***

========== 3 ==========

Комментарий к 3

*Аллен является местом рождения Генриха и по моей задумке, после побега с Руси, он стремится вернуться именно в те края

*Фок-мачта - первая, считая от носа к корме, мачта на судне

*Полубак - передняя часть палубы или палубы носовой надстройки корабля (место, из которого выходит фок-мачта)

*Лабаз - разновидности хозяйственных строений, предназначенных для торговли чем-либо

*Шуйца - левая рука

*Сруб - изба

*Скрания - виски

*Престол - в христианском храме стол, находящийся в середине алтаря

*Причастие - иначе евхаристия, толкуется как таинство, священнодействие: заключается в освящении хлеба и вина особым образом и последующем их употреблении

*Эпиклеза - часть анафоры христианской литургии, проще говоря, молитва

***

Апрельская холодная ночь стелится густым мраком вокруг. Жидкий белесый туман оседает над морем, обволакивая всё пространство вокруг судна таинственной завесой. Белоликая луна мягко освещает качаемый волнами корабль, оттеняя его от просторных окиянских вод, что непрерывно силятся ударить бока судна, да посильнее. Они облизывают крепко сколоченные борты, будучи не в силах поглотить их. Очередная волна захлёстывает судно, ударяясь об малое окошко каюты, но этим даже не тревожа её обитателей.

Внутри не зажжено ни одной свечи. Мрачная идиллия. Алёна лежит рядом с Генрихом, ближе прижимаясь к его груди. Глава её простоволосая покоится на крепком мужском плече. Сам он обнимает женщину рукой со спины, устраивая свои перста на её талии, в редкий раз поглаживая кожу через тонкую ткань нательной рубахи, и прижимается своей впалой щекой к алёниной макушке.

- Как приедем, двинемся на юго-запад. До самого Аллена* вряд-ли доберёмся, но по пути у меня есть старые знакомые, да какие дальние родственники. Они помогут с обустройством, - тихо пробормотал Штаден, зевая через слово.

- Только б доплыть…

- Ничего, со дня на день прибудем, а там уж, что Богом уготованно, - шёпотом вторит ему Алёна, прикрывая свои сонные очи.

Оправив толстую шкуру и натянув её на плечи, женщина покрепче обнимает Штадена. Думы в её голове раскладываются по полочкам, и дрёма тонкой пеленой накрывает разум. А где-то за бортом, всё также ненасытно продолжает плескаться бескрайняя вода, отдаваясь в притуплённом сознании тихим шумом.

***

Ровно через сутки опора под их ногами наконец перестаёт качаться. Выйдя на палубу уж пришвартованного корабля, Алёна посильнее запахивает плащ, что так и норовит отпрянуть от тела и развеяться по ветру. Прижимая к груди набитую суму, она спускается по широкой дощечке на деревянный помост и ожидает Генриха, который, перекинув себе через плечо собранный вьюк, спускается прямо вслед за ней.

Наклонив голову, стоя около фок-мачты*, за ними наблюдает Луговский, чуть прищуря свои едва ли не горящие в окружающей темени зеницы. Опосля вальяжно спускаясь по ступеням, ведущим с полубака*, он грузно опускает свою длань на плечо замершему немцу и, наклоняясь к нему ближе, молвит.

- Помни, Андрюш, наш уговор, помни. Я-то всё вижу и слышу всё. Найду ведь тебя, чертила, даже если из под земли придётся достать.

Штаден ничего в ответ так и не говорит, окромя того, что, обратившись взором к сверкающим очам князя, при всей серьёзности лица кивает. Когда же Михаил отнимает свою руку, мужчина разворачивается и оставляет судно. Вместе с Алёной они, уж не оборачиваясь, покидают помосты, опушенные в воду, и проходят в основную часть небольшого порта, который обрамляет берег со всех сторон.

Если резкий запах солёной воды, за время проведённое в плавание, успел вьесться в кожу, пропитать собой всю одежду и уже не выделялся так, как раньше, заставляя встряхнуть головой и вызывая желания просморкаться, то вот затхлый шлейф из вони тины и слитых то тут, то там помоев был в новинку. Этот смрад сопровождает их на каждом углу, и мужчина с женщиной спешат как можно скорее покинуть пропитанные им портовские закоулки. Под ногами чавкает мокрая, не ровно вымощенная камнем узкая дорога, цепляющая на их сапоги с каждым шагом всё больше грязи. Снег уже давно не лежит белыми кучами по улицам и мороз не щиплет, да только общая промозглость и холодный морской воздух не дают этому месту вдохнуть весну в полную силу.

