– Мне все равно, – соврала я.

Он покосился на меня, но ничего больше не сказал.

– Я хочу знать… – неуверенно начала я, когда вокруг стало меньше народу, но тут же замолчала и в нерешительности закусила губу. Портить мужчине настроение своими вопросами, когда выяснилось, что он мог быть до опасного непредсказуемым, не было особого желания. Однако я имела право знать всё. По крайней мере, мне хотелось верить, что я всё еще обладала им.

– Говори, – отозвался Николас.

– Все-таки… Почему ты купил меня?

– Ты вечно задаёшь одни и те же вопросы, – стараясь сдерживать недовольство, сказал мужчина.

– А ты никогда не отвечаешь на них конкретно, – парировала я, даже не пытаясь скрыть своё. Я никогда не отличалась терпением при разговорах.

Он некоторое время помолчал, будто подбирая слова, и наконец медленно начал:

– Я не поддерживаю Кезро в том, что они сделали с твоей деревней. Несправедливо заковывать тебя в цепи ни за что. Ты не заслужила этого, так же, как и не заслужили смерти твои соплеменники.

– Вряд ли они обошлись справедливо хоть с одним рабом, – тяжело сглотнув, ответила я. Жуткие воспоминания так и норовили пробраться в голову.

– Спасти всех невозможно. Я стал свидетелем именно твоего заключения.

– И решил взять восстановление справедливости на себя, – недоверчиво фыркнула я. В такое везение трудно было поверить.

– Я не мог иначе. Хочешь – не верь, мне нет до этого дела, – добавил он, заметив мой скептический взгляд. – Я уже говорил, что лишь делаю то, что считаю нужным.

Мы отошли уже довольно далеко от его дома и подходили к первой цели, небольшим каменным зданием высившейся чуть в отдалении от жилых построек. Я без интереса скользнула по нему взглядом и невидяще уставилась в пространство. Перед глазами пронеслось всё, что я испытала в день пленения. Момент, когда прервалась вторая жизнь, которую я обрела на совсем короткий срок. Смерть Лидера, горячий язык Истэка на моей шее, унизительное скольжение по земле за лошадью, сопровождаемое ужасной болью по всему телу. Крики в палате, плевок, снова крики, боль, темнота, боль… А потом фантазия подкинула и всё то, что могло меня ждать в будущей и точно непродолжительной жизни после.

– Спасибо, – наконец прошептала я, в полной мере осознав, что он для меня сделал. Я всё ещё не доверяла его благим намерениям, но он хотя бы дал мне время. Дал возможность проститься со стаей, сделать всё правильно. Остальное я вынесу. В одиночестве, но уже без одного из бесконечных сожалений. И может быть, когда-нибудь даже…

Я поморщилась и резко потрясла головой, обрывая мысль. Довольно надежд. Они слишком часто безвозвратно рушились, утягивая за собой очередной осколок разбитого сердца.

Николас только молча кивнул. Но я увидела, как посветлели на мгновение его глаза. Вряд ли ему и правда было настолько всё равно, как он хотел показывать.

Когда до странного каменного сооружения с наполовину деревянной крышей оставалось всего несколько десятков шагов, я вдруг резко затормозила и остановилась, как вкопанная. Теперь я отчётливо различала шум, ритмичными, звонкими биениями разлетавшийся по округе. А также яркий алый свет, который пробивался сквозь распахнутые настежь двери.

– Надеюсь, ты не собираешься заковать меня в ещё одни кандалы или добавить цепи к нынешним? – как могла, спокойно спросила я.

Мужчина прошёл чуть дальше, тоже остановился и, задрав голову, тяжело вздохнул, прежде чем развернуться ко мне.

– Послушай, перестань пытаться во всём увидеть подвох. Понимаю, у тебя есть все причины не доверять мне. Но я обещаю, тебе не о чем беспокоиться. Я всего лишь покажу. Твоя задача сегодня – просто смотреть.

Немного помедлив, я всё же кивнула.

Уже у самого входа нас окатило волной жара, и моё сердце сжалось от мимолётного испуга. Я всё ещё не могла привыкнуть к не так давно появившемуся страху перед огнём. Мне довелось увидеть всю мощь этой стихии наяву, и я, как никто другой, знала цену, которую она запрашивала своим появлением.

В нашей небольшой деревушке кузница также не отличалась внушительным размером. Я лишь изредка наведывалась туда, чтобы в очередной раз узнать у Сатона – нашего кузнеца – как продвигались дела, и какие мечи я уже могла испытать во время очередной тренировки с братом. Там вечно царил ужасный беспорядок, но я вскоре перестала удивляться тому, как быстро, без малейшей суеты, Сатон находил всё, что нужно в этом месте, заваленном металлом. В горле встал ком. Он по-настоящему любил свою работу. Возможно, хотя бы для него смерть от огня не была такой страшной и мучительной, как для остальных. Он верил, что ему удалось приручить этого неукротимого красного зверя.

Я набрала в рот горячий воздух и вместе с Николасом пошла на шум. Оглушающе громкий звон словно отдавался во всех костях, а по спине холодной струйкой пробежались капельки пота.

Крупный и совершенно лысый мужчина в льняной белой рубахе и толстом фартуке стоял у наковальни и бил молотом по раскалённой стали длинного клинка, от которого весело отскакивали яркие искры. Услышав шаги позади себя, он прекратил работу и обернулся. Его правый глаз был практически полностью белым, а руки испещряли грубые, рубцеватые шрамы. Он не хуже других знал, как выглядел и, вероятно, пользовался создававшимся впечатлением. Его рот растянулся в хищной улыбке, и лицо приобрело устрашающий вид. Я ещё раз внимательно осмотрела его и, дойдя до глаз, спокойно заглянула в их глубину, показывая, что раскусила его притворство. Убеждая, что не боялась.

– Кузнечное ремесло – работа непростая. Фергус мастер своего дела. Будь он хоть трижды слепым, даже тогда никто не сравнился бы с ним, – рассказал Ник, заметив моё внимание, и с едва заметной улыбкой повернулся к мужчине. – Фергус, дружище, прекращай. Она не та, кого можно запугать парочкой царапин.

К моему удивлению, кузнец лишь хмыкнул и вернулся к ковке оружия, ничем не выказав интереса к незнакомке.

– Он не очень-то общительный, – добавил мужчина. Настроение у него явно стало лучше.

Я промолчала и повертела головой, осматриваясь. Внутри промелькнул лучик восторга. Это место невозможно было сравнить с кузницей Сатона, а обстановку передать словами. Идеальная чистота, непривычная для подобных построек, внутри которых беспрерывно велась грязная, тяжёлая работа, навевала почти уютные ощущения. Все стены были завешаны различным оружием, щитами, переливающимися кольчугами, доспехами и шлемами. Кое-где с балок на потолке свисали длинные веревки и массивные цепи. На их поверхности красиво переливались редкие солнечные блики, с трудом пробивающие себе место в эту тёмную комнату сквозь редкие окошки и узкий дверной проём. В небольших ложбинках в камне и дереве были расставлены толстые свечи с застывшим вокруг слоем воска, предназначенные для зажигания во время ночной работы. Глубокая, ярко горящая печь была тщательно вычищена, а по её периметру расставлены молоты разных размеров и форм, клещи, вилы, гвоздильни, топоры и множество других инструментов. Названия всех этих предметов далеко не сразу всплыли в моей памяти.

У основания печи размещались вёдра с водой, мётлы и громоздкие ящики, доверху наполненные подковами. Складывалось такое впечатление, будто тот, кто работал здесь, не спал вовсе и сутками творил потрясающие искусные вещи, каждой из которых здесь было чуть ли не в избытке.

Словно заворожённая, я неспешно подошла к ближней стене и протянула руку к невероятно красивым мечам с узорами и рисунками на рукоятках. Уже приготовившись услышать строгий голос Ника или почувствовать на плече его тяжёлую ладонь, я помедлила, но никто не предпринял попытки остановить меня. Недоуменно нахмурившись, всё же коснулась лезвия одного из мечей кончиками пальцев и почти невесомо провела ими по гладкой, идеальной стали. Восхищённо вздохнув, я покачала головой и переключила внимание на длинный ряд остальных шедевров.

– Эти выковал я.

Глубокий голос Николаса раздался над самым ухом, и я вздрогнула от неожиданности. Он стоял очень близко, и теперь к жару, исходящему от кузницы примешивалось тепло его тела. Я подняла глаза, но он, сдвинув к переносице тёмные брови, рассматривал оружие.