— Когда ты пыталась последний раз, год назад? — парень зевнул. — Ей уже восемь, в этом возрасте имплантат приживается у единиц, ты это знаешь лучше меня. Но пробовать стоит, может, ещё через год.

— А если не получится?

— Не знаю, — Павел покачал головой, — организм отторгает имплантат, если ребёнок — будущий маг. В её возрасте это обычно уже известно, происходит выброс энергии, после которого есть несколько лет для адаптации, когда человек особенно уязвим. Так что остаётся только ждать, что это произойдёт, если только не возникла новая мутация. Возможно, планета просто привыкает к нам, пытается понять, как себя с нами вести.

— Или пытается нас уничтожить, — Нина горестно усмехнулась. — Две с половиной сотни лет назад маги жили без всяких браслетов, и прекрасно себя чувствовали.

— Только выживал один из пятидесяти, и это были не совсем люди, — парень зевнул широко, потянулся. — Не думаю, что ты захочешь такого для своей дочери. Поэтому будем пытаться дальше и дальше.

— Знаешь, конечно, я готова для Триш на всё, потому что я её мать, если надо будет убить кого-то, чтобы она жила, я это сделаю. Но каждый раз, когда ты здесь пытаешься уничтожить сам себя, у меня в груди кошки скребут. Не буду даже спрашивать, чего тебе это стоило. Ты ведь, как всегда, не расскажешь.

— Ты преувеличиваешь, — слабо улыбнулся Павел. — Ничего я себя не убиваю, это я сейчас хреново выгляжу, а дай мне часок, и буду в отличной форме. Может, даже в соседнее крыло загляну, пощупаю ваших девочек.

— Всё шутишь, — хозяйка мотеля похлопала его по руке, — Я же чувствую, как тебя стало меньше, словно часть души отдал. Ты ничем не обязан Элайе, мне кажется, отец взял тебя из приюта не потому, что хотел дать лучшую жизнь или новую семью, а для того, чтобы ты лечил его внучку. Этот старый козёл, хоть и нехорошо так о покойниках, только о выгоде и думал.

— Ты это уже говорила, — слабо улыбнулся Павел, широко зевнул.

— И скажу ещё раз.

— Эй, прекрати. Тогда мне было всего одиннадцать, твоей дочки ещё даже в проекте не существовало. И вообще, со мной всё будет в порядке. И с Триш тоже, ей уже восемь, ещё три-четыре года, она окончательно адаптируется, — парень говорил, а голова его клонилась вниз, глаза закрылись. — Нацепит наконец браслет, и будет…

Он свалился на подушку, которую Нина ловко подпихнула ему под голову, и засопел. Женщина накрыла его пледом, погладила по голове, и ушла к дочери.

Через полтора часа Павел, отдохнувший и выспавшийся, подмигнул Чарли, выйдя на улицу, послал затемнённому окну воздушный поцелуй, и под завистливыми взглядами старожилов оседлал байк.

Примерно 3 млн. лет назад.

Планета, вращавшаяся вокруг звезды, когда-то имела все шансы стать обитаемой. Огромный океан с жидкой водой — а значит, водородом и кислородом, атмосфера с азотом и углеродом, собственное магнитное поле и вулканическая активность должны были обеспечить появление первых молекул РНК — при помощи минералов, солнечного света, самопроизвольно идущих химических реакций и падающих в океан астероидов. Когда количество таких молекул достигло бы критической массы, могла возникнуть новая полимерная макромолекула, способная копировать другие РНК-молекулы. Которые, в свою очередь, пробыли бы в этом состоянии ещё несколько тысяч, миллионов или миллиардов лет, пока кусочек какой-нибудь планеты или астероид со следами чужой жизни не упал на поверхность и не добавил в этот бульон немного ДНК. И уже тогда от этого симбиоза появились бы рыбы, динозавры и, возможно, хоббиты.

Но пока этого не произошло, РНК-молекулы обзавелись собственными оболочками, научились размножаться и пожирать друг друга, увеличились в размерах и заполонили всю планету. Их эволюцию прервал гамма-всплеск, который в двадцати световых годах от планеты сопровождал переход красного гиганта в нейтронную звезду, в глубинах океана остались только самые стойкие виды. И самые осторожные.

