Вещица за вещицей работа спорится, и в скором времени женщина ополаскивает и откладывает последнюю тряпицу к остальным, что ровной стопкой лежат подле неё на широком, омытом пред тем, булыжнике. Всё чисто. Даже слишком. Ведь давно её плоть должна была окровиться, да очисться. Избавиться от нечистот, а всё никак. “Неужели…?” - осторожно, даже с опаской, обдумывает она внезапную мысль, двигаясь обратно, в сторону избы.
Стоящим с боку от сруба, замечает она Генриха. Тот пытается поправить дряблую, совсем размохрившуюся верёвку, завязанную меж двух столбцов.
- Вот! Принимай хозяюшка, - довольный проделанной работой, громко восклицает он и оборачивается к Алёне, выпячивая клык, да улыбаясь.
Ему в ответ уголки её губ разъезжаются сами собой, а очи счастливо пришуриваются, чуть выгибаясь дугой вверх. Женщина проходит к дому и, не найдя куда можно было бы сбагрить мокрое бельё, водружает всю стопку мужчине в руки и принимается развешивать его. Получше разгладив вещи уж на верёвке, она отряхивает свои длани и направляется в дом, вновь возвращаясь к ранее оставленным думам.
С усилием отворив дверь, да заперев её за собой, она оглядывается на помещение, обращаясь ко входу спиной. Чаровница, отстегнув застёжку, откидывает тёплые одежды в сторону, на солому. Взор бледных зениц женщины падает на зеркало, стоящее в стороне. Не обращая внимания на его треснувшую поверхность, она вышагивает к нему навстречу и останавливается аккурат пред ним.
Алёна дотрагивается рукой до покоцанного пыльного зеркала и протирает его, открывая завесу перед своим отражением. Опосля отряхнув длани, обтерев их об сарафан, она задерживает руки у себя под грудью и, съехав ими немного ниже, устраивает ладони на чреве. Задумчиво смотрит на себя в зеркальную гладь и всё наглаживает живот, чутко прислушивается.
Дверь за ней отворяется. Входит Генрих. Углядывая и его отражение, Алёна наблюдает как он сначала замирает, а потом направляется к ней. Подходя сзади, он приобнимает женщину, устраивая свои длани поверх её собственных и как бы не доверчиво, очень осторожно касается самыми кончиками пальцев её живота. Штаден подаётся ближе и, устроив подбородок на алёнином плече, заглядывая за него.
- Да? - только и спрашивает он шёпотом, выдавая тихую надежду.
- Верится, что так, - молвит в ответ она.
Оставив оцепенение, вдруг охватившее его, да подняв главу, Генрих утыкается носом ей в висок, а после, оставив там долгий простой поцелуй, разворачивает женщину к себе лицом. Едва ли не прокричав какой-то неразборчивый клич, он подхватывает её на руки и крепко-крепко прижимает к себе. Заливаясь громким радостным смехом, кружит её, топчась на месте, заставляя Алёну посильнее обвить руками его шею и залится звонким смехом вслед ему, поддаваясь настрою мужчины. Генрих утыкается ей куда-то в грудь и всё что-то бормочет, постепенно разжимая крепко сцеплённые руки и опуская девушку обратно на землю. Он обращается к ней одним лишь взглядом, который она, пожалуй, ещё не видела. Столь полюбно нежным, необъятным.
Заключая кисти рук её в свои собственные, он прижимает их к своим сухим губам и, расцеловав, отнимается, чтобы как некое неизведанное таинство испросить у неё.
- Алёнушка, ты будешь моей женой?
Девушку, кажется бросает в жар. Ей чувствуется, будто ноги становятся ватными, и земля эта грешная стремительно уходит из-под них, а ланиты, да скрания* горят так, словно обдал её кто кипятком, а плоть бросил в печь. Собравшись с силами, Алёна приближает свой лик к генрихову, тянется ввысь, вставая на носки, и касается устами чела новоиспеченного суженого, прикрыв веки. Не уж то ему и вправду требуется словесный ответ на этот вопрос? Неужели и так не ясно?
- Конечно.
- Тогда сегодня же, - широко развернув очи, решительно восклицает он и отходит к сумкам. Достоёт какой-то маленький мешочек от туда и закладывает его себе за пояс.
- Пойдём прямо сейчас в церковь, разузнаем что, найдём кого, дай Бог, авось не все там ещё передохли, - добавляет Штаден и, возвращаясь вновь к девушке, выводит её за руку вон из избы.
