Это было правдой. К сожалению. Или счастью. Я не знаю. Мне пришлось забить на услышанное, хотя привкус горечи от признания Акааши остался, и вечером я покинул дом. Кейджи не вышел провожать меня.

Мне было известно, что отныне я буду проживать дни, наполненные ревностными мыслями о Кейджи, и если это была его месть — она удалась. Я буквально сгорал. Хуже всего приходилось ночью, когда пацаны, к которым меня подселили, уже сопели, а я не мог усмирить темперамент. Порывался позвонить, выходил из комнаты, писал сообщения, но стирал их, потом дрочил в туалете. И к концу первой подготовительной недели — нарочно задержался подольше — когда я нетерпеливо ерзал на сиденье автобуса, уже возвращаясь домой, мне позвонила мама. Она поначалу просто спрашивала, как мои дела, сказала, что ждет меня — ждала только она — и в конце осторожно попросила:

— Ты только не злись, сынок, ладно?

Я сразу напрягся.

— Что он сделал? — вырвалось у меня.

Мама помолчала.

— Ну… после того суда, помнишь, когда ты тоже присутствовал? — Я буркнул «угу». — Акааши официально представил мне свою девушку. У них все серьезно, сынок.

Описать мои чувства было сложно. Слишком широкий спектр для такого, как я. Поэтому меня согнуло пополам, и я облокотился на колени, запустив пальцы в волосы. Только сейчас я понимал, что чувствовал тогда Акааши. И да, все же он сильно изменился после ситуации с Китогавой.

Мои глаза стали влажными, и я пальцами сжал переносицу.

— Да, хорошо, мам. Понял.

У меня паршиво получалось прикидываться беззаботным. Тогда я решил сразу признаться ей во всем.

— А знаешь, ничего ни хорошо, мама. Он мне нужен… Кажется, лучше остаться у Куроо. Увижу Акааши с девчонкой, могут быть проблемы. Прости меня.

Я собирался уже сбросить, мой голос подводил меня, но мама совершенно спокойно сказала:

— Не выдумывай. Он увидит тебя и сам поймет, как все на самом деле. Я не трогала вас все это время, да и трудно мне принять такие отношения до конца, но вы — мои любимые мальчики. Я не могу смотреть, как вам обоим плохо. Так что, Ко, сынок, приезжай и сделай все так, как решишь сам. Ему плевать на эту девушку. Зачем втягивать других и заставлять их страдать?

— Ты мне за этим позвонила?

— Не знаю, Котаро. Видимо, просто не хочу, чтобы Акааши занимался самообманом.

— Хорошо. Обещаю, сегодня все решится. Я не буду ломать его, но если он захочет быть со мной, тебе тоже придется несладко.

Мама промолчала, а я, сбросив, задумчиво смотрел в окно. В самом деле, пусть сегодня все решится. Я так этого хочу.

***

Я стал психом? Маньяком? Возможно, в этом что-то было.

Я сидел и смотрел на них из окна своей комнаты. Мои внутренности медленно тлели, выедаемые ревностью. Уверен, Акааши услышал щелчок зажигалки, когда я прикурил, но головы не повернул, не поднял на меня глаза. Он приблизился к девчонке, лица которой я не видел, и поцеловал ее. Я не отвернулся. Мне нужно было полностью проникнуться пиздецом этой ситуации. Да, он был прав, я должен страдать так же, как он, все эти годы. Да, Акааши был прав — я лицемерил.

Девчонка давно ушла, а Кейджи все сидел внизу на террасе, пялясь в темноту внутреннего двора. Я медленно собрал свои вещи, некуда было торопиться. Оглядел всю комнату — только для матери оставил фотографии, да и награды мне были ни к чему, потом тихо вышел за дверь. Мама смотрела на меня с пониманием и горьким сочувствием. Тошнило от этого. Что за идиотская драма? Подумав об этом, я фыркнул и даже сдавленно рассмеялся, провел руками по волосам и сказал матери:

— Я просто хочу потусоваться у Куроо. Ладно?

Мама, сглотнув, кивнула. Я потоптался на месте, понимая, что надо бы и с ним попрощаться, но не смог. Натянул кроссовки и вышел из дома, уже набирая Тетсуро, но позади меня хлопнула дверь, и я оглянулся.

— Уезжаешь? — спросил Акааши, и его голос прозвучал не так едко, как в прошлый раз, когда я сваливал подальше.

