Робин оттаскивает Фрэнка от себя, ухватив за волосы.

— Разворачивайся, — коротко говорит он.

Фрэнк, спустив джинсы и бельё до щиколоток на красные «конверсы», заступает обоими коленями на диван, прогибается. Молчит, пока Робин проникает в него. Молчит, когда Робин подтаскивает его ближе и на себя, только роняет голову ниже, сводит лопатки. Фрэнк молчит даже тогда, когда Робин начинает погружаться глубоко, возвращаясь, почти покидая его полностью, снова заталкиваясь до предела.

Робин слышит только срывающееся тяжёлое дыхание Фрэнка. И своё. Робин не успокоился. Мысль, что, вероятно, Фрэнк только что касался кого-то, а потом пришёл к нему, озверяет. Донни ухватывает Фрэнка за шею, заставляет распрямиться и прижаться к себе спиною. Целует, закусывая, кожу на шее. Чувствует, как Фрэнк, дыша через стиснутые зубы, превозмогая его в себе, ладонью накрывает и прижимает затылок Робина. Фрэнку всегда нравились его жёсткость, грубость, жадность. И сегодня он тот же. Покорный его рукам, зубам и члену.

Робин понимает, чего он ожидал и не хотел почувствовать. И этого не было. Никакого намёка на зелёное яблоко от Донны Кары. Он понимает также, что ни разу за последние месяцы не видел отклонений в поведении Фрэнка. Ни отчуждения, ни задумчивости, ни смущения, ни стремления уединяться. Телефон Фрэнка лежал на привычных местах, а не укрытый в кармане. Фрэнк всегда хотел его и отзывался на страсть. Совесть Фрэнка спала.

— Бобби, — выдыхает Фрэнк под его ртом, терзающим шею.

Руки Эшли падают на бёдра мужа, стискивают, начинают теснее подтаскивать, а сам он в отчаянном порыве прижимается к Робину.

— Бобби, — шепчет Фрэнк, поворачиваясь и находя взглядом тёмный взгляд Робина.

Робин с мгновение считывает его лицо. Ладонями охватывает шею и голову Фрэнка. И в поцелуе губы Фрэнка дрожат. Он подаётся под губами Робина, задыхается под сжимающими ладонями. Но в бёдрах… Фрэнк требователен и настойчив. Робин кончает на рывке в него, прижимаясь виском к горящей скуле и обнимая его в стальной хватке.

***

Фрэнк смотрел на сияющий монитор смартфона. Звонила Мелани Уайт. Фрэнк не взял трубку. Он просто зажал клавишу, убирая звук рингтона. Вышел на террасу, закурил.

Фрэнк распознал это. Он вдруг словно увидел себя стоящим на узком подвесном мосту через пропасть. Внизу, скрываясь в клубящемся тумане, ждала глубина. Над головою ослепляющая синева неба с кружащимися птицами. Отвесные края каньона как «до» и «после».

Да ведь ничего не происходит, не произошло и не произойдёт. Нет ни «до», ни «после». Продолжается «сейчас», в котором он удачно и счастливо женат с Робином Донни. Не произойдёт, потому что Фрэнк был самим собою. Холоден и собран. Он мог наблюдать визуализацию, которая разворачивала перед ним катастрофичность неверного выбора. Фрэнк его видел и понимал.

Фрэнк знал о себе совершенно точно: эмоциональные порывы не для него. Поэтому, когда он при очередной приятной встрече с Мелани Уайт под предлогом привести Мину и Фрэнка в галерею с фарфоровыми игрушками отследил в себе мысль, всего лишь задумчивую мысль, не привёдшую ровно ни к каким последствиям, о том, как это — почувствовать гладкость и мягкость её губ, он всё понял.

С того дня, как Фрэнк увидел и почувствовал Робина Донни в своём мире, для него перестали иметь значение все остальные мужчины и женщины как сексуальные партнёры. Он отказался от женщин и не рассматривал мужчин. И до сих пор Робин Донни был для него единственным вариантом. Тем, кто заставлял его глаза, губы и сердце цвести. Тем, кто выбирал из Фрэнка тот ограниченный запас эмоций, на который он был способен. Но зато как Робин это делал…

Мелани Уайт — она оказалась первой, о ком в его голове мелькнула подобная мысль. Фрэнк обозначил её, схватил, рассмотрел со всех сторон и вдруг выволок, словно из-под озёрной воды, не только кувшинку мысли о поцелуе губ Мелли, но и комок спутанных водорослей, корневищ с мелкими мёртвыми рыбёшками и тиной, в которых завязли все их невинные свидания, обеды в зонах отдыха, беседы о детях, комплименты друг другу. Вся их взаимная приязнь.