Они в очередной раз заворачивают, и пред ними наконец вырастают широкие двери двухэтажного дома таверны, о чём гласит прямоугольная вывеска, прибитая аккурат над оконной рамой. Обхватив длань Алёны покрепче, Генрих наваливается плечом на тяжёлую дверь и отворяет её.

Внутри шумно и, несмотря на внешнюю прохладу, душно. Бесконечные разговоры и перекрикивания, плотный запах перегара и стук чьих-то каблуков, что задорно пускаются в пляс под общее одобрение и хлопки. Громкий бубнёж подкрепляется звонким стуком бьющихся друг о друга стаканов, возносящихся вверх, и плеском спиртного в них.

Добравшись до стойки для разлива, которая находится как раз пред восходящей на второй этаж лестницей, Алёнка выглядывает хозяина-барина сего заведения, что стоит на пару ступеней выше, осматриваясь. Они сталкиваются взглядами и хозяин обращается весь во внимание к ней, да Генриху.

- Чего изволите? - испрашивает он их чрезмерно любезным тоном и окидывает оценивающим взором с ног до головы.

- Нам бы где остановиться, хозяин, на ночлег, да и вообще, - снимая с пояса кошель, молвит Штаден.

- О, ну это можно, это можно, - разулыбавшись пуще прежнего, вторит мужчина и, указывая на верх, уточняет, - Третья комната слева свободна для…вас?

Расплатившись, Генрих с Алёной удаляются в указанную опочивальню, покамест женщина всем своим естеством чувствует, как этот сударь прожигает их спины взором своих очей.

За хлипкой дверцей оказывается небольшая горница, сильно не заставленная и от того достаточно просторная. В углу располагается худенькая, а всё же двухспальная кровать, в другом углу маленький шкаф, пара стульев, круглое зеркало на стене, укрытое плотными занавесками оконце, ну и всё на этом. Ан нет, вот ещё и свеча на том самом шкафчике. Отложив свои вещи, мужчина с женщиной снимают верхние одежды и, убрав их к сумкам, укладываются.

Не так уж плоха оказывается эта кровать.

***

С их приезда в проведении последующих нескольких дней ничего особо не меняется. Жизнь в этом месте по своему бьёт ключом, не останавливаясь ни на миг. Будь то день иль ночь, не имеет значения. Постоянно прибывающие водой купцы, матросы, да ещё какие новые люди. Пополнение базаров, шумные гулянки в харчевнях, одичавшие в весеннем обострении уличные животины, каждая со своими песнями на перебой. Всё это не даёт угаснуть маленькому портовому городку, питая его жилы-улицы, точно пророча долгоденствие.

Соседи их, подмечает Алёна, то и дело беснуют. Время от времени громкий топот сопровождается и неразборчивыми криками, и даже звоном посуды, а тонкие стены позволяют отлично слышать то. Генрих постоянно пропадает в поисках лошадей, да ещё чего нужного, а вернувшись валится на постель и более ничего его не тревожит. Но женщина, в отличии от Штадена, не может пропускать мимо ушей такие, казалось бы и, неважные моменты. Да и пирушки в харчевне на этаж ниже, пусть и доносятся до их покоев приглушённо, а всё равно будоражат думы, мешая спокойно спать, заставляя маяться, бесцельно палясь в потолок аль же наворачивая круги от одной стене к другой. И странно ей, ведь раньше подобное её мало беспокоило. Но говорить об смене места пребывания толку нет, ведь уже завтра они выдвигаются в дорогу.

***

Ещё до того, как весенний божок улыбчиво выглянул из-за небосвода и игриво помахал своими медовыми перстами, приветствуя весь мир, Алёна с Генрихом поднимаются на ноги, да начинают прибирать свои вещи обратно по сумкам. Спустившись по чуть скрипучей крутой лестнице, они выходят в маленький дворик, что при таверне, к уж запряжённым кобылицам. Нагружают их своими пожитками и, простившись с хозяином, пускаются в дальний путь.