Дыхание с шумом вырывалось из груди, в уголках глаз застыли слёзы, не готовые пролиться окончательно. Кончиками трясущихся пальцев я прошлась по всему изображению, испытывая странное, грызущее чувство причастности. Принадлежности к этому оружию, духовной, энергетической связи. Но в то же время не возникало никакого желания присвоить его себе. Здесь крылось нечто уникальное. Некая тайна, пока не готовая открыться мне. Мощный щит явно был рассчитан на тяжёлую и сильную мужскую руку. Его обладатель должен был быть кем-то особенным, я знала.

Оторваться от предмета оказалось трудно. Я с трудом отвела пальцы от прохладного покрытия и отошла в сторону, напоследок вновь окидывая взглядом этот уголок дома. Каждую вещь начистили до блеска и содержали в строгом порядке. Интересно, кто же в семье был столь придирчив. Хотя я уже начинала догадываться.

Я глубоко вздохнула, стараясь успокоить отчаянно колотящееся сердце, и обернулась. Справа от меня уходила вверх простая деревянная лесенка, заканчивающаяся у очередной двери в чью-то комнату. Ни капли не заинтересовавшись, я обошла ступени и пошла дальше. Еще один проход вёл в просторную спальню, но я не стала заглядывать и туда. У меня не было ни права, ни желания.

Домик оказался небольшим. Всё здесь было исключительно по необходимости. Последняя комната, в которую я попала, была кухней. Не издавая ни звука, я приблизилась к проёму и заглянула внутрь. Половину помещения занимал стол у стены, с лавочками по обе стороны от него. Прямо за ним размещался большой очаг, над которым весело побулькивало какое-то варево. Ещё один проход в противоположной стене, по всей видимости, указывал на крохотный чулан, где хранилась посуда и другие, необходимые для приготовления пищи и врачевания вещи. С правой стороны к большому окну был приставлен длинный деревянный разделочный столик, над которым, мурлыкая какую-то песенку, оживлённо порхала миниатюрная черноволосая женщина. Она нарезала новые порции зелени и овощей и смахивала всё с дощечки прямо в котелок над огнём. С низких потолочных балок свисали полоски мяса, тушка кролика, связка рыжих луковиц и пучки сухих душистых трав, распространяющих волны приятных запахов.

Я тихо прокашлялась, и женщина резко повернула голову на звук. Её доброе, открытое лицо, тронутое кое-где морщинами, несмотря на возраст, оказалось очень миловидным. Должно быть, в молодости, она была настоящей красавицей. Чёрные лоснящиеся волосы с кое-где пробивающейся сединой доходили ей до поясницы. Медового цвета глаза, обрамленные длинными чёрными ресницами, смотрели с искренним участием и мягкостью.

– Рада видеть тебя в сознании, милая.

Сердце замерло. Этот голос. Этот чистый, нежный голос из сна, так сильно напомнивший мне голос матери. Словно в теле этой женщины скрылась её душа, и теперь она призывала меня нырнуть в родные объятия. Я не могла отвести от неё глаз, уже чувствуя, как в них предательски собирались слёзы. Пришлось отвернуться и проморгаться. Она не была моей мамой. Моей матери больше не существовало.

– Это были вы, – едва слышно произнесла я, подавив бушующую волну воспоминаний внутри и повернувшись к женщине. – Вы помогли мне справиться с лихорадкой и промыли раны в тот день.

Женщина кивнула и ласково улыбнулась.

– Ты очень сильная, раз сумела вынести всё это, – в ее взгляде промелькнула грусть, и я вдруг подумала, что она имела в виду не только лихорадку. – Садись, – она приглашающим жестом указала на скамью. – И прошу, зови меня Делия.

Я молча протянула ей пустую тарелку, которую сжимала в руках, и присела на край. Делия окинула взглядом мою одежду. Её брови слегка поползли вверх, но в глазах не было осуждения или недовольства, лишь некое весёлое удивление.

– Хотелось бы мне увидеть лицо Ника, когда он посмотрит на твой внешний вид.

Я мгновенно ощетинилась и вздёрнула подбородок.

– Мы с ним договорились, что я могу ходить в том, что выберу сама.

– Да-да, я знаю, – отозвалась улыбающаяся женщина, возвращаясь к готовке. – Он рассказал мне о вашей сделке. Ходил по дому, хмурый, словно леший, и ворчал, гадая, где же ему достать для тебя штаны.

– Это вы нашли для меня одежду?

– Нет, я хотела помочь, но Николас сказал, что ты его головная боль, – по-доброму усмехнулась Делия, – вечно он отказывается от чьей-то помощи, не желая никого нагружать, зато взваливает на себя проблемы каждого.

