— Вот наказание-то — дуру в сёстрах иметь! — пожаловался он. — Так мало того, что ты дура, ты ещё и потаскуха оказалась! Смотрите-ка на неё, какая несчастная — у реки её чуток потрогали! Пожалейте её все! А слыхала, люди говорят — сучка не захочет, так и кобель не вскочит?

Лейла замотала головой. Нет, такой поговорки она не слыхала.

— Ты чего ждала-то, если ты у них которую луну перед глазами маячишь? Да ещё и юбку подоткнёт, голыми ногами сверкает! Сама раздразнила — а теперь плачешься?

— Да не дразнила я никого! — хриплым от слёз голосом возразила Лейла. — И юбку я подтыкаю не для этого! Мне ж работать надо, а она мешается!

— Другим бабам не мешается, а тебе мешается? — вызверился Андрис. — А то, что у тебя бродяга этот под боком спит — это каково? Как парням на такое смотреть, ты сама подумай?

Лейла не думала — она глядела в огонь, превратившийся в размытое жёлто-красное пятно.

— Нарывалась, нарывалась — вот и нарвалась! — закончил Андрис. — Ну и так, между нами: если уж нарвалась, могла бы себя и потише вести! Эка невидаль — бабу в кустах прижали! Для чего тогда бабы и для чего кусты, если не для этого?

Андрис хохотнул, довольный собственной шуткой.

— Ладно, будет, — совсем другим голосом заговорил он, грубовато приобнимая сестру за плечи. — Сопли подбери, тебе говорят! Вот, уже лучше. Значит, говоришь, воевода тебя спас?

Лейла кивнула.

— А потом что?

— Ничего, — Лейла шмыгнула носом. — Сюда привёл. Рядом сидел. Потом Виту послал за тобой.

— Ох, ду-у-ура, — протянул Андрис. — «Рядом сидел»! Ты что ж, не поняла, что от тебя теперь требуется?

Лейла помотала головой, силясь сообразить, на что же намекает брат.

— У вас, у баб, в голове студень! Он парней прогнал? Прогнал. Значит, ты теперь вроде как его!

От этой мысли сердце у Лейлы упало.

— Он ничего мне не сделал, — воспротивилась она. — Пальцем не тронул!

Андрис пожал плечами.

— Кто ж их, городских да знатных, разберёт! Ладно, некогда мне с тобой больше тетёшкаться. Ступай к нему. Дорогу-то не забыла?

— Не хочу я к нему идти! — Лейла вцепилась в рукав братниной рубахи так, что у неё даже пальцы побелели. — Пожалей ты меня! Я же тебе сестра!

Андрис нагнулся к ней, так что Лейла почувствовала на лице его дыхание — тяжёлое, как у хищника:

— То-то и оно, что сестра! Ты что, хочешь, чтобы меня вместе с тобой отсюда погнали? Я в деревню не вернусь! И по дорогам валандаться не собираюсь! Здесь крыша над головой и даровые харчи, а там мы с голоду сдохнем! Так что иди и благодари! Не пойдёшь — сам за косу оттащу!

Андрис ушёл, а Лейла всё сидела у костра, не находя в себе сил, чтобы подняться. Прав брат. Во всём прав. Сама виновата, самой теперь и ответ держать. Баба для парней — что мясо для собаки: обязательно сцапают. И юбку подтыкать нельзя было…

Но идти к воеводе было так немыслимо стыдно, что от одной этой мысли внутри всё наливалось раскалённым свинцом. Постучать в дверь его землянки. Подойти с ним к его постели. Скинуть с себя его плащ. А что дальше? Раздеваться или он сам её разденет? Надо ли ей снимать с воеводы сапоги — ведь она не жена ему?

Лейла сидела у костра, чувствуя, как свинцовая тяжесть внутри постепенно уступает место спокойной решимости. Ну и пусть воевода. Даже хорошо, что это будет воевода. Лучше он, чем какой-нибудь Альвин.

Лейла встала и неверными шагами направилась к воеводиной землянке.

На робкий стук в дверь ей никто не ответил. Девушка поскреблась снова — опять тишина. Помедлив, Лейла толкнула дверь ладонью.

Землянка освещалась единственной лучиной, тускло горевшей на столе. Летарда не было — слава всем воинским богам, что вовремя его отсюда вывели! За столом, уронив голову на руки, сидел воевода. Лейла боязливо тронула его рукой за плечо — он не шелохнулся. Лейла тронула ещё раз.

— А? Кто это?

