, однако она уж более настойчиво выпроваживает его и наконец коридорный покидает их.

- Ну что ж, рада приветствовать вас, Теодор, - уж к юноше обращается женщина, расплываясь в ненавязчивой улыбке, да руку пред собой вытягивает. Он с охотою проходит к ней настречу и, принимая длань девичью в свою, касается её невесомо устами.

- Взаимно, миледи, - в последний момент переправляя себя с вёрткого на языке “сударыня”, глаголит он ей негромко в ответ и вместе они принимаются за подписание всех необходимых свитков.

Дело спорится скоро. Дева Цирилльская с должным знанием, что, на удивление, не меньше фёдорова, ежели не поболе, за волокиту бумажную принимается, ближние прислужные только и успевают стопы грамот таскать туда-сюда. Меж тем разговор о наличии, да разнообразии товаров всяких ведётся и по ходу его, ещё пару-тройку строк вдовесок на заключительный лист приписывается, в оконцове подкрепляясь личной печатью маркизы, да очевидным довольством обеих сторон. Что ж, с этой частью он справился на, как говорит Луговский, мать честная не горюй. А теперь…

- Желаю пригласить вас на совместный променад пред вечерней трапезой, - вставая из-за стола, да вновь осеняя лик нежный одной из множества своих скромных улыбок, молвит вполголоса барышня и сразу же при словах этих окружают её слуги, облачая госпожу в плащ, как надобно укладывая его и по плечам объёмным от одежд нижних поправляя.

Встаёт за ней юноша вслед, упреждая всю резкость движений по настоянию того самого прислужного, и, молчаливо соглашаясь, следует за девушкой, чрез несколько аршин равняясь с нею. Всё больше именно она его распрашивает, в особенности поначалу. Едва-едва не зубами в Штадена вцепляется, как токмо заумные речи оставить позади возможность открывается. С пылом неожиданным интересуется обо всех местах, которые довелось ему знать на пути своём, меж тем рассказывает короткими отрывками об том, что самой, вишь, не так уж и много где удалось побывать, сокрушением тихим приправляя речь свою за сим. Однако кротости не растрачивая и в этом.

В замешательстве настоящем пребывает Фёдор по этому поводу: “Как токмо у неё это получается так искусно?” - но, не теряясь в лице, продолжает свой сказ, силясь не упустить каждую, пусть и самую незначительную, мелочь, видя с каким рвение этому благоволит его почтенная слушательница. Много о чём идёт разговор этот. И о просторах Северного моря, и о немецких землях, но всё больше о росских, что понятно, ведь в теме этой способен он дюже свободно, да подробно изъясняться, а миледи и не против того и даже с большим любопытством дознаётся именно на этом витке рассказа о пределах заангликанских.

Иногда, когда звучит что-то особо поражающее её сознание, женщина словно до самых кончиков перстов преисполняется эмоциями и, дабы выход им дать, не площая недостойным поведением пред гостем, начинает похлопывать аккуратно в ладоши, подначивая юношу ни на миг не останавливаться, продолжать!

А он только рад такому вниманию со стороны особы немаловажной. Любезен, приветлив, льстив, настолько, насколь умеет, не в меру улыбчив и в меру дерзок. Хотя прекрасно сознаёт, что последнее вовсе не желательно. Однако в удовольствии, распросить её обо многом в ответ, что наглостью по предреканию и является, отказать себе не в силах. Но барышня эта молода и не так строга к подобного рода дерзновениям, оттого с рук Федьке сходит всё это.

По приблизительным догадкам маркиза не младше его будет, разве что может чуть постарше. Лик её не обременён ещё заломами морщин, что даже сквозь слой пудры свинцовой проглядывается. Выя, да вырез грудной на вид бархатны и прелестью молодости окутаны. Воздушная бледность и гладкость кожи еёной оттеняется лишь чуть проглядывающей синевой, разлившейся под веками, по обеим сторонам от переносицы, да несколькими шрамовыми впадинами под челюстью и к завиткам ушей ближе, что розовят слегка, спорадически и с задней стороны шеи изящной проглядывая, к замечанию зорких голубых очей.

