Какими дорогами надо идти, чтобы разогнать ставший в очах мрак, густо застилающий взор? В каких таких потёмках души кроется свет, ведь кроется же? Сон ли всё то, али бред?
И когда же удастся проснуться?
***
Сколько часов прошло? В фёдорову опочивальню уж заползли сумерки, не мало значит. Хотя сколько бы не прошло всё одно - не отдохнул он нисколь и вообще, кажется ему, глаз не сомкнул.
Кости гудят. Посильнее закутавшись в покрывала юноша недвижимо продолжает лежать, токмо изредка моргая. Теперича в голове совсем пусто.
Однако в пустоте и свято место найдётся, не так ли? Может и хорошо иногда прикрыть очи, может именно в кромешной тьме плоти пробуждается свет разума?
- Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.
И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век;
Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша.
Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася, - еле слышно шепчет Теодор, приложив к челу сплочёные длани.
Шёпот тот, отскакивая от просторных стен, возвращается обратно, будто под колоколом каким он сидит, так гулко сплочается вокруг юноши его же собственный глас. Чуть погодя, спросонья-то горло совсем продирает, и Фёдор замолкает, но всё также, не останавливаясь продолжает молвить молитву про себя. Постоянно путаясь в словах и переставляя их местами он, тем не менее, желает закончить и настойчиво начинает всё сначала, коли случайно сбивается.
- И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и славима, глаголавшаго пророки.
Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь.
Исповедую едино крещение во оставление грехов.
Чаю воскресения мертвых
И жизни будущаго века.
Аминь.*
Душа, чуть было встрепенувшаяся, с окончанием молитвы тоже умолкает. Из распахнутого настежь окна тянет. Похолодало к ночи. Пробарахтавшись в постели, Тео вяло вылазит из её объятий и запирает ставни, опосля выглянув в коридор, он кличет прислужницу.
Та по просьбе быстро убегает куда-то и возвращается уж со стаканом водки в руках, вручая его юноше. Опосля заглядывает в горницу и, охая, начинает верещать, мол: “Осколки! Как же так! Что же вы сразу не сказали…”, - и далее, далее, далее. Всякий неважный вздор, в общем-то толке.
Девчонка начинает шуршать расхлябаным веником по полу, прибирая беспорядок. Остатки стакана, противясь, раскатываются в разные стороны, тихо гремча. Обувка глухо топает о застеленный пол. Жидкость в скане, гоняемая Федей туда-сюда, чуть плещется об стенки посудины. И окромя этого всего округа безмолвствует. Будто нет ничего дальше этой опочивальни. Только сумерки, пожравшие мир. Странно.
Агнет уходит. И сначала, ему кажется, что это её шаги звучат в отдалении, но те становятся всё ближе. Шаг, ещё шаг. Стук в дверь.
- Да?
Сквозь прозрачную жидкость и стенки стакана силуэт Алёны, приоткрывшей дверное полотно, расплывается и вытягивается вверх по стеклянным граням.
- Пошли со мной, - зазывает его женщина, показывая головой куда-то в сторону.
- Куды это?
- В гостиный зал, сейчас и отвар горячий сготовят и камин уж растопили.
Что ж, предложение звучит неплохо, да и делать всё равно нечего. Отставив стакан, юноша свешивает ноги с постели и натягивает сапоги. Женщина прикрывает за собой дверь.
“В гостиной зале, наверное, жарко”, - думается ему и, уж было потянувшись к верхнему одеянию, юноша останавливает себя. “Верно, и темно уж там”. И, покамест не передумав, скорее прихватывает стакан, выходя наружу.
Алёна стоит чуть поодаль, подпирая стену, да придерживая живот. “Ну зачем здесь стоит?”. И вправду, разве он заплутает здесь без неё? “Тяжело ведь”. Поднырнув под руку девушке, Теодор берёт её под локоть, покрепче прижимая алёнину руку к себе, давая опереться. И вместе они направляются в гостевую.
Из-за приоткрытых оконных ставней в коридоре стоит хладный воздух. Сгустившаяся и забившая собой углы тьма позволяет видеть совсем недалеча. Но в редеющем свете только-только проявившейся луны, которая стеснительно заглядывает в прикрытые очи особняка, увидеть можно достаточно. И потому они не спеша рассекают просторные коридорные проходы в направлении нужной залы.
