Обшарпанный двор девяностых,

Где все на «эй» и все на «ты».

И только солнечные вёсны

Осветят серость бедноты.

Пионерский заброшенный лагерь.

Спит в иголках фонтан подо мхом,

Облупились железные флаги,

Поросли корпуса лопухом,

Разлеглись по земле кирпичами.

Травы семя посеют в стене.

Разлетелось тряпьём, кумачами

Знамя красным старьём по стране.

По аллее к просевшей столовой

Лес на свой прорастает манер.

Постаментом в аллее сосновой

Дует в горн без ноги пионер.

Он такой же, как я, здесь ненужный.

Птицы дикой вечерней галдят.

Что ж ты, брат мой, ветрами контужный,

Где девался твой бравый отряд?

Порассыпался ворохом пыли?

Детства кончилась хрупкая ось?

Я не знаю, но мне говорили,

Что в Союзе неплохо жилось.

Ходят в мире ещё пионеры,

Постаменты – такие, как ты.

Нет, не призраки, не лицемеры,

Просто дети эпохи, мечты.

Потерявшись в миру, словно тени,

Потерявшие старую мать.

Ну а мне любо здесь, в запустенье,

Что со мной не стряслось вспоминать.

Вот дом, вот двор. Здесь прожил двадцать лет

Мятежный дух мой детский и колючий.

Подъезды, сад, гараж, за ним кювет,

Всё там же кошки белые мяучат.

Эпохи прошлой скошенный фасад

Разбитый и обшарпанные виды.

Кирпич столетний, буро-полосат

Под пылью, как под времени эгидой.

Всё тот же знак «пацифик» на стене,

Чуть посветлел на бойлерной, но всё же

Остался жив, чтобы напомнить мне

О том, чтоб я не выцветала тоже.

Сосед немой, что с детства мне знаком,

Как раньше неизменно брови хмурит,

Выходит из подъезда босиком

И долго очень курит, курит, курит.

Он отсидел, вернулся и опять

Коптил, смолил размеренно, тягуче.

Казалось мне, что вот, ни дать ни взять,

Из-за него над полем вечно тучи.

Сонность, огни электрички,

Старый потёртый рюкзак.

Может, всё то с непривычки

Жить по-людски, или так

Просто, любя переезды,

Грызть путеводную нить,

Чтобы не серость подъезда,

Чтобы на месте не гнить.

Спит контролёр у окошка,

Рядом охранник уснул.

Месяц запрыгнет, как кошка,

В окна вагона и в гул

Тамбуров грязных и пьяных,

В них и утонет, поди,

Сбросит небесные раны –

Те, что давно позади.

Как позади мегаполис,

Каша людская мала,

Южный ли северный полюс,

Где я себя не нашла.

Что не храним – не имеем,

Как быстрый фон из окон.

Сквозь стук колёс хитрым змеем

К мыслям запятился сон.

Худы ли, добры делишки,

С смеха ли, с горя рычи,

Всюду один городишка

Снится мне в стылой ночи.

Жёлтой неясною тенью,

Словно бы верно любя,

Там для святого спасенья

Я позабыла себя.

Мчу по зелёной в гулком шуме

Метро я вниз, и так чудно,

Как будто бы в пробитом трюме,

Как на конечную – на дно.

В вагоне грязном и разбитом,

Где пол и двери заплюют,

Бездомный спит, пропахший спиртом.

Обходит редкий его люд.

Час поздний. Спать, пожалуй, впору.

И переход давно закрыт

В прошедший день, хоть мчи опором,

Хоть мир моли, хоть плачь навзрыд.

Не воротиться в жизни дали.

Не воротить, как скажут, вспять.

А мы привыкли. Всё видали.

Нам не впервой себя терять.

И бомж, проснувшись, потерялся

В который раз в своей беде.

Встал с спальных мест, за сердце взялся.

Вдруг закричал: «Да где ж я? Где?

Где я теперь? Скажите люди!»

Со страхом в лица заглянул.

Кто отшатнётся, кто осудит,

Кто молча в мыслях упрекнул.

Все выходить, он в двери тоже.

На остановке не своей.

А мне в нём чудилась похожесть

И та ж печаль в дуге бровей.

Посмеёмся и поплачем

Над своею над судьбой.

Над страной больных, незрячих.

Что осталось нам с тобой?

По разваленным кварталам

Прошвырнёмся ходом двух,

По проулкам захудалым,

Перестройки чуя дух,

Чуя города разруху.

В запустенье третий Рим.

Вновь трясущейся старухе

На питанье подадим.

Ну а нам с тобой, бродягам,

Дни и ночи напролёт

Хлеба корку в передрягах

Бог лишь только подаёт.

Сегодня крыши всюду чистят,

И снег повержено мчит вниз.

Он сокрушён февральским свистом

Неспящих радостных синиц.

Велосипеды едут мимо,

Проснулся живостью Арбат.

Зима сдалась, погнали зиму

Прочь взмахи мётел и лопат!

Уж скоро, скоро воцарится

Бессонный май ветров гульбой.

Свисти от радости, синица!

Провозгласи его собой.

В чёрном прогоне метро,

В гулкой вагонной дремоте

В космоса словно нутро

Мчусь на своём космолёте.

Вспыхнет фонарь-огонёк,

Модуль тряхнёт, навигатор.

Это звезды свет далёк

Бьёт в окна – в иллюминатор.

Или, должно быть, блестел

Спутник, а мож – метеоры.

Тянется шумный тоннель,

Словно кротовые норы.

Не слышен голос и крик –

В космосе их не подметишь.

К станции мчим напрямик,

Словно к отдельной планете.

Вот бы найти верный путь,

Нишу свою с новым миром.

Сквозь измеренья нырнуть,

Как через чёрные дыры.

Звёздная светит тропа

Серых платформ неизменных.

В двери ворвётся толпа –

Тысячи разных вселенных.

Космос останется тих,

Мраком встречая пытливым.

Как мне твою среди них

Взглядом найти торопливым?

Мне десять, гаснут окна-мошки

Иль светлячки в ночной хандре.

Я и оборванная кошка

Сидим в покоцанном дворе.