— Лучше.

— Теперь споёшь?

Бродяжка отрицательно покачал головой.

— Не упрямься, — голос северянина зазвучал почти ласково. — Ты же мальчишка совсем, тебе жить охота. Охота ведь, правда?

— Что тебе до моей охоты?

По рядам северян пробежал ропот. Слов они, может, и не понимали, но тон, которым был задан вопрос, говорил сам за себя. Командир северян подозвал одного из копейщиков, и тот встал у Бродяжки за спиной.

— Не с теми ты шутки шутишь, — процедил толмач. — За твою голову никто сейчас гроша ломаного не даст.

Острие копья нацелилось Бродяжке в спину и ткнулось меж рёбер — пока ещё слегка, как бы предостерегая. Лейле вдруг стало душно, словно в тесной землянке. Пой же! Пой, ради всех богов! Бродяжка не мог видеть того, что видела Лейла — ни занесённой, готовой опуститься в знак команды руки северянина, ни блестящего копейного жала. Наконечник походил формой на лист, и даже издали было видно, какой он острый. Чтобы за закричать, Лейла стиснула кулаки и, как могла глубоко, втянула в себя воздух.

— Да глотку ему перерезать, и дело с концом! — снова высунулся Андрис.

— Заткнись уже, ну, — одёрнул Андриса толмач и повернулся к Бродяжке. — Последний раз спрашиваю, споёшь?

— Нет.

— Смерти не боишься?

— Её боишься ты.

— С чего ты взял?

— Кто плодит смерть, тот её и пожнёт. Вы прокляты самой землёй, по которой ступаете, и мне жаль вас, несчастные люди. Забудьте про мои песни. Вам они не помогут!

Взмах руки предводителя северян был мгновенным. Лейла закричала не своим голосом, рванулась, раздирая запястья жёсткой верёвкой, и одновременно с ней бросился вперёд Осберт.

— Стойте!

Но было поздно. Алый от крови наконечник выглянул у певца из груди. Тело Бродяжки выгнулось, как туго натянутый лук, он захлебнулся воздухом — и стал медленно оседать назад, на своего убийцу.

— Нет, нет, нет, НЕТ!

Северянин резко дёрнул из раны копьё — и Бродяжка навзничь повалился на землю.

— Нет… нет…

Лейла слышала, как разрыдался Осберт — по-бабьи, со всхлипами. Кто-то тянул за верёвку, понуждая отойти назад — но вывернутые руки были как чужие, и боль в них тоже была чужая, приходившая из далёкого далёка. Откуда-то доносились голоса — гулкие, словно говорили в бочку:

— …на месте стоять, кому говорю! Вслед за певцом захотели?

Наконец порядок был наведён. Пленников отвели подальше и приставили к ним ещё двух солдат. Оставшиеся перебежчики столпились на прежнем месте. Командир северян с непроницаемым лицом прошёл мимо них и кивнул на Андриса.

— Что он говорит? — снова вылез тот.

— Он говорит, — усмехнулся толмач, — что ты слишком много болтаешь и что с этим пора кончать.

Андрис поначалу не понял — но клинок уже скользнул к его горлу.

— Что вы делаете, собаки? Я же свой! Я сво-о-о-ой! — завизжал он. Визг перешёл в хрип и бульканье.

А Лейла будто окаменела. Недавняя вспышка выжгла в ней всё, оставив лишь тупое равнодушие. Она ли это кидалась в ноги воеводе, готовая сама принять смерть, только бы брат был помилован? Или это сейчас не она остановившимся взглядом смотрит, как северяне добивают бывших солдат воеводы, которые их же сюда и привели? Наверное, так они мыслили себе справедливость. Кто предал единожды, предаст ещё раз. А коли так, то нечего щадить.

Остановившимся взглядом Лейла смотрела на бойню вокруг — но видела лишь Бродяжку, безмолвного, неподвижного, с раскинутыми, как крылья, руками, в набрякшей от крови рубахе. Широко распахнутые глаза певца были как чёрные агаты. Лейле на миг показалось, будто бы что-то дрогнуло в их застывшей глубине… нет. Всего лишь отблеск догоравшего вдали пламени.

В спину ткнулся чей-то недружелюбный кулак:

— Шевелись!

Вереница пленников побрела прочь с места побоища. Северяне спешили следом.

