— Нет, — парень покачал головой, хотел было похолодеть внутри и съёжиться от страха, но пирог не дал, он просто таял на языке. Второй кусок казался даже лучше первого. — Что они хотят?

— Твои файлы. — Мелендес разрезал булочку пополам, намазал маслом. — Только они их не получат без судьи. Но будь настороже, эти копы всё время суют нос куда не надо. Во что ты вляпался? Хотя лучше не говори, не хочу знать, но пока тебя не прижали окончательно, будь осторожен.

— Спасибо, Тео. Я твой должник.

— Давай, вали отсюда, а то ещё припрётся сюда, копы любят пожрать. А я пока посижу, отдохну. Пирог можешь оставить.

Через тридцать минут, когда парень после двух блокпостов и субботних ограничений на улицах, подъехал к больнице, Мелендес с сожалением посмотрел на опустевший кофейник, на тарелки с остатками еды, и, тяжело вздохнув, вылез из-за стола. Прошёл через широкий проспект к зданию Службы, постовой услужливо распахнул дверь.

— Вас ожидают, сеньор, — отрапортовал он.

— Что за суббота выдалась, всем на месте не сидится, — маг прошёл в вестибюль, где спокойно стояла женщина-полицейский.

Настя Волкова была вне себя от злости. Особенно тогда, когда поняла, что этот маг, с которым она должна была встретиться, и которого прождала почти сорок минут, всё это время сидел в закусочной напротив — высокие окна первого этажа давали отличный обзор. Но виду не подала, наоборот, широко улыбнулась, протянула руку, которой с большим удовольствием выхватила бы пистолет, и влепила бы в довольную рожу мага тридцать пуль, одну за другой, очередью.

— Детектив Волкова, — представилась она. — Лейтенант Эскобар связывался с вашим начальством. То есть с руководством отделения.

Маг всё так же улыбался, словно не заметил оговорки. Он с интересом рассматривал девушку. Светлые волосы контрастировали со смуглой кожей, немного раскосые глаза, плоское лицо с маленьким носом и выступающие скулы говорили о том, что в роду у девушки явно были не только европейцы. В детективе был заметен характер, такая вцепится, и потом не отвяжешься.

— Могу я получить досье на Веласкеса? — не дождавшись ответа, продолжила Настя.

— Нет, — Мелендес не торопясь покачал головой, — это исключено. Приходите с разрешением от судьи.

— Но как же так, — Настя закусила губу, — что там такого секретного?

— Присядем, — Мелендес показал на скамью, подождал, пока детектив сядет, и примостился рядом, — строго между нами, детектив. Павел Веласкес родился на Свободной территории, и сюда, в Сидаже Фундо, попал только два года назад. Вы представляете, как проверяются маги, пока не поступили к нам?

Волкова покрутила головой.

— Сначала они попадают в приют, все — примерно в одном возрасте, от пяти до восьми лет. Это три острова в средней зоне, там отличные условия, вышколенный персонал и строгий надзор. Полная изоляция от мира, круглосуточное наблюдение. И всё равно, большая часть детей погибает до двенадцати лет, от разных причин, но все они связаны с этим проклятым даром. Когда я жил в таком приюте, мой сосед по комнате сгорел у меня на глазах — посреди ночи, может, страшный сон приснился, или что-то ещё. До сих пор помню его вопли и запах тлеющих волос, то, как тело выгорало изнутри, начиная с живота, он был в сознании, смотрел на меня, а я ничем не мог помочь. Так вот, те, кто выжил, как правило возвращаются обратно, в семью, и каждому назначается куратор, собственно, он и следит за магом до совершеннолетия. Если их семьи живут на землях столицы или протекторатов, мы можем это контролировать, но если, вот как у Веласкеса, родственники оказались со Свободных территорий, куратор сам решает, что и в каком виде отображать в деле, и как часто навещать подростка. На некоторые земли даже специальные отряды полиции не суются, особенно туда, где живут китайцы.

— А когда маг становится совершеннолетним?

— Лет в шестнадцать-семнадцать в среднем, а так — с двенадцати до девятнадцати, всё зависит от индивидуального развития. Происходит естественная стабилизация и закрепление изменений в РНК, после которых он уже не опасен ни для себя, ни для других, конечно, если носит блокиратор. Именно тогда за ним начинает следить отделение ближайшего протектората, стабильный ДНК-профиль вносится в ген-карту, начинаются постоянные посещения и проверки, а когда маг переезжает, его досье передаётся в новое отделение. Точно так же было и с Веласкесом. Он поступил к нам два года назад. Примерно. Может быть, чуть раньше, чем два года.

— И что? — Настя нетерпеливо тряхнула головой.

— Его досье. Оно было практически пустым. Так что вы зря теряете время, пытаясь что-то здесь разузнать, детектив Волкова, — Мелендес встал. — Но, если не верите мне, дождитесь вторника, судья Суон будет на месте к обеду, сразу после игры в гольф.

Павел поднялся по ступеням на площадку перед входом, подошёл к парапету, облокотился на него. Нужно было придумать причину, по которой он сюда заявился, обычно у магов проблем со здоровьем не возникало. Тело должно было серьёзно пострадать, до такой степени, что самостоятельное восстановление становилось невозможным. Например, потеря конечности, или сильный ожог. Парень не собирался отрезать себе руку только для того, чтобы отдать украшение случайной знакомой. Он вообще начал сомневаться, что правильно поступил, отправившись сюда. Если Клэр до сих пор не вспомнила, где оборонила серёжку, то значит, не так уж она ей и нужна.

Хотел ли он ещё раз увидеть её? Нет, не особо. Но что-то тянуло его внутрь, в больницу.

По дороге он удачно наткнулся на аварию, и похоже, единственный был там с лицензированной камерой, видео уже ушло в редакцию и одновременно в полицию, одним долгом стало меньше. Осталось найти что-то не совсем тоскливое, например, историю про какого-нибудь пациента, должно же с ними что-то интересное происходить, хоть иногда. Павел обернулся, и уткнулся глазами в Мириам.

— Привет. Кого-то ждёшь? — та держала в пальцах сигарету. — Или просто пришёл посмотреть, как живут люди, которые болеют?

— Что?

— Ты ведь маг, — она кивнула на браслет. — Среди наших пациентов практически не бывает магов, только если они не связаны со смертью, ну знаешь, неудачно кого-нибудь убили, или сами умерли, и их привезли на вскрытие. Прости, настроение сегодня ни к чёрту, несу всякую чушь. Наверняка ты к кому-то пришёл?

— Нет. Да, — Павел покраснел, но быстро взял себя в руки. — Я репортёр, «Фундо Политико». Представляешь, нужно материал сегодня сдать, а мыслей, про что, никаких. Остальные забрали себе выборы, а мне ничего не оставили, вот решил здесь что-то нарыть, про больницы и врачей все любят читать и смотреть, вы ведь молодцы, спасаете людей, а у тех, наверняка, у каждого своя трагичная и вместе с тем оптимистичная история.

— Доктор Мириам Гомеш, — девушка протянула ему ладонь.

— Павел Веласкес, — парень аккуратно её пожал.

— Павел. Это ведь русское имя?

— Наверное, кто-то из моих предков был русский, и родители решили, что это хорошо звучит, — подтвердил Павел. — За те триста лет, что мы отрезаны от Земли, всё перемешалось, не поймёшь, у кого какие корни. Так что за неприятности, с кем-то из врачей?

— Нет, с ними всё в порядке, — Мириам стряхнула пепел, аккуратно опустила окурок в дегазатор. — Личные проблемы. Странно, мне почему-то кажется, что мы уже виделись. Твоё лицо кажется знакомым.

— Я был тут несколько раз, снимал репортажи для выпуска новостей. Когда пожар был в прошлом году, и сюда с ожогами свозили, про годовщину основания в начале года, заезжал к тем ребятам, что при взрыве пострадали, когда последнюю фабрику тут рушили. Советник Гомеш — это твой родственник? — рискнул парень.

— Мой отец, — девушка равнодушно пожала плечами. — Но, если ты и про него захочешь сделать репортаж, ничего не получится, у него эксклюзив с Таймс. Слушай, у меня перерыв заканчивается через двадцать минут, я бы с тобой с удовольствием поболтала, но дел полно. Так ты идёшь?