Под её наигранным упрёком таилось столько теплоты и гордости, что у меня сжалось горло. В том, что она была его матерью, я не сомневалась с самого начала, когда только увидела эту удивительную женщину на кухне. Внешне Николас больше походил на отца, но черты Делии определённо тоже угадывались на его лице.

– Он уже видел меня в штанах, – я повела здоровым плечом и начала наблюдать за тем, как хрупкие руки женщины легко и быстро нарезают морковь.

– О, милая, поверь, – усмехнулась она. – Мужчины не способны привыкнуть к такому зрелищу.

Словно ощутив мою лёгкую нервозность от этих слов, Делия отложила нож и развернулась.

– Здесь тебе нечего опасаться, Фрейя. Наши мужчины уважают женщин и не позволяют себе лишнего, – удерживая мой взгляд, серьёзно проговорила она.

В голове всплыли воспоминания вчерашнего дня. Ладонь Ника, крепко сомкнутая на моём запястье, кровь, боль, удушающий страх, неверие. Я резко посмотрела в сторону, чтобы Делия не прочитала это в моих глазах, но женщина будто что-то почувствовала. Она присела рядом и взяла мои дрожащие, израненные ладони в свои прохладные, нежные руки. Ссадины на время перестали тревожить меня. Своим прикосновением целительнице удалось каким-то немыслимым образом утихомирить боль.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – мать Ника тяжело вздохнула и продолжила ставшим суровым тоном. – Он признался мне, что сделал, и поначалу я даже не поверила. Кажется, он и сам не ожидал от себя подобного. Я накричала на него, – моя голова, словно сама по себе, дёрнулась в сторону, и я изумлённо уставилась на Делию. Эта хрупкая и светлая женщина накричала? – Сказала, что это было очень низко, что это не поступок мужчины. И он даже не пытался спорить, будто нуждался в том, чтобы услышать эти слова. Я знаю своего сына, Фрейя, если он сделал кому-то больно, ему от этого будет еще больнее. Вчера он поступил с тобой ужасным образом, и ему нет оправдания. Но всё же… Я хочу, чтобы ты знала. Он в самом деле сожалеет, что сделал тебе больно и очень раскаивается. Пока ты, закрывшись, сидела в своей комнате, он был с другой стороны. Сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и смотрел пустым взглядом в пространство, слушая твои страдания. Думаю, за то время он наказал себя гораздо сильнее, чем мог бы кто-либо ещё.

Я смотрела на наши сплетённые руки и думала над услышанным, чувствуя, что верю этой женщине и её словам, которые поразили меня до глубины души.

– Я простила его ещё вчера, – неожиданно для самой себя, призналась я и посмотрела в честные глаза Делии. – Он извинился, и я простила.

– Не все бы смогли, – ответила она, нежно проводя пальцами по пожелтевшим синякам на моём лице, полученным во время стычки с Кезро. Она не спрашивала разрешения, а я не отстранялась, позволяя ей осматривать повреждения. Есть люди, которым не нужно ничего доказывать, чтобы войти в доверие к другим. Мягкие прикосновения целительницы напоминали материнские.

– Как твоя рука? Надеюсь, Николас сделал вчера перевязку? – спросила Делия, кивком указывая на мое неподвижное правое плечо.

– Да, – коротко ответила я, решив не вдаваться в подробности и не рассказывать о повторном наложении швов. Но внимательные глаза женщины будто знали обо всём, что я пыталась утаить. Она сжала мои ладони и встала, намереваясь продолжить своё занятие.

Вспомнив о договоре с Ником, я тоже поднялась, решив узнать о своих сегодняшних обязанностях, но стоило сделать лишь шаг, как входная дверь дома открылась, освещая порог. Внутрь влетела уже знакомая мне овчарка и спустя мгновение оказалась у наших с Делией ног, радостно виляя хвостом и дружелюбно облизывая руки. Кажется, ее звали Ласка. Я без капли страха опустила ладонь ей на макушку и почесала шёлковые ушки, от чего собака затихла и начала вертеть головой, подставляя мне нужные места. Следом за овчаркой в комнатах появился Николас с целым арсеналом оружия. Его одежда была чуть ли не насквозь мокрой от пота, из-за чего внушительные мышцы выделялись еще отчетливей. Волосы, по обыкновению собранные в пучок, растрепались и липли к вискам. Он рукой зачесал назад мешающиеся пряди, откинул крышку сундука у стены и сложил туда мечи и кинжалы. Чёрный топор остался висеть у него на поясе, как и было при первой нашей встрече. Выпрямившись, он уже готов был повернуться к нам, но вдруг замер. Вместе с ним, практически не дыша, застыла и я сама, осознав, куда был направлен взгляд мужчины. Некоторое время он смотрел прямо на щит, который я, забывшись, не прикрыла обратно луком, и задумчиво щурился. На одно мгновение на его лице появилась почти незаметная улыбка, но так же быстро исчезла.