— Нет. Хочу заскочить к Тетсу, — как можно более равнодушно бросил я, закуривая очередную, и пошагал по дорожке к калитке.

— Котаро! — рванул Кейджи за мной, а меня это взбесило, и я, резко к нему развернувшись, бросил:

— Нет! — Акааши остолбенел. Даже в сумерках я видел, каким бледным он стал. У меня правда страшно болело в груди. Я хотел рыдать как ребенок. Но если сейчас не сделать правильный выбор, потом я не смогу. Мы погубим друг друга. — Прости меня, Кейджи, — попросил я со всей своей искренностью, и судя по тому как он сжал губы, качая головой, ему все стало понятно. Мы в самом деле прощались, заканчивали то, что даже не успело нормально начаться. — Прости. Я должен уйти. Береги девчонку. — Он снова дернулся. — Нет, правда. Кейджи, хватит…

— Котаро…

Он все равно пошел прямо на меня. Я знал, что он так и сделает, и, блять, как меня это злило. Я не мог убежать. Стоял на месте, наблюдал за ним. А он, подойдя, прижался к моим губам, обхватив голову руками. Нет, ребята, так не целуются те, кто будут вместе. Так целуются, когда решили проститься. Я все равно задохнулся, прижал Акааши к груди, буквально вдавил в себя. Целовал, кусая, больно стискивая его ребра — наверняка же больно — и он задыхался вместе со мной. Потом я отшатнулся. Отошел назад, кашлянул, прочищая горло, и честно ему признался:

— Ты был прав. Всегда и во всем. Я люблю тебя. Это конец, Акааши.

И больше, не глядя на него ни мгновения, я пошел прочь. Дальше и вовсе сорвался на бег, а, позвонив Куроо, прокричал:

— Давай бухнем, Тетсуро! Умоляю, давай нахуяримся!

Это было наше последнее лето. Я полюбил Кейджи. Я готов был ради него на все, но сам же отказался.

Больше в том доме меня не было.

Мы попрощались на семь лет.

«Дурачок. Ни за что не брошу», — когда-то пообещал я.

Комментарий к XI. “Это было наше последнее лето”

Продолжение следует…

========== XII. “Мучительная месть друг другу могла для обоих закончиться плохо” ==========

Я не хотел просыпаться. Голова после вчерашнего трещала, а тут еще рингтон играл, и когда я подумал, что звонивший мне человек, сдался, все началось вновь. Пришлось рукой пошарить по тумбочке у кровати, найти телефон и ответить.

— Бокуто на связи.

— Вот как мне тебя называть, сын? Тебя ищут все утро, а ты никому не отвечаешь. Что за безответственность?

Мама была возмущена, и это понятно, ведь я должен был этим утром свозить персон, весьма важных для нашего семейного бизнеса, на небольшую экскурсию по ресторанам. Я владел этой сетью, а моя мать оставалась, так сказать, моим «серым кардиналом». Это, конечно, шутка, но мама в самом деле решала много вопросов, так что мы сработались. Полностью во все это я втянулся, после того как закончил университет. Там толком времени не было. Ни разу за семь лет не вернувшись домой, я с радостью встречал мать в самом сердце Токио, где была ее квартира. Мама не жила там, всегда уезжала домой, в редких случаях оставаясь на ночлег. Чаще в этой квартире обитал я. Моя была далековата от головного офиса, где трудилась наша команда, развивая сеть, так что это место подходило как нельзя лучше. Именно здесь я и проснулся сегодня, вчера проведя шумную ночь с партнерами, после того как мы заключили контракт. Престарелые дядьки бухали как черти, а мне негоже было отставать, вот и ужрался. Сегодня, разумеется, встать было почти невозможно, так что я просто сел и потер глаза, слушая наезды матери. В итоге выдавил:

— Обещаю, сделаю все вечером, а потом организую им прекрасный ужин в самом дорогом ресторане.

— Выполни обещание, Котаро, а то уже дурно от твоих похождений.

— Да о чем ты, мам? Какие похождения? Всего лишь вечеринка…

— Да. Всего лишь. Такая вечеринка, что до тебя не достучаться. — Мама вздохнула, кажется, собираясь попрощаться, а потом как будто собралась мне что-то сказать, но передумала. — Все. До встречи.

Она повесила трубку, а я все хмурился, умирая от головной боли. В конце концов пришлось пойти в душ. Только потом я смог позвонить помощнику: