— Надеюсь, вы не о клубных знакомствах, — мягко напомнил Робин. — Здешние знакомства малого стоят.
— Отчего же? — Алекзандр вернулся на диван. — Вы и Фрэнк разве не так познакомились?
Фрэнк неожиданно рассмеялся, потягиваясь, и, наконец-то отстраняясь от Робина, уселся прямо.
— Нет, мистер Персакис, не здесь. Всё гораздо хуже.
— Зовите меня Алекзандром.
Фрэнк скусал губу и хлопнул Персакиса ладонью по колену, затянутому в брюки от Бриони.
— О’кей, Алекзандр. В подобные помойки я не ходил. Но, тем не менее, я был очень плохим.
Эшли легко поднялся, выпил свой скотч и направился к выходу.
Персакис не смотрел ему вслед. Он хотел кое-что понять или прояснить на крайний случай. Алекзандр отследил то выражение лица, с которым проводил мужа Робин Донни: абсолютное восхищение и контролируемый голод.
Деловая этика рекомендует называть процесс поглощения одной компанией другой — слиянием. Но это не так. Николас Донни загнал Алекзандра в угол. Жизнерадостный сукин сын прознал о плачевном положении «Гриис Титанз». То, что информацию тому слили — это было ясным. И не это разозлило Персакиса. Выбесило его то, как Ник Донни коротко обрисовал тому положение дел: потраченные на наркотики и шлюх средства из бюджета, останавливающееся строительство на открытых объектах, уже замороженные стройки, отсутствие инвестиций и дефицит потенциальных, иски за неустойку. Но хуже всего было то, что Николас Донни спросил: «Как там миссис Персакис? У Лидии всё хорошо?» Дело в том, что Персакис не вводил жену в курс текущих дел. По многим причинам. А вот Ник Донни мог раскрыть той глаза. Алекзандр этого не хотел.
Николас Донни давал за «Гриис Титанз» сумму, способную только покрыть выплаты за неустойки и компенсации для увольняемых сотрудников, которые появятся, когда штат рабочих будет переукомплектован. Оставалось ещё немного на подгузники для будущего малыша Персакиса. И говорил он об этом так, словно дело было уже решённым. То есть братья Донни уже прибрали в перспективе к рукам всё строительство в Салониках — культурной и туристической столице — и на нескольких островах в придачу за смешную сумму.
«Двадцать миллионов?» — спросил Персакис.
Николас терпеливо кивнул.
«Рыночная стоимость «Гриис Титанз» в несколько раз больше».
«Полагаю, что была. У «Гриис Титанз» нет доходов последние пару лет, стоило вашему отцу оставить её на вас, мистер Персакис».
Это было верным. Всё, что говорил Николас Донни, было верным. Он, надо заметить, остановился и не сказал, что Персакис может отказаться, если найдёт в себе силы и дополнительные средства, для того чтобы завязать с дерьмом и удержать контору на плаву. Но тот этого просто не допускал. Николас знал, что Алекзандр не сможет. Когда Персакис сказал, что подумает, Ник Донни положил перед ним на стол папку. В папке уже лежали приготовленные документы о продаже компании. Уже.
Поэтому это не было слиянием. Это было равносильно поеданию.
Робин Донни был виноват перед Алекзандром Персакисом в том, что тот остался ни с чем. Настаивать на таком видении проблемы и её причинах — было проще и приятнее.
«Стоит взять у тебя нечто получше», — решил Алекзандр, допил, поднялся и вышел вслед за Фрэнком Эшли.
***
Фрэнку нравилось в «Гоморре», потому что там крутили музыку, что он любил: драм, прогрессив, хэппикор и хардкор-техно. Много Джона Би и DJ Тиесто, много классических роковых аранжировок в электронных каверах от DJ По. И даже спустя годы, теперь уже в «Baby’s», ставили всё то же великолепное старьё типа «Stranglehold» от Теда Ньюджента, непременно, как дань отцу-основателю электронной музыки, Жана-Мишеля Жарра или Red Soda для медленных танцев. И среди посетителей встречались всё те же торчки из тусовки двадцатипятилетнего Фрэнка среди новых лиц, что были моложе, глупее и жизнерадостнее.
Когда Тед Ньюджент пообещал схватить детку за горло, Фрэнк, стоявший у барной стойки в ожидании стакана воды, почувствовал, как со спины его коснулся всем телом Персакис. Подошёл и прижался, пользуясь давкой и возможностью.
Эшли обернулся в тесноте, проворачиваясь и отираясь о того грудью, животом и бёдрами. От близкого движения ноздри Алекзандра дрогнули, взгляд полыхнул. И это даже не тянуло на метафору. Вполне видимое пламя Люцифера. Персакис опустил руку на стойку, перекрывая Фрэнку свободу движения слева. И совершенно бесцеремонно склоняясь к его плечу и шее справа, втягивая запах с кожи.
