— Это делало меня счастливым, не сомневайся. До головокружения.

— Я люблю тебя.

— Всё же мы умрём от передоза. Я как знал. Я тоже тебя люблю.

— Найди меня.

— Ты должен будешь вспомнить меня первым.

— Я буду.

***

«Настоящее рождество, мать его», — зябко поёжился Фрэнк-младший, поднимаясь на крыльцо Берриз Лейн, 192, оставляя за собою следы в снегу.

Снег выпал ночью, обрушив столбик в термометре до 48-ми по Фаренгейту. Листья на кустах сиреней и жасминов по бокам дорожки, разросшихся с того времени, как он был мальчишкой, отяжелели и скрылись в белом цвете.

«Пизда папиным гортензиям», — недовольно подумал младший и нажал на кнопку звонка ещё раз трижды. Никто ему не ответил. Фрэнк пошёл в сад, обходя дом.

«Ну отлично. Двери нараспашку», — начал тревожно заводиться младший.

В доме было тихо. Ни в кухне, ни в гостиной, ни из гаража ни звука.

— Пап. Па-а-а-ап! — Фрэнк попал в дежавю, словно снова был мальчиком, который звал отца, а не пятидесятидевятилетним мужиком, который владел сетью автосервиса в четырёх городах. И у которого уже внучка. Фрэнк вздохнул. Придётся подниматься в спальню. Но по мере того как он отсчитывал ступени, чувство тревоги росло. И не в тишине было дело. Дело было в отсутствии присутствия. Вакуум.

— Эй, слушайте. На дворе снежный рождественский полдень, если вы ещё не заметили, — Фрэнк постучал в закрытую дверь.

И никакого ответа.

Они не уходили. Следов ни перед главным крыльцом, ни со стороны чёрной двери не было. Следов покрышек, ведущих от гаража, тоже.

Фрэнк-младший отжал ручку двери вниз и толкнул.

Робин и Фрэнк полулежали в кровати в подушках. Откинувшись головами, но переплетясь в руках. Абсолютно пустые и покинутые.

Младший закрыл ладонями лицо и с силой зажал пальцами глаза, пытаясь остановить резь под веками. Ему, блядь, нравилось, что его зовут «младшим». До сих пор его так звали. А вот то, что было перед ним, заслонённое ладонями, которыми он пытался остановить льющиеся слёзы, ему не нравилось. Оно говорило о том, что теперь Фрэнк Эшли — это он.

— Блядь, — выругался младший, выходя в коридор. — Уверен, что в последней воле будет нечто из «сжечь и ссыпать в одну урну».

С отцов бы сталось. Он слишком хорошо тех знал. Фрэнк набрал номер Мины. Та ответила через шесть гудков.

— Привет, Фрэнки.

— Привет. Чем ты занята?

— Так, разбираюсь в кухне. Вечером в клинику.

— Мина, приезжай-ка домой.

— В чём дело?

Объяснить Фрэнк не смог. Мина приехала через полчаса, преодолев снежные реки на дороге. В скорую звонила уже она.

Комментарий к 27

*Геба, богиня юности, в олимпийском культе на пирах богов выполняет обязанности виночерпия. Она дочь Геры, но в данном контексте она, фактически, её внучка — Пенни Аракис

========== Воспринимать как пролог ==========

Робин и Фрэнк дождались окончательного заката, сидя в остывающем песке Санта-Моники, в который закопались босыми ступнями.

Колесо обозрения теперь горело вовсю, словно гигантское обручальное кольцо, которым совсем недавно Робин пытался прельстить Фрэнка, сделав тому предложение. Чеда Крюгера уже слышно не было. Зато были слышны Blue October с «Танцуй со мною». И были слышны голоса таких же гуляющих по пляжу.

— Выходи за меня. Я серьёзно, — напомнил Робин.

— Я хочу.

— Но?

— Ты чувствуешь «но»?

— Да, я чувствую «но».

— Моя жизнь с тобою и без свадьбы может быть раем.

— Безусловно. Но я хочу тебя навсегда, малыш.

Фрэнк прижался спиною к груди Робина, отираясь. Перед ними дышал океанический прибой, реагирующий на луну.

— Дай мне немного времени, Бобби.

— Немного? Это сколько?

— Год..? Два..?

— Нет.

— Куда ты спешишь? У нас впереди жизнь.

— Даже если так, Фрэнк, всё равно ты должен стать моим мужем. С моим кольцом на пальце, в моей постели и отцом моим детям. Поэтому дай мне согласие быстрее.

— Ты давишь на меня.

— Я отдрочил тебе на пляже едва ли не прилюдно и был нежен, а теперь умоляю выйти за меня. Это так, по-твоему, выглядит давление?

— О, от тебя всё выглядит как давление, — улыбнулся Фрэнк.

За что был сброшен в песок спиною. После чего Робин недвусмысленно придавил его сверху, устроившись между разведённых ног.

— Фрэнк? — угрожающе позвал он.

— Но мне это в тебе нравится. Поцелуй меня, — сказал Фрэнк.

Робин подчинился.

Когда губы разомкнулись, Фрэнк мог ответить:

— Всё, чего я хочу — тебя рядом и всегда. В любом проявлении. Поэтому, да.

— Ты не пожалеешь.

— Я знаю, Бобби.

— Я люблю тебя, малыш.

— И я люблю тебя. А теперь слезай.