Куда Андрис тащит её, Лейла поняла, когда под ногами начался подъём. В своё время воевода выбрал место для лагеря недалеко от обрыва — холм круто поднимался вверх, а затем его будто срезало косой — спуститься к реке, не свернув себе при этом шею, можно было только в одном месте, где тянулась узкая тропка — к лодкам и к тому месту, куда Лейла с Бродяжкой ходили споласкивать посуду. Другой, правый берег реки был пологим, сплошь зарос тростником и для лагеря не годился совсем.

Андрис ткнул Лейлу кулаком в спину, заставляя выпрямиться, и снова прижал к её горлу нож.

— Ну-ка не дёргайся, будь умницей, — велел он. — А то лезвиё шибко острое, того и гляди, соскочит — ты ведь этого не хочешь, верно? Ну, иди, иди!

Подталкиваемая в спину, Лейла шла вперёд мелкими шажками, ощущая, как дрожит у брата держащая нож рука. Голову ей Андрис запрокинул так, что Лейла не могла даже сглотнуть, но разглядеть, что творилось вокруг, было всё-таки можно — если скосить до боли глаза.

На самом краю обрыва, там, где подъём к нему был круче всего, стоял воевода с копьём наизготовку. Неизменный Летард был рядом с луком в руках, готовый подстрелить первого же не в меру ретивого северянина. Три или четыре тела уже валялись в грязи, и желающих рискнуть больше не находилось. Столпившись поодаль, северяне грозили копьями и что-то время от времени выкрикивали на своём языке — но подходить не подходили.

Один выскочил было — умело прикрываясь щитом, поймал выпущенную Летардом стрелу, одолел первые несколько шагов, разделявших его и воеводу. Свистнула вторая стрела, и на сей раз, чтобы заслониться, северянину пришлось опустить щит ниже. Шею он открыл всего на секунду — но этой секунды хватило, чтобы жало копья воеводы нашло незащищённую плоть и вошло в неё на добрых пол-ладони. Северянин упал.

Андрис вытолкнул Лейлу вперёд, чтобы они вдвоём оказались на ничьей земле. За спиной были северяне, впереди — стоявшие на холме Летард и воевода. Андрис снова дёрнул за косу, заставляя Лейлу запрокинуть голову ещё выше, и плотнее прижал лезвие к её горлу.

— Слушай сюда, воевода! — крикнул он. — Если не бросишь оружие, я её…

— Заткнись.

От неожиданности или больше от возмущения Андрис вздрогнул. Острие ножа больно кольнуло Лейлу в шею, и она почувствовала, как за ворот рубахи медленно стекает капелька крови.

Из рядов северян вышли двое — один был одет побогаче, в хорошей кольчуге и с мечом в сафьяновых ножнах, другой — в доспехах попроще, вооружённый копьём.

— Заткнись, — повторил тот, что был с копьём. — Не тебе разговор вести.

Богато одетый северянин заговорил — по-своему, так что понять нельзя было ни слова. Толмач кивнул и обратился к воеводе:

— Слушай, Бенегар! Сам видишь — лагерь ваш мы накрыли. Людей у тебя не осталось. Вы двое, конечно, вояки хоть куда, но деваться вам некуда. Лучники у нас, понимаешь, тоже имеются. Проще всего вас, конечно, подстрелить, и дело с концом, да только у нашего князя к тебе разговор имеется. Мы-то вас по-любому повяжем, только своих людей зазря класть неохота. Давай миром решим? Вы оружие сложите — а мы за это девку не прирежем, а?

Вместо ответа Летард вскинул лук. Стрела на тетиве уставилась точно Лейле в грудь. Добро! Прости, воевода. Не в добрый час их с Андрисом сюда принесло. Не будь Андриса — некому было бы северян привести. Не будь её — нечем было бы воеводе угрожать.

Воевода протянул руку и заставил Летарда опустить лук.

— Давай, решайся, воевода! — снова закричал северянин. — Не тяни! До трёх считаю — а там уж не взыщи. Раз… два…

— Обмен! — громко произнёс воевода и бросил копьё. Затем снял пояс с висевшими на нём ножнами и положил на землю. Летард отшвырнул лук и ещё почти полный колчан. Северяне тут же кинулись к ним гурьбой — и Лейла заметила, что они нет-нет, да и норовят спрятаться друг за друга, выставить вперёд другого. Воевода был безоружен, воевода был один, не считая Летарда — и всё равно они его боялись! Эх, воевода, что же ты наделал, воевода!

