Атмосфера в курилке всегда напоминала мне о детстве. Мальчишкой я часто бывал среди артельного люда. Привык. Видел и слышал порой такое, что не каждому взрослому дано. Но дурное куда-то уходило. Радостного запомнилось больше.

Знаю, пока живу, буду помнить свое детство, как что-то пахучее, золотистое, гудящее, зовущее, поющее… То ли это влажная, лоснящаяся спина оседланного мной Карего, то ли ошалевший от ранней весны шмель. Или это грудной, призывный голос витютня в молодом осиннике на Бариновой горе.

Детство… А может, это поющее колесо дедова рыдвана, который, оставляя глубокую влажную колею в песке, съехал с крутого склона на гулкий мост через реку у поселка Красная Самарка и дробно, призывно манил за собой.

Или это – глубокий полуразрушенный колодец, вода в котором вдруг засверкала в полдень от зенитного солнца, и ты, заглянув в него, обнаружил самого себя, недоверчиво вглядываясь и недоумевая: то ли это серебро глубинной воды, то ли твоя седина вмиг сделали колодец светлым и радостным… Не знаю.

Только что вернулся с заседания Совета директоров города, которое было созвано по инициативе главы администрации. Повестка дня: ЧП в акционерном обществе «Утес». Информацию по этому вопросу дал сам участник происшествия, генеральный директор. 28 февраля заседал Совет директоров, готовясь к годовому отчетному собранию, которое должно было состояться через три дня. Приехали представители со всех регионов России. Четырнадцать человек до девяти часов вечера, когда в комнате отдыха, соседствующей с кабинетом генерального и соединенной с ним дверью, послышался звон разбитого стекла и через несколько секунд произошел взрыв огромной силы. Сейф, находящийся в «темной» комнате, пробило в нескольких местах, холодильник опрокинуло и изуродовало. Стены побило осколками. Была брошена граната, но не в окно, которое вело в зал, где сидели члены Совета, а в комнату, отделенную от общего зала капитальной стеной. Прибывшие соответствующие органы обнаружили под окном чеку от гранаты. Но злоумышленников, как водится, и след простыл. Мы разошлись не в самом хорошем настроении, чувствуя свою неготовность навести порядок.

Он вошел в кабинет и, остановившись у порога, развел руками:

– Секретаря нет, так я прямо к тебе.

Я не узнал его сразу, но потом, когда он поманил из приемной симпатичного загорелого парня и начал объяснять причину своего появления, вспомнил: земляк из моего села.

– Вот дела-делишки, понимаешь, учить – учим, а теперь не нужен никому, возьми хоть ты, земляк, а?

Прошли, сели. Случай для наших дней уже обычный. Сын Роман закончил Самарский государственный университет, получил звание механика, а распределения на работу нет. Начинай жизнь трудовую, как хочешь.

Пригласил кадровика, нашлась возможность принять пока слесарем по третьему разряду. «А там видно будет». Так решили. А порешив, посидели, посмеялись над тем, как мы познакомились лет двадцать назад в Сухом овраге. И враз мой чинный кабинет будто бы раздвинулся, больше стало воздуха, больше запахов, самой жизни.

…Эта забавная история могла бы показаться мне самому неправдоподобной, если бы я не был ее участником. Вынырнув как-то из прохладного лесного оврага на широкую песчаную поляну, потеснившую во все стороны голенастые молодые осинки, я увидел необычную картину. Двое взрослых мужчин катались по траве, сопя и чертыхаясь, усердно мяли друг друга, оставляя за собой спутавшееся разнотравье.

Я сразу же узнал обоих и еще больше встревожился. В таволге возились два человека, которые вот уже несколько лет не признавали друг друга, хранили между собой что-то такое, чего даже самые испытанные поселковые остряки не решались затронуть. Так и жили…

Они расцепились, и я увидел потные, улыбающиеся лица. Оказалось, что присутствую при бурном примирении. Сухой и узкоплечий Сергей Сонюшкин в последний раз приложил с деланной свирепостью свою пятерню к спине Митяги и присел на корточки. Опережая противника, готового насесть на него, ловко извлек из кармана портсигар и протянул папироску. Оба расхохотались.

Из неторопливого разговора за куревом я узнал, что произошло.

Оказывается, накануне Митяга обнаружил в том самом овражке, по которому я прошел, в обрывистом склоне в кустах волчий выводок. Это редкий случай в то время, так как тогда во всей области сохранилось не более трех десятков волков.