По обе стороны от двери гостевой, что показалась впереди, снаружи зажжены два крупных факела. Языки огненного пламени задираются высоко вверх, чуть ли не лобызая потолок, и отбрасывают тени на все их окружающее. Широкие дверные полотна открываются пред людьми и тут же запахиваются порывом сквозняка уже за их спинами.
Женщина выпутывает руку из хватки юноши и отходит в сторону, отдавая распоряжения и разгоняя слуг. Фёдор проходит к растопленному камину и, игнорируя рядом стоящее раскидистое кресло, садится прямо на напольную шкуру, что лежит аккурат перед зубьями, отгораживающими разожжённое пламя.
Аккуратно, почти искусно уложенные на железную подложку поленья звонко потрескивают, стреляя мимолётными искрами вверх . Огненные языки, будто участвуя в каком состязании, залезают друг на друга, ловко извиваясь во все стороны, заставляя жмуриться от такой блещущей яркостью картины, завораживая своим невообразимым танцем.
Неожиданно для Феди Алёна, тихо подходя сзади, укладывает свою ладонь юноше на перекат плеча и шеи, едва не задевая раскидистый рубец, и чуть наклоняется к нему. Басманова от такого прикосновения прошибает и весь он напрягается, оборачиваясь к девушке непонятливым лицом.
- Я сготовила мазь, она настоится, и перед сном Агнет занесёт её. Надо будет густо мазать все раны и шрамы каждый вечер. Чуда, к сожалению, не обещаю, но излишним не будет, - размеренно молвит она, едва-едва улыбаясь устами.
И так отчего-то стыдно Федьке становится, он не знает куда себя деть и просто сконфуженно молчит, глядя во светлые очи Алёны. А после, чуть погодя, кивает и мычит ей что-то несуразное в ответ, будучи совсем скованным такой необязательной заботой, не в силах её осмыслить в полной мере. Не ясно ему ни черта в действиях этой женщины, хотя и приятно.
Девушка тоже кивает ему и, расплывшись уж в широкой улыбке, отнимает руку, да отходит назад. Таперича расслабившись, но не дюжа согнать красноту с лику, Фёдор решает вновь приложится к водке. Но только-только взятый стакан тут же перехватывает чужая рука и выплёскивает его содержимое в камин.
- В топку эту дрянь, Тео, - молвит Алёна и наконец тяжело усаживается в кресло.
Кухарная баба подносит ему и ей поднос, раздавая кружки и разливая по ним горячий отвар, что разваливается густым паром по ажурным окоёмкам отделанной разнообразными гравировками посуды. Аромат расходится травянистый, насыщенный, чуть резковатый и, кажется, даже знакомый. Басманов старательно принюхивается, пытаясь понять что же это, разглядывает плавающие травинки, да листочки, что уж совсем изжаты, и оборачивается к Алёне.
- Магдалина? - испрашивает юноша.
- И она тоже, - получает в ответ он от женщины и прихлёбывает горьковатый отвар.
Листья чуть поскрипывает на зубах, на вкус непонятные, как бумага.
- Генрих сегодня весточку прислал. Пишет, что соскучился очень.
- Да? А скоро вернётся? - оторвавшись от питья, сразу разгорается в интересе Фёдор и во все свои счастливые глазищи смотрит на Алёну в ожидании.
- Скоро-скоро, - вторит она ему в ответ, чуть сощурившись глядя в камин, и заводит рассказ о генриховых делах.
Вечер длинный, ей есть, что рассказать.
***
========== 6 ==========
***
Пролетая друг за другом вовсе незаметно, дни складываются в ещё одну, оставшуюся уж за плечми, неделю. Такую долгую в отдельных мгновениях, однако такую быстротечную в целом.
Уж в предвкушении возвращения барона, прислуга мечется туда-сюда по резиденции, руководимая баронессой. Хотя не ясно до конца, приедет он сегодня али припозднится. То - ничего. “Приготовиться заранее лучше, чем впопыхах носиться из угла в угол, не зная за что схватиться” - объявила Алёна ещё по утру, и тогда закипела работа.