Однажды планете повезло — небольшой камушек из космоса, размерами около метра, врезался в атмосферу, но не сгорел, а благополучно приземлился на один из островов. Он ввернулся глубоко в породу, примерно на сто метров, невидимый конус образовал на поверхности пятно диаметром в три метра, отправил сигнал, в котором была вся информация об окружающем мире, и приготовился ждать.

Это заняло около ста тысяч оборотов планеты вокруг звезды. Камень, сбросивший защитную оболочку, и превратившийся в идеальный шар, получил наконец сигнал, и изменил цвет с серебристого на чёрный. Земля, окружённая проекцией конуса, покрылась невидимой мелкой сеткой, и начала перемещаться туда-сюда, с одной планеты на другую, в том ритме, который был заранее задан.

Первым на поверхности планеты появился мелкий грызун. Следом за ним ветер сдул с образовавшейся полости в сторону безжизненного грунта семена растений, бактерии, насекомых и споры грибов. Наступление чужой жизни на планету началось.

12 августа 334 года от Разделения, четверг

Парадизо, Нижний город

Марковиц с женой жили в старом районе Нижнего города, начинавшегося на углу Восьмой улицы и бульвара отца Фернандеса, одного из тех миссионеров, что когда-то решили нести слово Божье на новую землю. Католический собор, стоявший в самом начале бульвара, построили двести лет назад, и его владельцем был один из потомков местного святого. В подвале собора расположился игорный клуб, вполне приличное заведение, где играла тихая музыка и крутилась рулетка. Несмотря на такое соседство, прихожан это не смущало, наоборот, многие после исповеди туда и шли.

Одноэтажный дом из красного кирпича ничем не отличался от таких же, расположенных вверх и вниз по узкой улочке. Выкрашенный серебристой краской почтовый ящик, лет сто уже не видевший ни почты, ни почтальона, тем не менее явно чего-то ждал — краска была новой, адрес на боку отчётливо читался, а замок в виде аиста смотрел на проезжающие байки и велосипеды. От улочки дорожка вела к живой изгороди, переходящей в невысокую ограду, а дальше, через проём ворот, достаточный, чтобы проехал небольшой грузовичок — к гаражу, стоящему отдельно от основного дома. Сразу за гаражом находился заросший водорослями бассейн. Последний ребёнок Марковицей уехал из родительского дома год назад, сам репортёр и его сварливая, вечно всем недовольная жена к водным развлечениям были равнодушны, а починка системы рециркуляции воды стоила дорого.

Павел подъехал к дому, когда уже стемнело. Лечение Триш каждый раз выматывало его до опустошения, и даже глубокий сон, плотный обед, а потом три часа в седле байка не дали даже каплю бодрости. В принципе, общение с Дэвидом можно было отложить и на другой день, но насчёт завтра у Павла были определённые сомнения, и Карпов его ждал только через два часа, домой возвращаться не было смысла. Ничего такого от визита он не ждал, можно было и по телефону узнать, но Марковиц с обеда упорно не отвечал. Дэвид был репортёром, как говорят обычно, старой закалки — то, чем работники редакций становятся годам к пятидесяти, когда вырастает животик, а голова начинает лысеть. В репортажах появляется снисходительный тон, активный отдых заменяется крепкими спиртными напитками и сигарой у камина, беззаботное поведение уступает занудству и педантичности. Такая эволюция происходит с каждым поколением, столетие за столетием, и не только с репортёрами.

Возле живой изгороди лучи уличной подсветки выхватывали всполохи защитного барьера, в доме светились два крайних окна, так что Павел спокойно провёл байк через тонкие светящиеся линии, хозяин небольшой усадьбы, если не напился в хлам, уже должен был понять, что к нему пришли гости. Дом стоял на двухметровом фундаменте, почва в Нижнем городе была глинистой, вода подходила почти к поверхности, и подвалы заменял низкий цокольный этаж. Высокое крыльцо с каменными ступеньками было едва освещено. Павел мог бы поклясться, что раньше, а он у Марковица уже бывал, свет от потолка был гораздо ярче.