Чуть поодаль посаженные, однако не маленькие, круглые глазки, высокие бровные дуги и узкие пухлые губоньки бантом делают ей до невозможного очаровательное выражение лица, даже в присутствии внутренней думы, даже в отсутствии причины держаться таким образом, и лишь дородный подбородок силу неявную выдаёт, придавая весу и серьёзности облику женскому.

- Так значит, вы - немец, Теодор?

- Совершенно верно.

- А я, знаете, видала пару немцем и вы на них, - опосля наклоняется к нему и громким шёпотом, будто о незамеченном пятне на одеждах, даже немного заговорчески осведомляет.

- Совсем не похожи.

- Ну так что ж, коли столь не явно моё происхождение, это можно исправить! - и, накрутив воображаемые завитки усов, наподобие генриховых, начинает намеренно ломано, да криво мешать не’мецкие наречия с англицкими, чем вызывает смех дамы и очередные хлопки.

- Миледи, не сочтите за дерзость, однако за всё время беседы нашей и даже до личного знакомства мне так и не довелось услышать ваше полное имя, а мне бы очень хотелось знать как вас зовут, - окончив представление, задаёт волнующий вопрос Фёдор.

- Что ж, прямо-таки полное? Ну слушайте, секрета в том никакого всё равно не таится, что бы вы не думали. Аэлфлаед маркиза Цирилльская, при рождении Хродвин, в католичестве Елена.

- Волшебно звучит. Достойно вас. А отчего же при рождении имя иное дано? Я не заприметил, чтобы это привычной практикой в землях здешних было.

- Ну… Большую часть жизни меня растил и воспитывал дядюшка. Аэлфлаед имя данное им, но незадолго до смерти своей именовать меня успели также и родители. Оттого так и получилось, - немного замявшись, ведает барышня, однако юноша расспрос свой продолжает.

- А где же нынче ваш дядюшка?

- Лет пять тому назад отошёл в мир иной… Внезапно и скоропостижно скончался.

- И тогда владения эти обширные перешли к вам?

- Да, всё так.

На этом тема семьи рассудительно закрывается. Об супруге распрашивать смысла нет. Коли упоминай о нём никаких нет, коли сама она принимает мужчину у себя и бумаги от собственного лица заполнят то ясно, что его не имеется, как и детей, скорее всего. И разговор сызнова уходит в русло об природе заморской, туда же, где и приостановился.

Уж за полдень переваливает. Тучи над их головами сгущаться начинают, скрывая и без того еле видный силуэт светила. Темнеет на улице, словно под вечер и старая дождливая песнь принимается наигрывать стуком капель громоздких по округе, заставляя прерваться молодых людей и заранее на ужин запланированный удалится, укрывшись в крепких стенах замка от града разразившегося.

В огромной зале за длинным прямоугольным столом они заседают друг напротив друга. Несколько растроенных подсвечников богатой ажурной рези венчают помещение светом и во мраке общем позволяют разглядеть и гобелены расшитые, которые хладный камень собой прикрывают, и арочные своды потолков высоких, и всё изощрённое окружное убранство в малостях проявленное.

Пирог, сопы*, нити из тесты, крольчатина, разная рыба, вафли и вина пряные сопровождают трапезу, сдабриваясь поверх и другой множественной снедью, которая занимается стол. Ест Федька с удовольствием превеликим, пьёт много с подначивания хозяйки мол: “Не омрачайте печалью угостительницу свою”, - да сама не отстаёт, а меж тем продолжает также прерываться его на разговоры уж боле краткие, но неугасающие.

- И часто вы так принимаете купцов у себя разномастных?

- От случая к случаю, но возможности такой упускать не люблю. Люди много видавшие, знающие. Один лишь весомый недостаток в приёме оных я могу назвать. Они постоянно хотят меня взять замуж, понимаете? Так странно.