Фрэнку в самом деле нравился склад характера, женственность, эрудиция бывшей миссис Уайт. Он был рад их беседам и свиданиям. И он знал, что им она тоже восхищалась. Их общение в сети было весьма активным. Фрэнк не ставил в известность Робина о своих встречах с Мелли или прочими знакомыми, если только не подворачивался занятный случай для развлекательной беседы. Но Фрэнк понял, что скрывается под озёрной водой. Он понял, что замалчивал не осознанно о встречах с Мелли Уайт, но намеренно. Под озёрной водой скрывались его бесчестье, бесчестье Робина, всех его убеждений и его роскошного непогрешимого мира. Мира, которым он гордился, поскольку тот был незыблем и сиял, подобно легендарному Амберу*.

Фрэнк, озираясь вкруг себя, раскачиваясь на подвесном мосту, видел на одной стороне каньона Мелани Уайт: мягкую, умноглазую, женственную, с мерцающей гладкой кожей. Она улыбалась ему, спрятав руки за спиною, склонив голову к плечу. И поцелуй с нею открывал варианты возможностей хорошо забытых наслаждений. Тех, которые Фрэнк отбросил одиннадцать лет назад.

На другой стороне каньона стоял Робин Донни: без улыбки, убравший руки в карманы, откинувший гордую голову. Робин смотрел темно и молчал. Здесь молчал. Но на его стороне каньона были дети, был дом, были жизнь, страсть, доверие, ощущение самого себя и своего пути.

Фрэнку было безразлично, которая сторона из двух сулит ему большее. Он равнялся только на себя. Как он делал всегда. И в то лето 2012-го. И теперь, глядя на входящий звонок от Мелли на мониторе смартфона. Фрэнк не мог предать себя. То, что с предательством себя он терял бы всё, что видел за фигурой Робина Донни, — это уже было другим мотивом. Поэтому Фрэнк растёр в пальцах мысль о мягких податливых губах Мелани Уайт в пыль и, раскрыв ладони, пустил её по ветру. Он не позволил мысли о поцелуе окрепнуть и эволюционировать в мысли о теле Мелли, об обладании ею. Перерасти в шаги приближающейся великаньей поступи кризиса в отношениях, который палицей разбивает в щепки фрегаты, бриги и каравеллы влюблённых, бороздящие бурные и штилевые глади вод, отправляя их обломки в тёмные, холодные, морские глубины.

Фрэнк перезвонил Мелли и договорился об обеде на следующий день.

«Я хочу поговорить с тобою кое о чём», — мягко сказал Фрэнк, улыбаясь в трубку.

Вечером этого же дня Кел Уайт зашёл к Мелли и дочери.

Мелани беззастенчиво обмолвилась ему о происходящем. Она весьма оптимистично восприняла слова Фрэнка, обманувшись его улыбкой в телефонную трубку. И тем самым обманула Уайта. Тот, в свою очередь, взвинтил Донни, стремясь защитить Мелани и, по возможности, помешать. Кел видел, что Мелани воодушевлена, взбудоражена и словно бы не в себе. Он не помнил, чтобы она бывала в таком состоянии. Даже в предсвадебный период и когда Кел подарил ей медовый месяц в Эдинбурге. И это её состояние не дало Уайту сил напомнить ей, что она мечтает об опасном и покушается на запретный плод. Пожалуй, самый запретный из известных ему.

Сказал он об этом Робину Донни.

***

— Мы вообще прекращаем видеться, Фрэнк? — Мелли смотрит на него во все глаза.

— Да, — Фрэнк стоит, опершись на ствол граба, курит.

— Но в чём причина?

Фрэнк отслеживает, как серые прозрачные глаза Мелли начинают темнеть, словно грозовые свинцовые тучи.

— Мелли, — говорит Фрэнк. Но прерывается, останавливаясь для того, чтобы сделать затяжку. — Мелли, я не стану перечислять все твои достоинства, которыми щедро оделила тебя природа и которые ты сама в себе развила. Полагаю, тебя это порядком взбесит, учитывая контекст происходящего.

Мелани в самом деле зло отворачивается, но тут же возвращается взглядом к Фрэнку.

— Ты очень привлекательна для меня.

Мелани молчит.

— Это создаёт сложности. Я не хочу отвлекаться на эти сложности. Мне некомфортно.

— Некомфортно?! Что ты себе вообразил?