Оксана Марихуана хлопала ресничками, впервые видя элегантного хищника. Обычный волк, это антропоморф безвкусный. Одежда для него дело десятое, если не последнее. Главное для волка – стая. Главное, выследить. Все способы хороши, чтобы загнать жертву в засаду; а этот волк другой. От него пахло дорогим одеколоном; пахло чем-то среднем между ароматом летних цветов, свежестью дождевой прохлады и тонко-нарезанной копчёной колбаской.

Гомвуль присел на освободившееся Германом место. За креслом стоял Шульц, словно охрана вожака. Морда у старого покрыта сединой, но клыки Шульц ещё не сточил.

Чёрный остался стоять возле рыжего друга. Абрамяу обрабатывал рану, молчаливого Барса. Герман и Жюль пристроили у кресла, где сидела их новая знакомая. Все чего-то ждали. Все ждали, что скажет молодой, полный здоровья волк.

– Я выполнил обязательства, взятые на себя, – негромко произнёс Гомвуль. – Решение суда – лишь формальность: иллюзия наказания, которое никогда не случится. Это значит, что ваш рыжий друг останется жить. Расстрел, электрический стул и пытки, всё прошлом. Я сдержал слово. Но…

Теперь все косились на Шмаля. Чёрный закурил сигарету. Он жевал фильтр, словно в нём спрятана подсказка, чтобы ответить на подозрительно-опасное «но».

– Гомвуль, хорош нам про какую-то иллюзию базякать. Тоже мне, златоуст, – Шмаль выплюнул сигарету, вероятно, уже раскусив капсулу с подсказкой. – Что значит твоё «но», Гомвуль?

Волк поднял взгляд, осмотрев каждого в центре зала, остановившись на кошке шоколадного цвета.

– «Но» означает обмен. А обмен подразумевает – жизнь. Заметьте, господа бандиты, я не гарантировал стабильность, я гарантировал жизнь.

– Ты чего вообще говоришь? – нахмурился чёрный. – Жизнь, не жизнь – ты книжек начитал, что ли, сталевар мохнатый? Ещё Шульца с собой притащил и про обмен какой-то нам напеваешь. Говори прямо, что решил с Барсом?

Гомвуль покачал головой, словно говорил с детьми малыми, которые не понимаю простых слов.

– Обмен, Шмаль, это обмен. Это значит, что разоблачённый шпион Страны Москвы возвращается к своим командирам. Это значит, что за рыжего платит цену Москва и он, то есть наш рыжий герой, покинет Якутск. Но!.. и снова но! Когда Барса обменяют, а его непременно обменяют!.. вернуться в Сибирь он не сможет никогда. Рыжего агента, а он у нас жуткой важности агент… депортируют к тем, кто вербовал его, вместе с однолапым Маратом – дай их счастья не прочувствовать препарат «Вар-250».

Пока волк изъяснялся, Абрамяу всё время дёргал пальцем перед собственным носом, словно совершал арифметические расчёты, передвигая костяшки на русских счётах. Хозяин кабака управлял не только самим кабаком, у него были и другие бизнес-проекты. Абрамяу слыл удачливым и сообразительным управленцем, потому и решил вмешать.

– Так!.. я попрошу всех соблюдать спокойствие. В первую очередь это касается моего друга Шмаля. Я бы сказал конкретнее: моего самого лучшего друга Шмаля.

Абрамяу хотел быть предельно точным в определениях. Назвать Шмаля другом, этого недостаточно. Всегда нужно делать поправки на ветер, на настроение фондового рынка и на горячность кошачьего авторитета.

– Если есть такая возможность, с позволения моего лучшего друга Шмаля, я бы хотел уточнить, – продолжил Абрамяу.

Шмаль не возражал. Гомвуль тоже.

– Как я понял из ваших слов, товарищ полицейский, агента Барса обменяют на агента Страны Сибирь, обезвреженного, где-нибудь западнее Уральских гор. Но обменяв, вы, Гомвуль, не даёте права Барсу, то есть запрещаете, проживать в Якутске – и в других городах нашей любимой Сибири?

Абрамяу говорил, не веря своему счастью. И Барс живёхонек, и одним прожорливым ртом в кабаке меньше. Вот это удача!

– Не совсем так, лучший друг бо-осса, – снова заговорил Гомвуль, акцентируя антипатию на падающей сверху «о», свистящими «с» и присоединившейся к ним букве «а», сравнимой с укусом осы.

