— Не может быть, — выдыхает Фрэнк.

— Очень даже, — Робин подкатывается к нему, поднимаясь на локтях и переворачиваясь на живот. — Смерти своей хочешь?

Фрэнк недобро оглядывает.

— Я?

— Ты, — с улыбкой говорит Робин и видит, как Фрэнк ищет ответ, который бы изобличил Донни, обвинив и спихнув на того ответственность за поведение самого Фрэнка.

Но так и не находит ничего лучше кроме как:

— То есть ты от меня ничего не хотел?

— Хочешь ты, Фрэнк. А я всего лишь хочу тебя.

— Чёртов извращенец, — шепчет Фрэнк, толкая Робина пятернёй в лицо.

Тот, скинув его ладонь, рывком натекает сверху, поджимая Фрэнка под себя, снова укладываясь между его ног, зубами прикусывая в шее. Фрэнк прогибается, охватывая его в руки и колени.

— Да что, блядь, это такое в конце концов? — в радостном и недоумевающем бешенстве выдыхает Робин.

— Это ты и я, милый, — сбивчиво шепчет Фрэнк. Находит губы Робина.

Целуются. Пока длится поцелуй, Робин снова берёт Фрэнка. В мокрое, широкое, скользкое, раскалённое тело. Не размыкая своих губ с губами мужа, Фрэнк начинает неконтролируемо дрожать, сжимать Робину кожу по спине и на плечах, мечась и едва поскуливая. Тот же берёт частый и быстрый темп, не обращая особого внимания на то, что Фрэнк с силой колотит и толкает его в плечи, вырываясь. Потому что рты их по-прежнему сцеплены. Равно как и бёдра, ведь Фрэнк коленями держит Робина крепко и тесно.

Эшли до вспышек больно. Вся эта боль выплёскивается в его руки. Робину приходится отстранятся в плечах, но ни бёдер Фрэнка, ни губ его он не выпускает.

— Бобби! — кричит Фрэнк, вывернувшись из-под его рта. — Бобби…

Робин находит его ладони, сцепляет пальцы в замок, заставляет вытянуть вверх по кровати. Приподнявшись, вкручивающимися погружениями опускается. Фрэнк замолкает, распахнутыми глазами глядя в его. Эшли ни на миг не посещает милосердная мысль прекратить. Вместе с режущей разнимающей болью он чувствует потрясающие колючие волны похоти и восторга, которые ослепляют его при близости с Робином Донни. Те самые, что рождаются от сумасшедшего напора, силы и власти мужа над Фрэнком. Потому что восхищение Робина, с которым тот осматривает его сверху, наполняет Фрэнка, словно анестетик. А перекрывающая звериная страсть, которая заливает глаза Робина чёрной гатью, искажая его рот, брови, кожу у рта и на переносице, вынимает душу. Поэтому режущая боль очень скоро перекидывается в очередной приход, в котором Фрэнк Эшли, обрываясь в стоне, снова обзывает Робина. На что тот победно улыбается, позволив себе снова залить Фрэнка до краёв.

***

Робин заговорил о свадьбе где-то через год после знакомства. Тёплым летним вечером, когда оба босиком брели по пляжу в Санта-Монике.

Небо граничило в контрасте с сияющим колесом обозрения в черте города, оттеняя его золотой диск тёмно-лиловыми, сиреневыми плотными облаками в закате. И последними всполохами тонущего в водах солнца. Высящийся впереди пирс сиял цепью огней. Из кафе и ресторанов звучала музыка, но здесь, вблизи кромки Тихого океана, она не отвлекала.

Фрэнк был в майке хаки и подвёрнутых до коленей джинсах, кеды нёс в левой руке, подцепив те за задники указательным и средним пальцами. Робин держал сандалии в правой, сложив их подошвами друг к другу. В джинсовых до коленей шортах с клеткой в подворотах и в рубашке поло. Солнцезащитные очки Робин снял и положил в карман. «Филип Патек» в расслабленном браслете соскользнули с запястья Робина и улеглись вкруг кисти руки.

Фрэнк молчал, погрузившись в теплоту вечернего воздуха и в созерцание Робина, наслаждаясь его красотой: длинными стройными ногами, сильными руками, умиротворённым выражением на лице, мягким взглядом.

То, как Робин носил роскошные брутальные часы, теперь небрежно, натолкнуло его на мысль о любовнике в общем. И на воспоминание о паре вечеров тому, когда Робин подрался в кинотеатре под открытым небом. Они оба подрались.