Северянин кивнул Андрису — и тот отпустил Лейлу, наградив на прощание тычком в спину.

Воеводе и Летарду тем временем связали руки за спиной, сделав это со злобной старательностью — крепко и не пожалев узлов на верёвке. Наблюдавший за этим Андрис раздулся от довольства, как свиной пузырь.

— А с остальными что делать? — обратился он к командиру северян. Толмач перевёл.

Не удостоив Андриса взглядом, северянин что-то скомандовал, и вперёд вытолкнули связанного Осберта, а за ним — ещё десяток человек. Лейла узнала тех, кто сбежал накануне. Значит, Андрис не в одиночку додумался сдать воеводу. А она-то ещё их кормила! Лейла пожалела, что не угостила в своё время всю эту шайку похлёбкой из бледных поганок.

Командир северян прошёлся туда и обратно вдоль этого странного строя. Потом ткнул пальцем в воеводу, Летарда, Осберта и, подумав, в Лейлу.

— Э, да тут ещё кто-то!

Сердце у Лейлы так и подскочило.

Не вышедший ростом, в рубахе с чужого плеча, да ещё и со связанными за спиной руками, рядом с дюжими северянами Бродяжка казался таким маленьким и беззащитным, что больно было смотреть. Предводитель северян что-то спросил у помощника. Тот перевёл Андрису:

— Это ещё кто такой?

— Это… — Андрис скривился. — Да, в общем, никто. При кухне тут околачивался, сеструха, вон, всё подкармливала. Его тут держали из жалости, как собаку трёхногую. Слепой он, как крот, ни бельмеса не видит.

Командир северян брезгливо сморщился и махнул рукой, давая знак стоявшему рядом с ним воину. Тот кивнул и сделал шаг к Бродяжке.

— Врёт он! — не помня себя, крикнула Лейла. — Он вам всей правды не говорит!

Одним жестом остановив солдата, в руке у которого уже блеснул нож, толмач повернулся к Лейле.

— Ну-ка, ну-ка?

— Врёт он, — убеждённо повторила Лейла. — Этот парень — певец… и колдун, — добавила она, секунду поколебавшись. Слово он знает тайное, вот как! Да вы его послушайте — сами всё поймёте.

Северяне что-то быстро заговорили по-своему, бросая изредка взгляды на Бродяжку. Тот стоял, как ни в чём не бывало, будто и не понимал, что речь о нём. Лейла же, наоборот, вся покрылась испариной.

Наконец, кажется, что-то решили. Стоявший подле Бродяжки солдат подтолкнул пленника вперёд, сказав несколько слов на своём языке.

— Я не понимаю, — пожал плечами Бродяжка.

— Сюда иди, придурок! — перевёл подошедший толмач. — Иди-иди, пока не бойся.

Бродяжка подчинился.

— Так ты, значит, певец будешь?

— Да.

— И колдун?

— Я не колдун.

— Неправда! — крикнула со своего места Лейла, но стоявший рядом часовой отвесил ей такую оплеуху, что в голове зазвенело. Видевший всё это воевода дёрнулся было вперёд — но верёвки держали крепко.

— Ничего, ничего, воевода, — прошептала Лейла, надеясь, что он её услышит. — Ты за певца лучше бойся. Ой, что же он делает, что ж он творит-то, а?!

— А девка говорит — ты колдун, — невозмутимо продолжал северянин. — Кто ж из вас двоих врёт, а?

— Она не врёт и верит в то, что говорит. Но я не колдун.

— Ну а петь-то умеешь?

— Петь умею.

— Ну так спой.

Бродяжка молчал. Лейла затаила дыхание.

— Пой же, ну?

— Не стану.

Лейла стиснула зубы, чтобы не взвыть — и то лишь потому, что от предыдущей затрещины голова всё ещё гудела.

— Он так просто петь не будет, — встрял Андрис. — При нём бренчалка была, навроде лютни. С собой завсегда таскал, а ещё…

Северянин сделал Андрису знак замолчать и спросил что-то у солдат. Мгновение спустя на свет явилась котомка, с которой Бродяжка когда-то пришёл в лагерь. Лейла знала, что с тех пор он прятал её в изголовье постели — подальше от загребущих лап Андриса и присных.

— Развяжите ему руки! — приказал северянин.

Оказанного благодеяния Бродяжка будто бы не заметил — так и стоял не шелохнувшись, не говоря ни слова. Северянин хлопнул его по плечу:

— Так-то лучше, а, певец? Что скажешь?