По протоптанной дорожке, чуть в гору, они добираются до затворённых полотен обители божьей. Несмотря на их внешнюю крепкость и грузность, открываются они даже от дуновения ветра и, видно, именно поэтому с внутренней стороны их подпирает камень. Сдвинув его, а вместе с ним отворив дверные створки мужчина с женщиной проходят внутрь.
Само помещение будто зажато стенами, всё тёмное, освещаемое лишь из малых окон, расположенных по бокам. Застарелые доски пола не блещут чистотой, то тут, то там являя очам пришедших уже застывшие шмотки сереющей грязи, оставленной неведомо чьими сапогами. В основной части обители стоят друг за дружкою в пару рядов самые простые деревянные скамейки, под одной из которых, немигаючи взирая на незваных гостей, сидит кошка, резво размахивая своим лохматым чернющим хвостом.
Чуть углубляясь в здание, у алтаря они замечают, стоящего спиной к ним да облачённого в рясу служителя, что поправляет один из поплывших святых ликов, заполняющих скромный по размерам иконостас. Дьякон берёт с престола* пыльную мокрую тряпку и принимается обтирать расслоившиеся бока икон, пытаясь изловчиться и выбрать из них всю забившуюся дрянь. Верно, настолько он углублён в это простое размеренное занятие, что и не замечает вовсе как сзади к нему подбираются Алёна с Генрихом.
- Святой отец, - окликает служителя девушка.
Тот крупно вздрагивает всей своей тощей фигурой и удивлённо оборачивается на глас. Дьяконом оказывается престарелый мужчина лет шестидесяти пяти, может чуть старше. С длинной редкой бородой, что своими седыми клоками достаёт до креста, держащегося на вые, и прикрывает его. С глубоко посаженными, отсутствующими по своему выражению глазками, да какой-то вовсе равнодушной линией уст.
- Что надобно вам, дети мои? - тихо молвит служитель в ответ свои скрежетающим голосом.
- Пожени нас, - решительно оглашает ему свою настоятельную просьбу Штаден, заглядывая дьякону в очи, теперь же резко отверзнувшиеся, словно служитель только сейчас вынырнулся из своего незабвенного сна.
Он приоткрыл свои уста, но при этом продолжал молчать, ни проронив ни слова за минувшие несколько мгновений. Алёна с Генрихом, не желая ждать и тем более слышать отказ, взошли на алтарь заставляя дьякона отступиться назад и опереться о престол, после чего тот, с испугом в глазах воззрившись на пришлых, начал мотать своей покрытой главой от одного лица к другому, корча всё более сложное выражение лица, видно уж смекая что к чему.
Опосля, в очередной раз переведя взор свой на Алёну, дьякон взглянул в её мигом сверкнувшие очи, да выдал боле не раздумывая.
- Так и быть, токмо приходите к ночи, лишь после общей вечерней молитвы, а там…
- Благодарствую, - не давая договорить, перебивает служителя Штаден.
И вместе с девушкой, крепче подбирающей подол платья, они выходят прочь, поскрипывая неспокойными досками этого подгнившего места, уже внутренне предвкушая своё возвращение сюда.
***
Минута за минутой, час за часом, что охвачены ожиданием молодых, тянутся долго и маятно. Заняться бы какими приготовлениями, да ведь и делать тут нечего. Всяк получается не как у людей, не по-божески. Всё с бухты-барахты, в обход многих обязательных традиций и принятых устоев. Казалось бы, вообще не в то время и не в том месте.
Но что уж им до несостоявшихся обрядов, неужто теперича из-за сего роптать на судьбу? Нет. Они есть друг у друга сейчас и, с позволения Всевышнего, будут всегда. Это главное. А, вступив в этот священный союз, они и пред Господом Богом отдадут долг, и боле не будет их любовь укрывать завеса лжи и тайны. По крайней мере, Алёна очень этого хочет и глубоко надеется.
По прошествии времени, проведённого за бесцельным хождение по избе, да высматриванием округи через окна, женщина наконец замечает как малая группка людей, покинув церковь, расходится по домам.
К этому моменту Солнце уже прикрывается линией горизонта, спеша уйти на покой и затворить своё огненное око, скрывая его от мира сего. Облака плотными ярусами сплочаются вокруг светила, обрамляя его в ажурную широкую арку. Будто сами врата рая готовятся распахнуться перед бренной землёй. “Это знак”, - решает женщина, заворажённо всматриваясь в эту необъятную картину. И тогда, вместе с Генрихом они покидают дом.