— Это что, женский «Герлен»? — во все зубы улыбнулся Персакис, едва отстраняясь.
— Ну уж не до такого, Алекзандр. Банальный «Герлен» для пидоров, — Фрэнк не делал попыток выбраться, надеясь понять, куда всё катится. Правда, куда — было понятно. Оставалось выяснить, где наступит дедлайн.
— Фрэнк, ты в порядке? — продолжал Алекзандр, укладывая вторую ладонь справа, окончательно беря Фрэнка в кольцо рук.
Тот забрал стакан со стойки, чуть отогнувшись. При этом пришлось крепче шоркнуться по Персакису. Выпил, отставил.
— Теперь в полном. А у тебя? Всё в порядке?
Персакис хмыкнул в улыбке, чуть опуская лицо и взгляд, но тут же вернулся к Фрэнку.
— Возможно. Возможно, что буду в порядке.
— Что так?
— Не дури, — Алекзандр склонился и, шепча на ухо, предложил: — Хочешь порошка?
— Это завсегда, — так же на ухо ответил Эшли. — Но вот незадача, следуя семейной этике, принимаю дурь только из рук мужа. Такие дела.
Фрэнк мягко пожал плечо Персакиса, одновременно толкая, чтобы уходить. Но не вышло. Алекзандр толкнулся в него всем телом, удерживая в прежнем положении.
Фрэнк немного удивился. Он знал, что Персакис моложе его лет на десять точно. Ничего подобного панике, страху и сходному тем он не испытывал в его присутствии. Тем более тут, где Эшли знал всю администрацию, и Робин, Фрэнк был уверен, уже нашёл их и наслаждается цирком. Но ему стало любопытно. Досадно и любопытно. Его так не брали в оборот довольно-таки давно. А показательно, пренебрегая территорией Донни, так вообще никогда. Определённо Персакис походил на Робина в напоре и целеустремлённости. Хотя оттенок во вкусе этого напора и в его происхождении Фрэнк чувствовал.
Императив Робина Донни брал начало в божественном «хочешь меня — получишь по полной». Робин не был насильником и ему не было нужды красть внимание. Императив Алекзандра Персакиса произрастал из вульгарной жажды плебса «я хочу, поэтому дай». И Эшли это видел.
— Подумай ещё раз, Фрэнк, — предложил Алекзандр. — Пара дорожек, от этого никто не умрёт.
— Для меня это дурной тон, а ты излишне настойчив, — Фрэнк согнул руку в локте, всунув тот между собою и Персакисом, отмечая границу.
— Если говорить о дурном тоне, так тут, скорее, не обо мне. Раскрасить глаза, словно шлюха, и раздвигать ноги — это про тебя. Не пахнет хорошими манерами.
— Так это для моего мужа, чему удивляться. Но раз наблюдательность и недюжинные способности к анализу окружающей действительности в тебе так развиты, то, будь любезен, проанализируй ещё кое-что, — Фрэнк улыбнулся.
Персакис тоже. То, что Фрэнк не стал дуться на его грубость, обнадёживало. Возможно, что Эшли привык к такому обращению или же просто был нечувствителен в принципе. В любом случае его спокойствие было хорошим знаком, несмотря на напряжённый локоть между их телами.
— Отъебись от меня, — попросил Фрэнк. — Очень нужно.
Локоть Фрэнка стал совсем неудобным и несговорчивым.
Персакис зло дёрнул ртом. А в следующее мгновение ухватил правой рукой Фрэнка за горло, встряхивая и сжимая одновременно.
Эшли ничего не имел против подобного, если так поступал Робин. К тому же Робин вкладывал в такие жесты более вкусное наполнение, от которого Фрэнк мог кончить на многих уровнях своего чокнутого либидо. Но так было, потому что он того сам хотел. Теперь же ему не хотелось вовсе. Вопреки раскрепощающей механике таблеток и вопреки внешне идентичным действиям Донни и Персакиса.
Алекзандр верно определил Фрэнка в паре как нижнего, заведомо соотнеся его предпочтения и мягкость во внешнем виде с определённым темпераментом. Поэтому осознание ошибки дошло до него уже после бокового слева. От резкого и крепкого удара переносица Персакиса сломалась, тут же залив кровью лейбовые рубашку и пиджак. Равно как и майку Эшли. Алекзандр выпустил Фрэнка, ошеломлённо отступая, налетев спиною на девушку позади себя. Но собрался он быстро, запрокинулся, попытался втянуть кровь во вдохе.