– Объяснитесь, товарищ! – звонко продлив букву «щ», потребовал Абрамяу заметно смутившись своему промаху, потому что хотелось избавиться хотя бы от одного прихлебателя.

– После обмена Барс не сможет жить в Якутске, в том вы совершенно правы; но рыжего не меняют на сибирского шпиона, речь о другом. Барса меняют на колбасу. Если выразиться ещё точнее, имеется в наличии вагон отборной колбасы, доставленный по железной дороге из Москвы, который передадут сибирякам, а взамен получат двух гибридных граждан. Понимаете теперь, какую выгодную сделку  провернул я, вместе со своим самым лучшим другом, Стасом Зубовым?

Шмаль вертелся, выискивая виноватого в этом непонятном, запутанном деле. А затем… а затем он выпустил когти!

– Ты чего Гомвуль, совсем рехнулся? – зашипел чёрный. – Моего друга на колбасу меняешь? Что это за торг такой? Как можно живого кота на колбасу обменять? Это кому такое в голову только пришло?

Волк пожал плечам, встав с кресла. Он снял со спинки пальто, набросил его на плечи, перекинулся взглядом с Шульцем и сказал:

– Я забираю рыжего с собой. Рано утром мы переправим московских агентов на точку обмена. Прощайтесь, господа. Я закончил.

Барс даже не успел покурить. Он так и стоял наскоро перепачканный зелёнкой и раздавленный необходимостью соблюдать чьи-то строгие правила. Рыжий всегда был сам по себе. Рос одиночкой. Первые делишки провернул самостоятельно. Потом познакомился со Шмалем. Чёрный умел дружить, но шпионские игры Барс всё-таки хранил втайне. Теперь его разлучают с другом. Его меняют на колбасу, на целый вагон колбасы, хотя ещё вчера перед сном рыжий молился, чтобы его убили быстро и безболезненно. Барс не мог сделать выбор между: ему безумно везёт по жизни или он перманентный бедолага, или законченный неудачник, которого никогда не спрашивают, а лишь пинают под зад сапогами и смеются над ним.

Все с жалостью смотрели на Барса, понимая, что выбор невелик, что сегодня ему здорово повезло и жаловаться на судьбу причин вовсе нет.

– Я никуда не пойду! – вырвалось из рыжей груди. – Я здеся остануся!.. можно, начальник?

Гомвуль поправил шляпу, сдвинув её набок.

– Мы ведь договорились с тобой. Нельзя, братец, – отказал рыжему волк. – Прощайся с друзьями. Нам пора.

Рыжий хлопал лапами по карманам безразмерной куртки. Он был растерян, напуган. Лучше бы его расстреляли.

– Дайте мне сигарету, босс. Дай мне сигарету, дружище, – просил рыжий, размазывая слезами свеженькую зелёнку.

Шмаль схватил пачку, глазами выискивая зажигалку, а рыжий уже жалобно смотрел на хозяина кабака.

– Абраша, любимый Абраша. Они ведь меня убьют. Дай мне водки. Мне немного, только для храбрости глоточек.

Абрамяу схватил бутылку со стола и дрожащими лапами брызгал большими порциями мимо рюмки, попадая на пол, на стол, на себя.

– Прощай, Жюль, – вдруг замахал лапой рыжий. – Я всегда любил тебя. И тебя Герман я любил…

Крыс издал писк. В последний раз он пищал, когда рождался на свет божий. Жюль выпрямил спину, и шерсть шевелилась на нём, словно взлохмачена синтетическим одеялом. Он не мог шелохнуться, а только быстро моргал.

– Дайте ему телефон с вашими номерами. В чём проблема? – развела в стороны свои точёные лапки Оксана Марихуана.

Киса в чём-то права; да нет, она права на все сто!

Рыжий остался жив, хотя грозила ему расстрельная статья, а цена за его жизнь, всего-то колбаса. Кто-то расплатился мясными изделиями за долгую и весёлую жизнь антропоморфного кота, – и разве это скверный итог? Нет, это настоящая удача. А переезд в другую страну во времена всеохватывающего интернета лишь призрачный мираж, за которым скрывается счастливое будущее.

– Есть перечень запрещённых вещей. Телефоны нельзя, часы и продукты нельзя. Изымут, – предупредил волк. – Я оставлю Барсу свой номер. Как обоснуется на новом месте, будет держать связь через меня. А дальше уж сами.

– Ты не горюй, Шмаль, – впервые заговорил Шульц. – Ты в гости ко мне приходи. Мне новую квартиру дали. Комната просторная, тёплая, чистая. В шашки поиграем. Умеешь в шашки?