========== Камень и огонь ==========

Комментарий к Камень и огонь

Значительная часть этой главы уже ранее появлялась на сайте под названием “Голос во тьме”. В процессе написания стало ясно, что текста получается больше, чем планировалось, в связи с чем главу было решено разбить на две.

P.S.: только удалив часть, сообразила, что вместе с ней удалились и отзывы. Я в печали.

До столицы добрались к исходу следующего дня.

Не поднимая головы, Лейла брела по гулкому подъёмному мосту сквозь высокую арку ворот. Ещё зиму назад она всё бы отдала, лишь бы поглядеть хоть одним глазком на гордые белые башни, на улицы, мощённые сплошь булыжником, на каменные дома и — может статься — даже на палаты самого князя. Когда Андрису удавалось подрядиться на работу, он, бывало, живал в столице по три, по четыре луны подряд и возвращался всегда с деньгами. Лейла, правда, этих денег в глаза не видела — монеты Андрис прятал по одному ему ведомым тайникам. Изредка брат привозил и гостинцы. Однажды — иголки для рукоделия, а другой раз — вышитый платок, настоящий шёлковый. Платок был красивый и — по уверению Андриса — такой дорогой, что Лейла ни разу не осмелилась его надеть. Так и остался подарок лежать в сундуке — северянам на поживу.

Их унылую вереницу гнали всё вверх и вверх по узкой, обвивающей холм улочке. Заскрипели ворота.

— Давай, давай!

Вжав голову в плечи, Лейла шагнула в разверстую пасть ворот вслед за другими пленниками. Да уж, не думала, не гадала, что доведётся побывать в столице. А вот ведь довелось — только счастья от этого не прибавилось.

Замок был велик. Когда их только ввели на мощёный булыжником большой двор, Лейле показалось, что там поместилась бы вся её родная деревня — да ещё бы и место осталось. Всюду камень, сплошной камень, унылый и серый, непривычный глазу после лесной чащобы. И весь огромный двор кишит северянами, как собака — блохами.

— Давай, давай! — вновь послышалось за спиной, и чей-то кинжал разрезал верёвку, которой Лейла была связана с другими пленниками. Рук ей, впрочем, так и не освободили. Куда повели воеводу и остальных, Лейла углядеть не успела, а её саму довольно грубо втолкнули в узкую дверь, за которой открылся просторный чертог с уходящим ввысь потолком, несколькими большущими очагами и грубо сколоченными деревянными козлами, стоящими посередине и тянущимися на всю длину зала. Всё это было очень похоже на кухню. Радоваться этому или нет — Лейла пока не знала.

— Сесть! — скомандовал северянин, и Лейла послушно плюхнулась на каменный пол. — Руки!

— Что — руки? — не поняла девушка.

— Руки! — нетерпеливо повторил солдат, и Лейла испуганно протянула ему связанные запястья. Угадала она правильно. Северянин достал из ножен кинжал, досадливо поморщившись на испуганно дёрнувшуюся было Лейлу, и разрезал верёвки. Лейла с наслаждением принялась разминать затёкшие руки, ощущая, как в жилы возвращается кровь.

Северянин куда-то испарился. Настороженно поглядывая вокруг, Лейла принялась осторожно двигаться поближе к ближайшему очагу. Зачем её всё-таки сюда привели? И где теперь остальные?

— Ты новенькая?

От неожиданности Лейла подскочила. Рядом с ней на полу сидела маленькая, словно мышка, девчурка — не вид не старше тринадцати лет. Платье и передник на девочке были до того замызганы, что по цвету сравнялись с закопчёнными стенами — поэтому Лейла её сначала и не заметила.

— Так ты новенькая? — нетерпеливо повторила вопрос девчонка. — Тебя откуда взяли?

Лейла молчала. Девочка выглядела безобидной, но здесь, во вражьем логове, никому доверять было нельзя. Почём знать, откуда она взялась и что ей от Лейлы надо.

— Да ты не бойся, — понизила голос девочка. — Я Эда, работаю тут на кухне. Я не из них. Ну, ты понимаешь — не из северян.

Лейла нашла в себе силы кивнуть:

— Я Лейла.

— Из деревенских небось? — тихо спросила девчушка. — Пожгли вас, да?

Лейла молча кивнула.

— А я здешняя…

— Эда! — раздался требовательный крик откуда-то от дальнего очага. Девочка тут же вскочила на ноги.

— Будут еду предлагать — не бери! — шепнула она напоследок Лейле и убежала.