– Просто посмотрю.

В оцепенении кивнула. Он опять присел, а я, как могла, сжалась, стесняясь своей наготы. Всё-таки я была девушкой. Но, кажется, его это совсем не смущало. С облегчением и с некоторым удивлением отметила, что он ни разу не попытался взглянуть на мое тело спереди. Наоборот, смотрел лишь в глаза и держал свечу чуть в стороне.

Это может оказаться ловушкой.

Но несмотря на все опасения, прекрасно понимала, что это глупость. Слишком много внимания было к одной персоне. Дикари не стали бы играть в подобные игры. Зато этот незнакомец вполне мог вести свою собственную.

Прислушалась. Мужчина тихо замер за моей спиной, его жаркое дыхание долетало до израненной кожи. Я наблюдала за перемещением света от свечи, когда он подносил её к разным участкам. Моё тело била крупная дрожь.

Через некоторое время мужчина тяжело вздохнул, поставил свечу в метре от меня и, сняв с себя чёрный плащ, медленно накрыл им мою обнаженную спину. Я болезненно поморщилась, когда тяжелая ткань легла на раны, но охватившее меня тепло немного смягчило страдания. Из груди вырвался облегчённый вздох.

– Думаю, пошло заражение. У тебя начинается лихорадка, – хмуро взглянул на меня Ник, так, будто это была моя вина.

Он долго всматривался в моё лицо, раздумывая над чем-то и словно не желая уходить. Мне тоже было больно от мысли о предстоящем одиночестве.

Снова тяжелый вздох. Оглянулся, подобрал свечу и прежде чем уйти, бросил:

– Скорей всего, за ночь раны прилипнут к ткани, но это лучше, чем замёрзнуть насмерть. Порезы серьезные, ты потеряла слишком много крови, и тело не может согреться.

– Почему ты мне помогаешь? – задала вопрос, который не давал мне покоя.

Он как-то слишком быстро отвёл глаза и уклончиво пробормотал:

– Я делаю то, что считаю нужным.

Мгновение я обдумывала его ответ.

– Спасибо, – в итоге прошептала.

Но мужчина уже исчез.

Я помнила, как всё тело окоченевало от холода, когда я засыпала на холодном снегу, а зимний ветер пробирался под меховую накидку. Те ночи казались мне кошмарным сном, от которого невозможно пробудиться. Но ни одна из них не сравнилась бы с этой. Тело будто больше не подчинялось разуму. Темнота подступала со всех сторон. Снова и снова я слышала звук рассекающего кожу кнута, а затем пробуждалась, чтобы вновь потерять сознание от боли. Руки, подвязанные к деревянной балке, затекли, а кожа на запястьях давно стерлась в кровь. Кровь была везде. Она неприятной корочкой покрыла мою спину и плечи. Иногда свежие капельки стекали вниз, и меня передергивало. Время от времени по телу пробегали судороги. Началась лихорадка. Я думала, что утро не настанет.

Этого бы хотела твоя мать? Чтобы ты сдалась в первый же день?

– Нет, – в бреду шептала я.

Слова Ника врывались в память каждый раз, когда я готова была молить о смерти. Не знаю, какие цели он преследовал. Но именно благодаря им я то и дело выплывала на поверхность.

Когда первые рассветные лучи тронули землю, я сидела в той же позе, равнодушно уставившись остекленевшим взглядом в дощатый пол. Он был весь в тёмных кровавых разводах. Меня сильно трясло, на лбу выступил холодный пот. Живот сводило от голода. Наверное, это утро радовало теплом, звонким птичьим щебетом и ржанием проснувшихся лошадей. Но для меня оно было серым, как никогда. Я не замечала ничего вокруг, лишь напряжённо ждала.

Звуки природы начал разбавлять шум просыпающейся деревни. Дикари перебрасывались резкими, гортанными фразами на своём, не понятном мне, языке и разбредались кто куда, чтобы заняться утренними обязанностями. Кто-то, проходя мимо, зловеще усмехался и плевал мне под ноги. Я не обращала внимание.

Тяжелые шаги раздались на шаткой лестнице, ведущей к помосту, и я нервно сглотнула. Все тот же дикарь пнул меня в бок, проверяя, живая я или нет. К горлу подкатила тошнота. Я не успела даже приготовиться, когда он разрезал веревки. Мои застывшие руки упали, всё тело пронзила сильнейшая боль, и я скрючилась, поскуливая. Мужчина с отвращением рассматривал меня, его взгляд остановился на пропитавшемся кровью плаще Ника, зрачки расширились. Он что-то произнёс, а потом с еще большей яростью схватил мои связанные кисти и потащил с помоста. По-прежнему наполовину обнаженная, я попыталась встать, но ноги не слушались, и дикарю пришлось просто сбросить меня с лестницы и поволочь по земле. Плечо жутко пульсировало, я тихо постанывала, лицо исказила боль. Как и предупреждал Ник, плащ прилип к ранам и благодаря этому продолжал держаться на мне. Может, ночью он и был тем, что спасло меня от холодной смерти, однако сейчас от него было больше вреда, чем пользы.

Дикарь лавировал меж хижин. Вяло подметила злобный смех остальных, но мне не было до них дела. Как не было и страха. В этот момент он исчез. Через некоторое время демон остановился, с глухим стуком опустил меня в пыль и, точно скотину, привязал к высокой толстой палке, вбитой в землю. Я не могла даже держать глаза открытыми. Просто обессилено обмякла, сотрясаясь в лихорадке, и слабо хватая ртом воздух. Покорно позволив темноте вновь поглотить меня.

Солнце только показалось на горизонте, когда я бесшумно вышел из хижины и, придерживая черный боевой топор, пошел по безлюдным тропам спящей деревни. На полпути к нужному дому в поле моего зрения попал помост, верхушка которого мягко сияла в предрассветных лучах. Он был пуст. Одни лишь темные разводы на деревянных досках и ступенях служили напоминанием того, что еще не так давно там происходило нечто ужасное. Я нахмурился. Неужели она… Быстро отогнал безрадостные мысли и пересек оставшееся расстояние, по дороге сдержанно кивая редко попадающимся суровым Кезро.

Перед тем, как постучать в нужную дверь, я несколько раз глубоко вдохнул, настраиваясь на неприятный разговор. Наконец кулак решительно взлетел вверх, и наполненный птичьими трелями воздух пронзило три глухих звука.

Ждать пришлось недолго. Уже спустя пару мгновений я услышал тихие ругательства и шлепанье босых ног по полу. Дверь резко распахнулась, и моему взору предстала любопытная картина: взъерошенный и злой, как пес, Истэк стоял на пороге совершенно обнаженный и, буравя меня взглядом, прикрывал рукой темные глаза, слезящиеся на раннем, но уже ярком солнце.

– А-а-а, сын Аяна. Чем обязан в столь ранний час? – издевательски протянул он и облокотился на стену, совершенно не стесняясь своей наготы. Казалось, его даже нисколько не беспокоила колотая рана, обмотанная тугой повязкой.

– Есть разговор, – и не подумав извиняться за свой визит, коротко сказал я.

Истэк прищёлкнул языком, окидывая меня внимательным взглядом, и ухмыльнулся.

– Ну что ж, заходи.

– Поговорим снаружи, – отрезал я.

– Там прохладно, мне бы хотелось одеться. А оставлять гостя на пороге так невежливо, – хохотнул он, скрываясь в доме.

Раздражённо выдохнув, я всё же направился следом и тут же пожалел об этом. Истэк прошел в небольшую темную комнатку и принялся лениво натягивать на сильное, исполосованное шрамами тело брошенную у сваленных в гору мехов одежду, не сводя с меня насмешливого взгляда. Потому что в глубине этой кучки лежала молодая голая девушка, пытающаяся прикрыться хоть чем-то. В её глазах застыл страх, на левом предплечье блестел широкий железный рабский браслет, а горло и руки были испещрены кровоподтеками и синяками.

Я дёрнул челюстью и посмотрел на Истэка.

– Какой взгляд, – он приподнял бровь и тоже уставился на девчонку. – Не хочешь присоединиться?

– Я пришёл поговорить, Истэк, – холодно отозвался я.

– Вечно отказываешься от моих щедрых предложений, – мужчина с наигранной обидой махнул рукой, потрепал по волосам рабыню, словно она была ручной зверушкой, и направился обратно к выходу. – Зря ты вчера не присоединился к всеобщему веселью. Там было на что посмотреть.

– Об этом я и хотел поговорить, – оставив дрожащую девушку в одиночестве, я пошёл вслед за ним.