На следующий день он захватил с собой нож и электрический фонарь. Улучив момент, когда волчица ушла за добычей, полез в нору. Свободно протиснулся по пояс, дальше пришлось пробираться, помогая себе ножом. Уже слабый луч фонарика высвечивал волчат, скуливших в дальнем углу расширяющейся вглубь норы, когда вдруг песчаная кромка обрыва обвалившись, полностью закрыла вход в нору. Снаружи у входа в логово зверя остались торчать только митяговские кирзовые сапоги. Напрасно он пытался выбраться на белый свет. Взбугрившаяся на спине куртка завернулась назад над головой, препятствуя обратному движению. Вперед через узкий лаз не проходили плечи. Надеяться на чью-то помощь здесь, в овраге, было бессмысленно. В лесу, в кустах, натолкнуться на торчащие из земли сапоги было делом невероятным. В кровь изодрав руки, начал задыхаться от нехватки воздуха, когда вдруг почувствовал, что кто-то тянет снаружи за ноги…

– Сначала думал, хозяйка вернулась. Ну, думаю, Митька, остался ты без задних ног… Потом чувствую, сразу за обе ноги тянут. Похоже на человека.

– Кабы знал, что ты там еще в состоянии рассуждать, пощекотал бы тебе пятки на манер волчицы, – Сергей развязывает мешок, показывает сбившихся в кучу волчат.

После того, как он откопал Митягу, добыть волчат с его комплекцией было уже делом не сложным. Путь до поселка они проделали вместе, несли мешок с добычей поочередно.

– Вот ведь курьез, а? Я совсем случайно шел этой дорогой. Словно кто толкнул меня в спину.

«Чему быть, того не миновать», – на этой формуле мы все трое сошлись и этим объяснили благополучный исход митяговской вылазки. А я, шагая с ними рядом, думал тогда о том, что вот нужен был для двух, шагающих бок о бок со мной, в общем-то добродушных людей случай, который бы сблизил их. Нужен был. И он нашелся. Но кто режиссер этого случая?

…– Ну что ж. Хоть твое логово и ничего, – Митяга, освоившись, прошелся по кабинету, зачем-то выглянув в окно, потрогал подоконник, – но нам надо торопиться к вечернему автобусу.

Однако его что-то все-таки задерживало.

– Я вот что хочу сказать, – заговорил он. – Вот ты думаешь, что руководишь заводом, да – руководишь, но все равно кто-то руководит всеми нами. И тогда в овраге кто-то вмешался и сделал по-своему. Не Бог, нет, я – безбожник, а вот кто-то есть, кто всем этим руководит. Он все видит. Но странно, когда хочет – вмешается, а то отпустит вожжи: делайте, как хотите, а я посмотрю и подумаю: кто вы есть, а когда надо подправлю. Не думаю, что потешается над нами. Он просто изучает нас.

– Митяга, ты стал к старости мистиком.

– Не знаю, но у меня десятки случаев из жизни, которые я не могу объяснить по-другому. Будто между нами людьми кто-то еще есть, но его не видно. Возьми Циолковского. Почему вдруг он поверил, что можно и нужно готовиться летать в космос? Его подтолкнули. Они.

– Кто они?

– Не знаю, но те, кто умнее нас с тобой и кто все видит. Может, даже Циолковский и не понимал, что его подталкивают, он делал дело, но я верю, если бы его сейчас спросить: есть кто там на небе умнее нас и грамотнее, кто влияет на нас, он бы, не задумываясь, ответил: «Есть!» Вы – люди грамотные, ученые, почему-то помалкиваете на этот счет, а мне с моими двумя классами молчать не резон. Знаешь, что сказал философ Метродор около ста лет до нашей эры?

– Не помню.

– Я бы тебе по записке прочитал, я выписал себе, но она дома, а если своими словами, то он сказал, что нелепо считать Землю единственным населенным пунктом в мировом пространстве. Это так же глупо, как говорить, что на огромном засеянном поле может расти один только пшеничный колос. Крепко сказал, ведь правда? Грамотных много, а не сразу всякий скажет, за что 17 февраля 1600 года в Риме сожгли на костре Джордано Бруно, а? – Он прицелился в меня своими хитроватыми глазами и продолжал: – А я скажу.