Фрэнк закрыл на секунду глаза, почти физически ощущая то чувство, которое он испытывает в момент, мгновенно перекидывающий расслабленного Робина в яростного дикаря. Считанные секунды. Абсолютно непредсказуемый переход для постороннего внимания, но уже хорошо знакомый Фрэнку. Переход, который заставлял Фрэнка дрожать изнутри.

В тот вечер, когда Фрэнк предложил Робину посмотреть «Железного человека — 3»* под открытым небом из автомобиля, Робин ввязался в драку прямо на глазах других зрителей. Присутствие которых, впрочем, пришлось кстати.

Продержавшись минут пятьдесят с начала показа, Фрэнк прильнул к Робину, ласкаясь и целуя. Надо ли говорить, что тот охотно ответил. А когда в боковое стекло ударилась, отскочив, жестянка из-под пива, оба вздрогнули. Следом ударилась вторая. Выматерившись, Донни вышел из автомобиля. И прямиком, несколько вальяжно, направился к светлому «шевроле» с опущенным стеклом на двери.

Фрэнк видел, как Робин, чуть склонившись, вкинул правую руку в салон и почти выдернул оттуда белобрысого пассажира. Фрэнк поспешил выйти. Очень поспешил. Робин же тем временем, едва обратив внимание на то, что «шевроле» полнёшенек пассажиров, отжал ручку на дверце и вытащил белобрысого на асфальт. Тут же, не давая ему прийти в себя, силой подволок к пустым жестянкам.

«Собирай своё дерьмо», — тихо и чётко произнёс он.

Фрэнк подошёл к ним, не проявляя ни малейшего желания препятствовать Робину. Фрэнк смотрел за тремя другими, что высыпали из «шевроле». Одной была девушка. А вот та пыталась успокоить спутников как могла.

«Пошёл нахер, ёбаный педик!» — огрызнулся стоящий на четвереньках белобрысый.

Робин ударом сверху за ухо, оглушив, бросил его на землю. Где тот и затих.

«Денни!» — закричала девушка.

Фрэнк, как только второй из «шевроле», нервно жующий жвачку, приблизился на достаточное расстояние, ударил его прямым и коротким в переносицу. Фрэнк понимал, что тот подставился, не подумав. Фрэнка благодаря его юной золотой внешности и леденцовым губам редко определяли как агрессивного типа. Основной угрозой считали Донни. Сейчас это снова было на руку. Второй, оглушённый и проглатывающий вместе со жвачкой льющуюся по губам и в горло кровь, замер на месте. Руками зажал переносицу.

Фрэнк снова ударил его, уже по печени с левой руки.

«Господи, да прекратите в конце концов. Они же вам почти ничего не сделали!» — кричала девушка.

Третий из «шевроле» замешкался, прикидывая свои шансы. И прикидывал верно, потому как те были невелики.

«Денни!» — позвала девушка, опускаясь на колени рядом с белобрысым и двумя смятыми жестянками.

Фрэнк проследил за взглядом третьего. Тот, не отрываясь, смотрел на Донни. Робин же, ни слова не говоря, тяжело смотрел в ответ. Фрэнк опустил взгляд и увидел ладони Робина, развёрнутые к противнику. Очевидный и приглашающий жест. Фрэнк вернулся взглядом к лицу Робина и чуть не рассмеялся в голос, потому что увидел, как тот, между делом, проводит языком по зубам и словно что-то скусывает.

«Чёртов попкорн, Фрэнк», — сказал Робин.

Фрэнк прикрыл глаза пальцами.

Третий из «шевроле» поднял ладони вверх, отказываясь от участия.

Тем временем из близлежащих автомобилей вызвали охрану кинотеатра. Охрана вызвала полицию. Фильм не досмотрели.

«А девушке надо отдать должное», — подумал Фрэнк. Она показала полицейским, что Денни первым бросил пустые пивные жестянки в стекло автомобиля Робина и что, фактически, он первым Робина оскорбил.

Когда всё утрясли, в участке к Робину подошёл высокий, темнокожий, седеющий лейтенант. Протянув руку, пожал её и сказал: «Привет, Донни, всё не успокоишься?»

Робин улыбнулся: «Привет, Фрэш. Не дают даже начать».

«Заявления от парней не будет, — лейтенант коротко хохотнул, протянул руку Фрэнку. — Привет, я Сайрус Фрэш. Выгляжу хуже, чем Донни, но мы ровесники и почти что учились вместе».

«Привет», — ответил Фрэнк.

«А этот Сайрус Фрэш, он твой знакомый? Мохнатая лапа в полиции?» — спросил Фрэнк по дороге домой.