Рука воеводы потянулась к мечу раньше, чем он окончательно проснулся, и Лейла испуганно отпрянула. Воевода вгляделся в её лицо — и отпустил рукоять.

— Лейла? Ты почему здесь?

Ответить ему было бы выше её сил. Ощущая, как на глазах снова закипают слёзы, Лейла судорожными движениями стала расстёгивать тугую пряжку плаща.

— Лейла!

Воевода взял её за подбородок и заставил поднять голову. Впервые Лейла смотрела ему прямо в глаза. Они были синие, как небесная высь, но донельзя усталые. Такие бывают у очень старых людей и у тех, кто слишком долго тащит на себе непосильный груз. Плечи стёрты до крови, и каждый шаг — это уже не шаг, а почти падение вперёд, и только воля, как железная плеть, заставляет двигаться дальше.

Что воевода прочёл в её собственных глазах, Лейла не знала, но когда он заговорил, стало ясно, что он понял всё.

— Кто тебя надоумил? Брат, наверное?

Лейла сглотнула комок в горле и молча кивнула.

— Значит, брат. Ладно же, — воевода говорил спокойно, но за его словами Лейла с трепетом различила тяжёлую мужскую ярость. — Так вот: ты мне ничего не должна. Поняла?

Лейла кивнула ещё раз, глядя при этом в сторону.

— Нет, так дело не пойдёт, — покачал головой воевода. — Посмотри на меня!

Лейла снова взглянула ему в глаза.

— Не отводи взгляд, — приказал воевода. — Смотри на меня и повторяй: я ничего не должна тебе, Бенегар!

— А это кто?

Воевода страдальчески зажмурился, и только тут Лейла поняла, какую же глупость сморозила. Прав был Андрис, всё-таки дура — она дура и есть. Как было не подумать, что и у воеводы должно быть имя!

— Бенегар, я ничего тебе не должна, — запинаясь, повторила Лейла.

— Вот и умница, — тихо откликнулся воевода. — Ступай.

Лейла снова попыталась расстегнуть плащ. Воевода посмотрел на неё с недоумением

.

— Плащ-то твой, — пояснила Лейла. — Я думала…

— Не надо. Себе оставь.

— Благодарствую, вое… Бенегар.

— Ступай.

Лейла уже была у самой двери, когда её снова настиг голос воеводы:

— И носи его почаще, слышишь? Так, чтобы все видели!

Лейла закивала и опрометью бросилась из землянки. Отдышалась она только у костра. Бродяжка спал, слегка приоткрыв во сне рот. Лейла сменила ему повязку на голове и улеглась рядом, закутавшись в воеводин плащ, а свободной полой укрыв пристроившуюся между ними Виту.

Слава богам, что придумали сон — сладкую сказку, лекарство от всех обид.

Комментарий к Княжеский воин

В тексте использован текст средневековой песни “In taberna” в переводе М.Л. Гаспарова.

========== Цена крови ==========

Проснувшись перед рассветом, Лейла не сразу смогла заставить себя встать с постели. Встать означало разорвать ещё тянувшиеся к сердцу корешки путаных снов, в которых мелькали звёзды, паруса никогда не виданных Лейлой кораблей и чьи-то синие глаза. Встать означало принять в себя новый день со всеми его заботами. Словом, встать означало снова начать жить.

Лейла боялась даже подумать о том, что скажет ей Андрис, когда узнает, чем закончился поход к воеводе. Но Андрис так ничего и не сказал. Он вообще избегал теперь приближаться к Лейле — возможно, потому, что, идя в то памятное утро за водой, Лейла заметила в лесу брата и воеводу, который, судя по всему, ему выговаривал.

Андрис притулился спиной к сосне, тщетно стараясь вжаться поглубже в ствол. Воевода возвышался над ним на полголовы, а казалось, что ещё больше. Лейла прошмыгнула незамеченной, а когда возвращалась обратно, ни воеводы, ни Андриса там уже не было. За своей порцией похлёбки Андрис явился с опозданием, и имел при этом вид глуздыря, которого за озорство вздул верёвкой отец.

Слухи по лагерю разошлись быстро — на иное Лейла и не надеялась. Вряд ли бы Андрис стал болтать во вред себе, но вот то, что четверых молодцов в одночасье как волки поели, не очень-то скроешь. Лейла уже вся сжималась, заранее чувствуя уколы злых языков — но никто при ней и словом ни о чём не обмолвился. За спиной, конечно, болтали, но это Лейлу волновало не сильно. Наверное, и впрямь спасал воеводин плащ, который Лейла старалась не снимать — разве что за грязной работой и когда ходила к реке.