Расслышав пенье славки на полях,

Мы радовались елям и чернике.

И за калиткой речка нам как мать

Журчала песни, булькала запруда.

Тебя б мне для начала отыскать,

Вдвоём уж мы дотопаем до туда.

Скитания по улицам, дворам –

Не бедность, но бессмысленность прогулок

К пустым стенам, к настойчивому гулу

Соседскому за стенкой по утрам.

Бездомность – это более, чем мгла

Озимья и отсутствие пространства,

Чем неименье комнат постоянства

В квартире или своего угла.

И, думается, более, чем тень

Бесхозности и далее безродства,

И больше, чем безвестное сиротство

С потерей веры в приходящий день.

И даже больше, чем с вокзала в ночь

Фонарное глядеть немое солнце,

Смотреть, как электричка вновь крадётся

Пустая по снегам куда-то прочь,

И думать: «Мне б уехать, мне б сбежать!»

Но некуда – звучит сквозь мысли томность.

Но некуда – то вовсе не бездомность,

Бездомность – когда не с кем уезжать.

Кафе за садом, на Бутырской, пять,

Как привокзальность или в этом роде.

Как много душ сюда потосковать,

Как я, под вечер стынущий приходят?

Ловить печаль, как тучную треску,

Когда овита полумраком зала.

Такого рода светлую тоску

Поймаешь только разве у вокзала.

Поймаешь только разве у окна,

С которого дорога в рельсах мчится.

Тоска, что хлеще пряного вина,

Тоска – как зверь, хотя скорей как птица,

Что расправляет белые крыла,

И тянет сердце вдаль бежать, как прежде.

Тоска как святость снежная бела,

Тоска, но всё же более – надежда.

Блуждаю в толпах, нет, не с фонарём,

В подземности двадцать второго века.

Блуждаю, не ищу в впотьмах при том

Среди теней и толп я человека.

Чтобы найти его, порой, ого!..

И жизни в сотню лет настанет мало.

Но знаю: есть он! Ибо без него

Здесь ничего б в помине не стояло.

Нет-нет, он не погиб в седых веках,

Не растворился фреской в скором шуме.

Он не исчез, как мамонт в ледниках,

И от комет нагрянувших не умер.

Он со времён античных не погас,

Не вырван, как сорняк в войны сраженье,

Не продал душу, а скорее спас.

И не погряз в товаропотребленье.

Он страж добра, пусть таен его вид,

Своей благою не скупится силой.

Он светом и улыбкой оживит

Любую подземельную могилу.

Но поиск в одного ль с поводырём –

Пустая трата времени, окова.

Я не ищу благого с фонарём,

С себя точу, как с мрамора такого.

Не скорбна комната – таинственно темна,

Не одинокий час, а время думы.

И снег идёт на глубине окна,

И тонок отзвук ветреного шума.

Он завывает в раме, он поёт.

На кресле, чуть зажмурившись от неги,

Ты вся как будто в этом белом снеге.

Его полёт – твой радостный полёт.

Как хорошо не ждать туман зари,

А быть в ночи, укрывши пледом ноги.

Как хорошо смотреть на фонари

У бездорожья брошенной дороги

И подмечать движения штормов.

Лес спит давно, за лесом – город эхом,

Чуть еле виден огоньком домов.

В нём столько судеб, счастья, горя, смеха.

Но он вдали, а ты вдали его.

Как будто вне той жизни беглой, краткой.

Как будто вне суетности того,

Представится судьбой что крайне шаткой.

Ты как творец, кто отстранён и тих,

Взгляд с отдаленья ясен, полноценен.

И в этом мире скоростей лихих,

Покоя миг, о, как ты драгоценен.

Мне равных нету по скитанью

По миру вдоль и поперёк.

Трамвай несётся в грохотанье,

В ночи как длинный огонёк.

Горят все окна. Безрассудность –

Блуждать в пургу, но он помчит.

Сажусь. Спокойствие. Безлюдность.

По рельсам скорость застучит.

Сквозь лес, между сосновых гребней

Трамвай летит и колет лёд.

Не сомневаюсь, он волшебный!

Он меня в сказку принесёт!

Иначе для чего завесу

Он снега сказочно пылит?

Иначе для чего по лесу

Он так таинственно летит!

В тиши с колёс вдруг искры брызнут,

Как с Сивки в удалой полёт.

С чего же позднее так в жизни

Всегда загадкой отдаёт?

Что электричка, что трамваи –

В ночи как хитрая лиса.

В них есть загадочность такая,

Что просто верить в чудеса.

Я перед сном глаза смыкаю,

Думы стараясь превозмочь.

А надо мною тишь такая!

А надо мной клубится ночь.

Я слышу, как за лесом гулко.

Я руки в стороны тяну.

Я отпускаю на прогулку

Себя и не держу в плену.

Я отпускаю мыслей стаю,

Как невесомых лебедей,

И вот – душа уже блуждает,

Наружу в форточку скорей

Летит. Над речкой голубою

Летит оглядывать листву,

Летит теперь обнять собою

Всю крепко спящую Москву,

Тот старый дом, где дорогие

Года коптил печной дымок.

Где люди уж живут другие

И переменянный замок.

Летит до севера, к вокзалу

И, не купив билет на рейс,

Без промедленья и привала

Летит за поездом вдоль рельс.

Сначала примостится к крыше –

Свободна, вольна и хитра,

Но защекочут её, рыща,

В ночи шутливые ветра.

Она взметнётся и со смехом

Отпрыгнет в сторону, взбрыкнёт,

И не заметит, что приехал

К конечной поезд-вездеход.

Приехал к неуёмной Волге,

К огням и к волнам, что востры.

Душа летит сквозь сосны, ёлки,

Ища знакомые дворы.

Она твой город помнит тихий,

Город – как остров среди рек.

На перекрёсток выйдет лихо –

Так, словно лодочка на брег.

И у стекла замрёт под липой,

Где штор знакомое сукно.

Ты ей с привычно мягким скрипом

Открой вновь старое окно.

Спасибо тебе, скромный ветхий дом,